Спутнику девушки, женатому человеку. Делу не дали хода, потому что он лицо весьма известное в тех местах.
— Лорейн об этом знает?
— Безусловно. Я не удивился бы, если бы выяснилось, что у нее были и другие неприятности с дочерью. Кроме того, мы ожидаем сведений из школ, в которых она училась.
— А я ничего не замечала! Ни я, ни мои подруги!
Ведь я ее познакомила со многими своими подругами, особенно с теми, у кого есть дочери…
Бедняжка Кристина, до чего же она перепугалась при мысли о том, какую ответственность на себя взвалила и какие упреки могут на нее обрушиться!
— Она почти не красилась и так мало заботилась о нарядах, что я даже уговаривала ее быть пококетливей.
— С матерью ее все в порядке? — еле заметно улыбнулся Эверелл.
— Лорейн — редкая женщина. Малость шумлива, малость прямолинейна, не очень мягка, может быть, но бездна искренности и доброты!
— Не могли бы вы, миссис Эшби, написать мне список семей, с которыми вы познакомили мисс Шерман?
— Хоть сейчас. Их не больше десятка. Те, где нет мужчин, тоже указать?
В сущности, не так уж она простодушна.
— Нет, эти можете не указывать.
Кристина отошла к секретеру, стоявшему в углу возле камина; Эверелл повернулся к Эшби и как бы между прочим заметил:
— Вы, наверно, мало спали нынче ночью.
Этот хоть не расставляет ему ловушек.
— Точно. Можно сказать, не спал вовсе — не сон, а сплошные кошмары.
— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, вы мало общались с девушками.
— Совсем не общался. Так уж вышло, что я ни разу не попадал в школу со смешанным обучением. А из-за школьной парты я сразу переместился за учительскую кафедру.
— Мне очень приглянулся ваш, как вы его зовете, закуток. Вы не будете возражать, если я там побываю еще раз?
Неужели и он, как другие, окажется врагом? Спенсеру не верилось. Он был рад оказать лейтенанту любезность, принять его в своем уголке.
Эверелл со стаканом в руке затворил за собой дверь.
— Это кресло попало в дом благодаря вам, не так ли?
— Как вы угадали?
Эверелл всем своим видом выразил, что это нетрудно.
Эшби понимал, что он имеет в виду.
— Это единственная вещь, доставшаяся мне в наследство от отца.
— Ваш отец давно умер?
— Лет двадцать назад.
— Позвольте спросить — от чего?
Эшби поколебался, обвел глазами комнату, словно советуясь с привычными вещами, и наконец повернулся к Эвереллу.
— Он ушел из жизни добровольно. — Ему самому показалось странным, как он выговорил эти слова; покачав головой, он добавил:
— Видите ли, он был, как говорится, из хорошей семьи. Женился на девушке, принадлежавшей к еще более блестящей семье. Так он, во всяком случае, рассказывал. А поведение моего отца не имело ничего общего с тем, чего от него ждали. — Спенсер небрежно кивнул на бутылку, которую принес с собой. — Особенно в смысле этого. Когда он понял, что вот-вот скатится на самое дно…
Он замолчал. Лейтенант понял.
— Ваша мать еще жива?
— Не знаю. Думаю, что жива.
Даже если это движение было умышленным, в нем сквозила бесконечная деликатность: Эверелл как бы машинально провел рукой по коже старого кресла, словно оно было живое.
V
Было половина четвертого: в гостиной стало темнее, но лампы еще не зажгли. Электричество не горело ни в коридоре, ни в других комнатах, нигде в доме, кроме спальни, откуда проникал розовый свет и доносились привычные звуки: Кристина переодевалась перед уходом.
Лорейн должна была приехать нью-йоркским поездом в четыре двадцать; до вокзала мили две. Кристина собиралась на вокзал одна. Спенсер, полузакрыв глаза, сидел у камина, где догорало полено, и время от времени попыхивал трубкой. За окнами медленно вступала в свои права зимняя ночь, и блеск редких огней становился с каждой минутой все ярче.
Кристина, наверно, сидела на краю кровати в, сняв домашние туфли, собиралась надеть ботинки, как вдруг два огня, еще белее и ослепительнее, чем остальные, словно ворвались в комнату, на секунду высветили часть потолка и, описав кривую, остановились перед домом Кацев. Эшби узнал машину м-ра Каца: шофер распахнул и захлопнул дверцы. Эта машина быстроходнее других, от нее меньше шуму, да и катится она как-то по-другому.
Может быть, м-р Кац приехал всего на несколько часов, может быть, на несколько дней, кто знает. Спенсер поглядел на окна: интересно, слышала ли Шейла, что приехал муж, пошла ли ему навстречу?
Как странно: они соседи, а имя ее он узнал из газет!
