Ален был прямо зачарован маленькими тележками. К их столу подкатили тележку, заставленную закусками, но в зале были и другие, с пирожными и десертом. Среди всех этих тележек выделялась одна огромная, серебряная, сделанная в виде купола с крышкой, как у коробки.
– До войны в эту тележку помещали четверть говяжьей туши, – объяснил Мегрэ. – Думаю, что именно здесь я ел самый лучший ростбиф в моей жизни. Во всяком случае, самый внушительный. А теперь они кладут туда индейку. Ты любишь индейку.
– Наверно, люблю.
– Если ты не потеряешь аппетита после омара, мы закажем еще индейку.
– Я не хочу есть.
Наверно, сидя в углу за маленьким столиком, он походил на богатого провинциального дядюшку, который угощает племянника парадным обедом по случаю окончания учебного года.
– Моя мать тоже умерла, когда я был совсем маленьким. И меня тоже воспитывал отец.
– Он провожал вас в школу?
– Он не мог. Он должен был работать. Мы жили в деревне.
– А когда я был совсем маленьким, мой отец всегда провожал меня в школу, а потом приходил за мной. Среди всех ожидающих у школы он был единственным мужчиной. Когда мы возвращались, он сам готовил обед для всех нас.
– Но ведь иногда у вас была прислуга?
– Это он вам сказал? Вы с ним разговаривали?
– Да, я с ним разговаривал.
– Он беспокоится обо мне?
– Я сейчас позвоню в Париж, чтобы его успокоили.
Ален не замечал, что он ест с аппетитом, и даже выпил, не поморщившись, несколько глотков вина, которое ему налил официант.
– Но она у нас никогда подолгу не жила.
– Кто?
– Прислуга. Отец так хотел, чтобы все изменилось, что очень часто принимал желаемое за действительное. «Теперь, дети мои, – заявлял он, – мы начнем жить, как все люди. Завтра мы переезжаем».
– И вы переезжали?
– Иногда. Мы въезжали в новую, совершенно пустую квартиру, мебели не было. Ее привозили позже, уже при нас. Появлялись новые люди, няни, горничные, которых отец находил в бюро по найму прислуги. Почти сразу начинали приходить поставщики, а за ними судебные исполнители, которые часами ждали, думая, что отца нет дома, а он пока прятался в одной из комнат. В конце концов отключали газ, электричество. Но он не виноват. Он очень умный. У него полно интересных идей. Вот послушайте.
Мегрэ, слегка наклонив голову, внимательно слушал, лицо его смягчилось, глаза тепло и дружески смотрели на юношу.
– Это было несколько лет тому назад. Я хорошо помню, что очень долго, кажется два года, он предлагал во все министерства проект расширения и модернизации одного из марокканских портов. Его кормили обещаниями. Если бы проект приняли, мы бы уехали туда жить и стали бы очень богатыми. Когда план дошел до высших начальников, они только пожали плечами. Они чуть ли не сочли отца сумасшедшим, потому что он предлагал создать большой порт в таком месте. А теперь это сделали американцы.
– Ясно!
Мегрэ хорошо знал этот сорт людей! Но разве мог он показать сыну отца таким, каким он был в действительности? Двое других, старший сын и дочь, уже давно поняли, что он собой представляет, и ушли из дому, не испытывая никакой благодарности к этому толстяку, такому слабому и никчемному, но тем не менее воспитавшему их. От этих двух он не мог ожидать даже жалости. И только один Ален еще верил в него. Удивительно все-таки, ведь Ален так походил на сестру, что Мегрэ это даже смущало!
– Возьми еще немного грибов.
– Спасибо.
Мальчик зачарованно смотрел в окно. Был час, когда машины непрерывным потоком подъезжают к отелю, останавливаются на мгновенье у подъезда и портье в ливрее мышиного цвета бросается открывать двери.
Почти все прибывшие были в вечерних туалетах. Было много молодых пар и даже целых семейств. У большинства женщин к корсажу были приколоты орхидеи. Мужчины были в смокингах, некоторые во фраках, и сквозь стеклянную стену можно было видеть, как они проходят через холл в большой парадный зал ресторана, откуда доносились звуки оркестра.
В этот чудесный день погода до конца оставалась прекрасной, лучи заходящего солнца освещали лица каким-то нереальным светом.
– До каких лет ты посещал школу?
– До пятнадцати с половиной.
– Лицей?
– Да. Я закончил третий класс и ушел.
– Почему?
– Я хотел зарабатывать деньги и помогать отцу.
– Ты хорошо учился?
– Довольно хорошо. Кроме математики.
– Ты сразу нашел работу?
– Да. Я поступил в канцелярию.
– А твоя сестра отдавала отцу свое жалованье?
– Нет. Она платила только за питание. Она все высчитывала до копейки, но не платила ни за квартиру, ни за отопление, ни за электричество. А она больше всех тратила света, потому что полночи читала, лежа в постели.
