Попавшись, он бы не молчал.
«Я ошибался, считая его мужчиной», – добавил он.
Потом спросил, где у меня печь.
– Он знал, что она у вас есть?
– Я полагаю, да.
От Мосса, – это было очевидно, как было очевидно и то, что Стёвельс сейчас выгораживал брата.
– Он приказал Альфреду растопить ее, а меня попросил принести острые переплетные ножи. «Все мы попали в один переплет, дети мои, – сказал он. – Если бы я не убил этого идиота, не прошло бы и недели, как мы были бы арестованы. Никто его с нами не видел. Никто не знает, что он здесь. Семьи, которая стала бы искать, у него нет. Пусть он исчезнет, а мы будем жить спокойно».
Это был неподходящий момент для того, чтобы расспрашивать переплетчика, помогал ли кто-нибудь расчленять труп.
– Он сказал вам о смерти графини?
– Да.
– Вы тогда и узнали об этом?
– Я не видел никого с тех самых пор, как они уехали на автомобиле.
Он говорил все менее уверенно, а Фернанда смотрела то на мужа, то на Мегрэ.
– Говори, Франс. Они ведь втянули тебя в эту историю, а сами скрылись. Какой смысл тебе молчать?
Лиотар добавил:
– Как ваш защитник, я могу подтвердить, что рассказать обо всем – не только ваш долг, но в ваших интересах. Я думаю, что правосудие оценит вашу чистосердечность.
Франс посмотрел на него своими большими мутными глазами и пожал плечами.
– Они провели у меня часть ночи, – наконец произнес он. – Это было очень долго.
Фернанду начало тошнить, она поднесла платок ко рту.
– У Шварца или Левина, не важно, как там его зовут, в кармане плаща была бутылка спиртного, и мой брат много выпил. В какой-то момент Шварц злобно сказал ему: «Это ты второй раз мне такое устраиваешь!»
Тогда-то Альфред и рассказал мне о старухе графине.
– Минутку, – прервал его Мегрэ. – Что вам, собственно, известно о Шварце?
– Это человек, на которого работал мой брат. Он много раз о нем говорил. Считал его очень сильным, но опасным человеком. У него есть ребенок от очень красивой женщины, итальянки, с которой он в основном и живет.
– Глория?
– Да. Шварц по преимуществу работал в больших отелях. Подцепил эту богатую женщину, очень эксцентричную, надеялся неплохо заработать, устроил к ней Глорию.
– А Кринкер?
– Я, собственно, видел его только мертвым. Выстрел раздался через несколько минут после того, как он переступил мой порог. Я многое понял только потом, по размышлении.
– Что, например?
– Что Шварц тщательнейшим образом продумал все заранее. Он хотел, чтобы Кринкер исчез, и нашел способ отделаться от него, ничем не рискуя. Он знал, что произойдет, когда шел ко мне. Это он отправил Глорию в Конкарно, чтобы дать телеграмму Фернанде.
– А что старуха?
– Я в этой истории не замешан. Знаю только, что после развода Кринкер, который жил на Лазурном берегу, пытался наладить с ней отношения. Не так давно ему это удалось, и она временами подкидывала ему небольшие суммы. Они мгновенно таяли, потому что он любил жить на широкую ногу. А ему нужны были деньги, чтобы перебраться в Соединенные Штаты.
– Он все еще любил свою жену?
– Не знаю. Он познакомился со Шварцем, а скорее Шварц, которого проинформировала Глория, решил познакомиться с Кринкером в баре, и они более или менее сдружились.
– Это они вам рассказали после смерти Кринкера, когда горела печь?
– Мы ведь долго ждали, пока…
– Понятно.
– Мне не говорили, чья это была идея: Кринкера или Шварца. Старуха имела обыкновение путешествовать с чемоданчиком, в котором были ее драгоценности – целое состояние. В это время года она всегда отправлялась на Лазурный берег. Речь шла о том, чтобы уговорить ее на этот раз ехать в машине Кринкера. По дороге в определенном месте на машину должны были напасть и захватить чемоданчик. В представлении Кринкера все должно было произойти бескровно. Он был убежден, что ничем не рискует, потому что будет сидеть в машине вместе со своей бывшей тещей.
Не знаю, по какой причине, но Шварц выстрелил, и я думаю, что сделал он это нарочно, чтобы держать на коротком поводке двух других.
– В том числе и вашего брата?
– Да. Нападение было совершено на дороге у Фонтенбло, после чего они отправились в Ланьи, чтобы избавиться от машины. Шварц когда-то жил там и хорошо знал округу. Что еще вас интересует?