Теперь, когда ему известно, как ее зовут, она кажется ему еще экзотичнее; ему нравится воображать, что она родом из какой-нибудь древней еврейской семьи, обосновавшейся на берегу Босфора, в Пере. Он ушел в дремоту, не пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Едва, словно утихомирившиеся огромные псы, погасли фары лимузина, как на холм въехала другая, более шумная машина; это был пикап, на боку у него красовались фамилия и адрес нью-йоркского слесаря. Из пикапа вышли трое мужчин; низенький, круглый в своей шубе Кац с порога замахал руками, объясняя, чего он от них хочет. Наверняка он узнал в Нью-Йорке об убийстве Беллы и поспешил привезти специалистов, чтобы поставить дома усовершенствованные замки, а может быть, провести сигнализацию.
— Я не опаздываю? — спросила Кристина, продолжая возиться в спальне.
Не успел он ответить, как в дверь забарабанили так, что она заходила ходуном. Спенсер бросился отворять и удивился, оказавшись нос к носу с незнакомой женщиной, которая ростом и телосложением не уступала ему; лицо ее показалось ему мужеподобным; на ней был твидовый костюм цвета ржавчины, а сверху шуба из дикой кошки.
Спенсер не рассмотрел ее во всех подробностях, потому что все произошло слишком быстро, но его поразили ее возбуждение, властность и исходивший от нее запах виски.
— Надеюсь, Кристина дома?
И, только затворяя дверь, он заметил за пикапом слесаря желтый кузов нью-йоркского такси, которое в заснеженной аллее выглядело как-то нелепо.
— Будьте любезны, заплатите таксисту! Мы уговорились о цене, когда выезжали из аэропорта. Пускай не вздумает запрашивать больше. Двадцать долларов.
— Лорейн! — закричала из спальни Кристина, узнав голос.
У Лорейн был с собой только маленький чемоданчик; расплатившись с шофером, Спенсер внес его в дом.
— Она правду рассказывает о своей дочери? — спросил таксист.
— Да, ее дочь убили.
— В этом доме?
Он пригнулся, чтобы разглядеть как следует — так смотрят люди в музее, зная, что потом придется рассказывать об увиденном. Обе женщины заговорили очень громко, глядя друг на друга с таким видом, словно сейчас разрыдаются; на самом деле ни та, ни другая не плакали, а только шмыгали носами.
— Это здесь? — спросила Лорейн, точь-в-точь как шофер.
Спенсер был обязан ее жалеть, но все же не мог отделаться от чувства разочарования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Лорейн об этом знает?
— Безусловно. Я не удивился бы, если бы выяснилось, что у нее были и другие неприятности с дочерью. Кроме того, мы ожидаем сведений из школ, в которых она училась.
— А я ничего не замечала! Ни я, ни мои подруги!
Ведь я ее познакомила со многими своими подругами, особенно с теми, у кого есть дочери…
Бедняжка Кристина, до чего же она перепугалась при мысли о том, какую ответственность на себя взвалила и какие упреки могут на нее обрушиться!
— Она почти не красилась и так мало заботилась о нарядах, что я даже уговаривала ее быть пококетливей.
— С матерью ее все в порядке? — еле заметно улыбнулся Эверелл.
— Лорейн — редкая женщина. Малость шумлива, малость прямолинейна, не очень мягка, может быть, но бездна искренности и доброты!
— Не могли бы вы, миссис Эшби, написать мне список семей, с которыми вы познакомили мисс Шерман?
— Хоть сейчас. Их не больше десятка. Те, где нет мужчин, тоже указать?
В сущности, не так уж она простодушна.
— Нет, эти можете не указывать.
Кристина отошла к секретеру, стоявшему в углу возле камина; Эверелл повернулся к Эшби и как бы между прочим заметил:
— Вы, наверно, мало спали нынче ночью.
Этот хоть не расставляет ему ловушек.
— Точно. Можно сказать, не спал вовсе — не сон, а сплошные кошмары.
— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, вы мало общались с девушками.
— Совсем не общался. Так уж вышло, что я ни разу не попадал в школу со смешанным обучением. А из-за школьной парты я сразу переместился за учительскую кафедру.
— Мне очень приглянулся ваш, как вы его зовете, закуток. Вы не будете возражать, если я там побываю еще раз?
Неужели и он, как другие, окажется врагом? Спенсеру не верилось. Он был рад оказать лейтенанту любезность, принять его в своем уголке.
Эверелл со стаканом в руке затворил за собой дверь.
— Это кресло попало в дом благодаря вам, не так ли?
— Как вы угадали?
Эверелл всем своим видом выразил, что это нетрудно.
Эшби понимал, что он имеет в виду.
— Это единственная вещь, доставшаяся мне в наследство от отца.
— Ваш отец давно умер?
— Лет двадцать назад.
— Позвольте спросить — от чего?