– А ты ему отдавал все?
– Да.
– Ты не куришь?
– Нет.
Появление омара надолго прервало их беседу. Ален тоже казался успокоенным. Правда, иногда – он сидел спиной к двери – он поворачивался и смотрел на входящих.
– Что ты все оглядываешься?
– Может быть, она придет?
– Ты думаешь, что она придет?
– Я заметил, что, когда вы говорили с этим человеком в холле, вы бросили взгляд в сторону бара, и я решил, что она там.
– Ты ее знаешь?
– Я никогда с ней не разговаривал.
– А она тебя знает?
– Она меня узнает.
– А где она тебя видела?
– Две недели тому назад на бульваре Ришар-Валлас.
– Ты был у нее в квартире?
– Нет. Я стоял напротив дома, у решетки.
– Ты следил за отцом?
– Да.
– Почему?
Мегрэ слишком поторопился. Ален замолчал…
– Я не понимаю, для чего вы все это делаете?
– Что все?
Взглядом Ален указал на стол, на омара, на вино, на всю роскошь, оплаченную Мегрэ, человеком, который, логически рассуждая, давно должен был запрятать его в тюрьму.
– В конце концов мы должны были поесть или нет? Я ничего не ел с самого утра. А ты?
– Я съел сандвич.
– Значит, пока мы обедаем, а там будет видно.
– А что вы будете делать?
– Вероятней всего, мы сядем на самолет, чтобы вернуться в Париж. Ты любишь самолеты?
– Нет, не очень.
– Ты уже бывал за границей?
– Нет. В прошлом году я должен был провести две недели в молодежном лагере в Австрии. Знаете, в порядке обмена между двумя странами. Есть такая организация. Я записался. Мне велели получить визу. А потом, когда наступила моя очередь, я заболел и лежал в постели. У меня был синусит.
Пауза. Мальчик вспомнил о всех своих невзгодах, а Мегрэ только и было нужно, чтобы он сам вернулся к этой теме.
– Вы с ней не говорили?
– С кем?
– С ней!
– Сегодня утром, в ее комнате.
– Что она сказала?
– Ничего.
– Это она виновата в несчастьях моего отца. Но вы сами увидите, что с ней невозможно бороться.
– Ты так думаешь?
– Признайтесь, что вы не посмеете ее арестовать?
– Почему?
– Не знаю. С ней всегда так. Она действует очень осторожно.
– Ты в курсе ее деловых отношений с твоим отцом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– До войны в эту тележку помещали четверть говяжьей туши, – объяснил Мегрэ. – Думаю, что именно здесь я ел самый лучший ростбиф в моей жизни. Во всяком случае, самый внушительный. А теперь они кладут туда индейку. Ты любишь индейку.
– Наверно, люблю.
– Если ты не потеряешь аппетита после омара, мы закажем еще индейку.
– Я не хочу есть.
Наверно, сидя в углу за маленьким столиком, он походил на богатого провинциального дядюшку, который угощает племянника парадным обедом по случаю окончания учебного года.
– Моя мать тоже умерла, когда я был совсем маленьким. И меня тоже воспитывал отец.
– Он провожал вас в школу?
– Он не мог. Он должен был работать. Мы жили в деревне.
– А когда я был совсем маленьким, мой отец всегда провожал меня в школу, а потом приходил за мной. Среди всех ожидающих у школы он был единственным мужчиной. Когда мы возвращались, он сам готовил обед для всех нас.
– Но ведь иногда у вас была прислуга?
– Это он вам сказал? Вы с ним разговаривали?
– Да, я с ним разговаривал.
– Он беспокоится обо мне?
– Я сейчас позвоню в Париж, чтобы его успокоили.
Ален не замечал, что он ест с аппетитом, и даже выпил, не поморщившись, несколько глотков вина, которое ему налил официант.
– Но она у нас никогда подолгу не жила.
– Кто?
– Прислуга. Отец так хотел, чтобы все изменилось, что очень часто принимал желаемое за действительное. «Теперь, дети мои, – заявлял он, – мы начнем жить, как все люди. Завтра мы переезжаем».
– И вы переезжали?
– Иногда. Мы въезжали в новую, совершенно пустую квартиру, мебели не было. Ее привозили позже, уже при нас. Появлялись новые люди, няни, горничные, которых отец находил в бюро по найму прислуги. Почти сразу начинали приходить поставщики, а за ними судебные исполнители, которые часами ждали, думая, что отца нет дома, а он пока прятался в одной из комнат. В конце концов отключали газ, электричество. Но он не виноват. Он очень умный. У него полно интересных идей. Вот послушайте.
Мегрэ, слегка наклонив голову, внимательно слушал, лицо его смягчилось, глаза тепло и дружески смотрели на юношу.