– Где драгоценности?
– Они нашли чемоданчик, но драгоценностей в нем не было. Графиня, без сомнения, до конца им все-таки не доверяла. Глория, которая ехала с ней, тоже ничего не знала. Может, она оставила их в каком-нибудь банке?
– Тогда-то Кринкер и взбесился?
– Он хотел перейти границу немедленно, со своими собственными документами, но Шварц сказал, что он непременно попадется. Кринкер перестал спать, много пил. В общем, впал в панику, и Шварц решил, что единственная возможность быть более или менее спокойным, – это избавиться от него навсегда. Он привел его ко мне, пообещав достать ему фальшивый паспорт.
– А как получилось, что костюм вашего брата…
– Понятно. Альфред споткнулся, и именно на том месте, где…
– И вы дали ему свой синий костюм, а тот оставили и на следующий день чистили?
У Фернанды, должно быть, стояли перед глазами кровавые картины. Она смотрела на мужа, словно впервые видела его, и явно пыталась представить себе дни и ночи, которые он провел один – в подвале и в мастерской.
Мегрэ увидел, что ее передернуло, но она тут же протянула дрожащую руку и положила ее на большую лапищу переплетчика.
– Может быть, в Центральной тюрьме есть переплетная мастерская, – прошептала она, пытаясь улыбнуться.
Левин, который не был ни Левином, ни Шварцом, а Саркистяном и которого разыскивала полиция трех стран, был арестован через месяц в маленькой деревушке в окрестностях Орлеана, где он безмятежно ловил рыбку.
Через два дня в доме неподалеку от Орлеана нашли Глорию Лотти, и она категорически отказалась назвать крестьян, которым доверила своего сына.
Что касается Альфреда Мосса, его приметы четыре года оставались во всех полицейских бюллетенях.
Однажды ночью в маленьком цирке, переезжавшем из деревни в деревню по дорогам Северной Франции, повесился жалкий клоун, и, изучив документы, найденные в его чемодане, полиция установила его личность.
Драгоценности графини так и не покидали «Клариджа», запертые там в большом чемодане в камере хранения, а сапожник с улицы Тюренн, даже мертвецки пьяный, так и не признался, что это именно он написал анонимку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
«Я ошибался, считая его мужчиной», – добавил он.
Потом спросил, где у меня печь.
– Он знал, что она у вас есть?
– Я полагаю, да.
От Мосса, – это было очевидно, как было очевидно и то, что Стёвельс сейчас выгораживал брата.
– Он приказал Альфреду растопить ее, а меня попросил принести острые переплетные ножи. «Все мы попали в один переплет, дети мои, – сказал он. – Если бы я не убил этого идиота, не прошло бы и недели, как мы были бы арестованы. Никто его с нами не видел. Никто не знает, что он здесь. Семьи, которая стала бы искать, у него нет. Пусть он исчезнет, а мы будем жить спокойно».
Это был неподходящий момент для того, чтобы расспрашивать переплетчика, помогал ли кто-нибудь расчленять труп.
– Он сказал вам о смерти графини?
– Да.
– Вы тогда и узнали об этом?
– Я не видел никого с тех самых пор, как они уехали на автомобиле.
Он говорил все менее уверенно, а Фернанда смотрела то на мужа, то на Мегрэ.
– Говори, Франс. Они ведь втянули тебя в эту историю, а сами скрылись. Какой смысл тебе молчать?
Лиотар добавил:
– Как ваш защитник, я могу подтвердить, что рассказать обо всем – не только ваш долг, но в ваших интересах. Я думаю, что правосудие оценит вашу чистосердечность.
Франс посмотрел на него своими большими мутными глазами и пожал плечами.
– Они провели у меня часть ночи, – наконец произнес он. – Это было очень долго.
Фернанду начало тошнить, она поднесла платок ко рту.
– У Шварца или Левина, не важно, как там его зовут, в кармане плаща была бутылка спиртного, и мой брат много выпил. В какой-то момент Шварц злобно сказал ему: «Это ты второй раз мне такое устраиваешь!»
Тогда-то Альфред и рассказал мне о старухе графине.
– Минутку, – прервал его Мегрэ. – Что вам, собственно, известно о Шварце?
– Это человек, на которого работал мой брат. Он много раз о нем говорил. Считал его очень сильным, но опасным человеком. У него есть ребенок от очень красивой женщины, итальянки, с которой он в основном и живет.
– Глория?