Эшби поколебался, обвел глазами комнату, словно советуясь с привычными вещами, и наконец повернулся к Эвереллу.
— Он ушел из жизни добровольно. — Ему самому показалось странным, как он выговорил эти слова; покачав головой, он добавил:
— Видите ли, он был, как говорится, из хорошей семьи. Женился на девушке, принадлежавшей к еще более блестящей семье. Так он, во всяком случае, рассказывал. А поведение моего отца не имело ничего общего с тем, чего от него ждали. — Спенсер небрежно кивнул на бутылку, которую принес с собой. — Особенно в смысле этого. Когда он понял, что вот-вот скатится на самое дно…
Он замолчал. Лейтенант понял.
— Ваша мать еще жива?
— Не знаю. Думаю, что жива.
Даже если это движение было умышленным, в нем сквозила бесконечная деликатность: Эверелл как бы машинально провел рукой по коже старого кресла, словно оно было живое.
V
Было половина четвертого: в гостиной стало темнее, но лампы еще не зажгли. Электричество не горело ни в коридоре, ни в других комнатах, нигде в доме, кроме спальни, откуда проникал розовый свет и доносились привычные звуки: Кристина переодевалась перед уходом.
Лорейн должна была приехать нью-йоркским поездом в четыре двадцать; до вокзала мили две. Кристина собиралась на вокзал одна. Спенсер, полузакрыв глаза, сидел у камина, где догорало полено, и время от времени попыхивал трубкой. За окнами медленно вступала в свои права зимняя ночь, и блеск редких огней становился с каждой минутой все ярче.
Кристина, наверно, сидела на краю кровати в, сняв домашние туфли, собиралась надеть ботинки, как вдруг два огня, еще белее и ослепительнее, чем остальные, словно ворвались в комнату, на секунду высветили часть потолка и, описав кривую, остановились перед домом Кацев. Эшби узнал машину м-ра Каца: шофер распахнул и захлопнул дверцы. Эта машина быстроходнее других, от нее меньше шуму, да и катится она как-то по-другому.
Может быть, м-р Кац приехал всего на несколько часов, может быть, на несколько дней, кто знает. Спенсер поглядел на окна: интересно, слышала ли Шейла, что приехал муж, пошла ли ему навстречу?
Как странно: они соседи, а имя ее он узнал из газет!
Теперь, когда ему известно, как ее зовут, она кажется ему еще экзотичнее; ему нравится воображать, что она родом из какой-нибудь древней еврейской семьи, обосновавшейся на берегу Босфора, в Пере. Он ушел в дремоту, не пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. Едва, словно утихомирившиеся огромные псы, погасли фары лимузина, как на холм въехала другая, более шумная машина; это был пикап, на боку у него красовались фамилия и адрес нью-йоркского слесаря. Из пикапа вышли трое мужчин; низенький, круглый в своей шубе Кац с порога замахал руками, объясняя, чего он от них хочет. Наверняка он узнал в Нью-Йорке об убийстве Беллы и поспешил привезти специалистов, чтобы поставить дома усовершенствованные замки, а может быть, провести сигнализацию.
— Я не опаздываю? — спросила Кристина, продолжая возиться в спальне.
Не успел он ответить, как в дверь забарабанили так, что она заходила ходуном. Спенсер бросился отворять и удивился, оказавшись нос к носу с незнакомой женщиной, которая ростом и телосложением не уступала ему; лицо ее показалось ему мужеподобным; на ней был твидовый костюм цвета ржавчины, а сверху шуба из дикой кошки.
Спенсер не рассмотрел ее во всех подробностях, потому что все произошло слишком быстро, но его поразили ее возбуждение, властность и исходивший от нее запах виски.
— Надеюсь, Кристина дома?
И, только затворяя дверь, он заметил за пикапом слесаря желтый кузов нью-йоркского такси, которое в заснеженной аллее выглядело как-то нелепо.
— Будьте любезны, заплатите таксисту! Мы уговорились о цене, когда выезжали из аэропорта. Пускай не вздумает запрашивать больше. Двадцать долларов.
— Лорейн! — закричала из спальни Кристина, узнав голос.
У Лорейн был с собой только маленький чемоданчик; расплатившись с шофером, Спенсер внес его в дом.
— Она правду рассказывает о своей дочери? — спросил таксист.
— Да, ее дочь убили.
— В этом доме?
Он пригнулся, чтобы разглядеть как следует — так смотрят люди в музее, зная, что потом придется рассказывать об увиденном. Обе женщины заговорили очень громко, глядя друг на друга с таким видом, словно сейчас разрыдаются; на самом деле ни та, ни другая не плакали, а только шмыгали носами.
— Это здесь? — спросила Лорейн, точь-в-точь как шофер.
Спенсер был обязан ее жалеть, но все же не мог отделаться от чувства разочарования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34