– Это было несколько лет тому назад. Я хорошо помню, что очень долго, кажется два года, он предлагал во все министерства проект расширения и модернизации одного из марокканских портов. Его кормили обещаниями. Если бы проект приняли, мы бы уехали туда жить и стали бы очень богатыми. Когда план дошел до высших начальников, они только пожали плечами. Они чуть ли не сочли отца сумасшедшим, потому что он предлагал создать большой порт в таком месте. А теперь это сделали американцы.
– Ясно!
Мегрэ хорошо знал этот сорт людей! Но разве мог он показать сыну отца таким, каким он был в действительности? Двое других, старший сын и дочь, уже давно поняли, что он собой представляет, и ушли из дому, не испытывая никакой благодарности к этому толстяку, такому слабому и никчемному, но тем не менее воспитавшему их. От этих двух он не мог ожидать даже жалости. И только один Ален еще верил в него. Удивительно все-таки, ведь Ален так походил на сестру, что Мегрэ это даже смущало!
– Возьми еще немного грибов.
– Спасибо.
Мальчик зачарованно смотрел в окно. Был час, когда машины непрерывным потоком подъезжают к отелю, останавливаются на мгновенье у подъезда и портье в ливрее мышиного цвета бросается открывать двери.
Почти все прибывшие были в вечерних туалетах. Было много молодых пар и даже целых семейств. У большинства женщин к корсажу были приколоты орхидеи. Мужчины были в смокингах, некоторые во фраках, и сквозь стеклянную стену можно было видеть, как они проходят через холл в большой парадный зал ресторана, откуда доносились звуки оркестра.
В этот чудесный день погода до конца оставалась прекрасной, лучи заходящего солнца освещали лица каким-то нереальным светом.
– До каких лет ты посещал школу?
– До пятнадцати с половиной.
– Лицей?
– Да. Я закончил третий класс и ушел.
– Почему?
– Я хотел зарабатывать деньги и помогать отцу.
– Ты хорошо учился?
– Довольно хорошо. Кроме математики.
– Ты сразу нашел работу?
– Да. Я поступил в канцелярию.
– А твоя сестра отдавала отцу свое жалованье?
– Нет. Она платила только за питание. Она все высчитывала до копейки, но не платила ни за квартиру, ни за отопление, ни за электричество. А она больше всех тратила света, потому что полночи читала, лежа в постели.
– А ты ему отдавал все?
– Да.
– Ты не куришь?
– Нет.
Появление омара надолго прервало их беседу. Ален тоже казался успокоенным. Правда, иногда – он сидел спиной к двери – он поворачивался и смотрел на входящих.
– Что ты все оглядываешься?
– Может быть, она придет?
– Ты думаешь, что она придет?
– Я заметил, что, когда вы говорили с этим человеком в холле, вы бросили взгляд в сторону бара, и я решил, что она там.
– Ты ее знаешь?
– Я никогда с ней не разговаривал.
– А она тебя знает?
– Она меня узнает.
– А где она тебя видела?
– Две недели тому назад на бульваре Ришар-Валлас.
– Ты был у нее в квартире?
– Нет. Я стоял напротив дома, у решетки.
– Ты следил за отцом?
– Да.
– Почему?
Мегрэ слишком поторопился. Ален замолчал…
– Я не понимаю, для чего вы все это делаете?
– Что все?
Взглядом Ален указал на стол, на омара, на вино, на всю роскошь, оплаченную Мегрэ, человеком, который, логически рассуждая, давно должен был запрятать его в тюрьму.
– В конце концов мы должны были поесть или нет? Я ничего не ел с самого утра. А ты?
– Я съел сандвич.
– Значит, пока мы обедаем, а там будет видно.
– А что вы будете делать?
– Вероятней всего, мы сядем на самолет, чтобы вернуться в Париж. Ты любишь самолеты?
– Нет, не очень.
– Ты уже бывал за границей?
– Нет. В прошлом году я должен был провести две недели в молодежном лагере в Австрии. Знаете, в порядке обмена между двумя странами. Есть такая организация. Я записался. Мне велели получить визу. А потом, когда наступила моя очередь, я заболел и лежал в постели. У меня был синусит.
Пауза. Мальчик вспомнил о всех своих невзгодах, а Мегрэ только и было нужно, чтобы он сам вернулся к этой теме.
– Вы с ней не говорили?
– С кем?
– С ней!
– Сегодня утром, в ее комнате.
– Что она сказала?
– Ничего.
– Это она виновата в несчастьях моего отца. Но вы сами увидите, что с ней невозможно бороться.
– Ты так думаешь?
– Признайтесь, что вы не посмеете ее арестовать?
– Почему?
– Не знаю. С ней всегда так. Она действует очень осторожно.
– Ты в курсе ее деловых отношений с твоим отцом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31