– Да. Шварц по преимуществу работал в больших отелях. Подцепил эту богатую женщину, очень эксцентричную, надеялся неплохо заработать, устроил к ней Глорию.
– А Кринкер?
– Я, собственно, видел его только мертвым. Выстрел раздался через несколько минут после того, как он переступил мой порог. Я многое понял только потом, по размышлении.
– Что, например?
– Что Шварц тщательнейшим образом продумал все заранее. Он хотел, чтобы Кринкер исчез, и нашел способ отделаться от него, ничем не рискуя. Он знал, что произойдет, когда шел ко мне. Это он отправил Глорию в Конкарно, чтобы дать телеграмму Фернанде.
– А что старуха?
– Я в этой истории не замешан. Знаю только, что после развода Кринкер, который жил на Лазурном берегу, пытался наладить с ней отношения. Не так давно ему это удалось, и она временами подкидывала ему небольшие суммы. Они мгновенно таяли, потому что он любил жить на широкую ногу. А ему нужны были деньги, чтобы перебраться в Соединенные Штаты.
– Он все еще любил свою жену?
– Не знаю. Он познакомился со Шварцем, а скорее Шварц, которого проинформировала Глория, решил познакомиться с Кринкером в баре, и они более или менее сдружились.
– Это они вам рассказали после смерти Кринкера, когда горела печь?
– Мы ведь долго ждали, пока…
– Понятно.
– Мне не говорили, чья это была идея: Кринкера или Шварца. Старуха имела обыкновение путешествовать с чемоданчиком, в котором были ее драгоценности – целое состояние. В это время года она всегда отправлялась на Лазурный берег. Речь шла о том, чтобы уговорить ее на этот раз ехать в машине Кринкера. По дороге в определенном месте на машину должны были напасть и захватить чемоданчик. В представлении Кринкера все должно было произойти бескровно. Он был убежден, что ничем не рискует, потому что будет сидеть в машине вместе со своей бывшей тещей.
Не знаю, по какой причине, но Шварц выстрелил, и я думаю, что сделал он это нарочно, чтобы держать на коротком поводке двух других.
– В том числе и вашего брата?
– Да. Нападение было совершено на дороге у Фонтенбло, после чего они отправились в Ланьи, чтобы избавиться от машины. Шварц когда-то жил там и хорошо знал округу. Что еще вас интересует?
– Где драгоценности?
– Они нашли чемоданчик, но драгоценностей в нем не было. Графиня, без сомнения, до конца им все-таки не доверяла. Глория, которая ехала с ней, тоже ничего не знала. Может, она оставила их в каком-нибудь банке?
– Тогда-то Кринкер и взбесился?
– Он хотел перейти границу немедленно, со своими собственными документами, но Шварц сказал, что он непременно попадется. Кринкер перестал спать, много пил. В общем, впал в панику, и Шварц решил, что единственная возможность быть более или менее спокойным, – это избавиться от него навсегда. Он привел его ко мне, пообещав достать ему фальшивый паспорт.
– А как получилось, что костюм вашего брата…
– Понятно. Альфред споткнулся, и именно на том месте, где…
– И вы дали ему свой синий костюм, а тот оставили и на следующий день чистили?
У Фернанды, должно быть, стояли перед глазами кровавые картины. Она смотрела на мужа, словно впервые видела его, и явно пыталась представить себе дни и ночи, которые он провел один – в подвале и в мастерской.
Мегрэ увидел, что ее передернуло, но она тут же протянула дрожащую руку и положила ее на большую лапищу переплетчика.
– Может быть, в Центральной тюрьме есть переплетная мастерская, – прошептала она, пытаясь улыбнуться.
Левин, который не был ни Левином, ни Шварцом, а Саркистяном и которого разыскивала полиция трех стран, был арестован через месяц в маленькой деревушке в окрестностях Орлеана, где он безмятежно ловил рыбку.
Через два дня в доме неподалеку от Орлеана нашли Глорию Лотти, и она категорически отказалась назвать крестьян, которым доверила своего сына.
Что касается Альфреда Мосса, его приметы четыре года оставались во всех полицейских бюллетенях.
Однажды ночью в маленьком цирке, переезжавшем из деревни в деревню по дорогам Северной Франции, повесился жалкий клоун, и, изучив документы, найденные в его чемодане, полиция установила его личность.
Драгоценности графини так и не покидали «Клариджа», запертые там в большом чемодане в камере хранения, а сапожник с улицы Тюренн, даже мертвецки пьяный, так и не признался, что это именно он написал анонимку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33