Можно мирно покурить в полумраке вокзальной площади.
— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.
Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.
— Не узнаешь, Алик?
Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.
— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.
Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.
— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?
Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.
— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!
Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.
Тогда в игру вступал краснорожий Валера:
— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.
Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:
— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?
Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.
— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?
Алик беспечно машет рукой:
— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…
И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:
— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.
Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:
— Я выиграл! У меня двадцать два!
— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.
Валера изумленно пялился на четырех тузов:
— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!
Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.
— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?
В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.
— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.
— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.
Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.
— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.
Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.
Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.
Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.
Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.
Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.
— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.
Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.
…Вот и они. У Алика на пальце — тяжелый золотой перстень-печатка. Его проиграл ему очередной клиент, Моему приезду были рады, да и работа понравилась. Заработок превзошел обещанное, а любители спиртного и острых ощущений с тучной мошной не переводились… Два-три лопуха за ночь приносили до двух тысяч рублей. Таксисту хватало сотни. Валера сдавал тузы без сбоев. Ничего тяжелее колоды карт или пачки денег здесь поднимать не приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Возьмем выпить и через полчаса вернемся. Здесь рядом, по счетчику трешка, — горячо убеждал краснорожего, затянутого в кожу детину парень в кепке и лохматом свитере. Что-то в нем мне показалось знакомым.
Я обошел спорящих и заглянул в лицо парню. Алик! Вот так встреча! Однако Алик реагировал странно. Он повел себя так, будто мы расстались не позднее, чем вчера. Уныло поздоровался и отвернулся к собеседнику.
— Не узнаешь, Алик?
Алик наконец отклеился от мрачного типа и пожал мне руку.
— Это Валера, — кивнул он в сторону краснорожего. — Знакомься.
Тот с ленцой протянул пухлую лапу с ободранными костяшками. Такой сначала бьет, а потом разбирается. Наколотый на пальце крест с двумя косыми перекладинами подтверждал предположение.
— Ну, что, Алик, ребра на месте? На мягкое дно нырнул?
Алик довольно ухмыльнулся, покосившись на спутника. Тот утвердительно кивнул.
— Да, это тебе не фотоволынка — здесь деньги верные!
Суть их комбинации состояла в том, что Алик с видом выпивохи при деньгах выискивал на вокзале собутыльника, желательно северянина, едущего в отпуск на юг. Редко кто отказывался смотаться с ним за бутылочкой в кафе неподалеку от вокзала, тем более, что «свой» таксист соглашался подвезти «почти за так». Едва отвалив от вокзала, машина ломалась. Водитель лез под капот: «Сейчас, тут делов на две минуты…» Алик, хлопая по карманам в поисках сигарет, «случайно» вытаскивал колоду карт.
Тогда в игру вступал краснорожий Валера:
— Я тут был на днях с женой в гостях, показали новую игру. Называется олимпийское картлото. Проще репы. Сдается по две карты, для интереса каждый ставит по копейке. Картинка считается десять очков, туз — одиннадцать. Если видишь, что карта неплохая — можешь увеличить ставку на сумму, не меньшую, чем добавил предыдущий игрок. Когда остаются двое играющих, можно открывать карты. У кого больше очков — тот и выиграл. Если сумма одинаковая — преимущество по ходу сдачи.
Для начала делается «пропуль» — дают возможность лопуху выиграть рублей десять. Конечно, ставки растут уже не по копейке. Лопух окрыляется успехом, и тут же к нему приходят два туза. Первым получивший карты Алик с наивным видом спрашивает:
— А если у меня девятнадцать и у него тоже (показывает на жертву) — кто выиграл?
Валера терпеливо объясняет, случайно роняя при этом карту, обычно картинку, давая понять тем самым, что у него никак не может быть больше двадцати одного очка.
— Конечно, при равной сумме выигрываешь ты, так как первым сидишь по ходу сдачи. Но что же ты карты свои выдаешь?
Алик беспечно машет рукой:
— А у меня все равно двадцать, а не девятнадцать, — и тут же спохватывается — опять проболтался…
И начинается торг. Уверенный в превосходстве своих двадцати двух, лопух торгуется отчаянно, до последнего. Бывали случаи, когда люди просили вернуться на вокзал, брали деньги из камеры хранения. В кульминационный момент Валера дружелюбно предлагал:
— В банке приличная сумма, думаю, что выигравший должен поставить парочку коньяка.
Как не согласиться с таким предложением? В момент «распаковки» (когда становилось ясно, что на кону все, что есть у жертвы), Валера, страдальчески морщась, бросал карты. Ликующий лопух демонстрировал два своих туза:
— Я выиграл! У меня двадцать два!
— Но ведь и у меня два туза, а я первый по сдаче, — петушиным голосом возвещал Алик.
Валера изумленно пялился на четырех тузов:
— Ну, знаешь! Такое раз в сто лет бывает! Дуй, парень за коньяком!
Смяв газету с деньгами, Алик уходил и уже не возвращался. Прождав известное время, Валера обрушивался с упреками на пострадавшего.
— Ну и друзья у тебя! Выиграл — и с концами! Хоть бы коньяку принес, и то легче! И откуда вы свалились на мою голову?
В случае особо дотошного клиента водителю приходилось везти его в линейное отделение милиции, где замороченный дежурный фиксировал происшествие. А кому предъявить претензии? Доказать мошенничество можно лишь схватив соучастников за руку и уличив в сговоре. Если же принять во внимание, что потерпевшие на следующий день покидали столицу — кто продолжая маршрут, а кто досрочно завершая отпуск, — то шансы на провал были практически равны нулю. Тем более, что вокзалов и аэропортов в Москве предостаточно.
— Присоединяйся, Дима, — пригласил Алик. — Здесь на всех хватит. Меньше сотни в день иметь не будешь. Работа не пыльная.
— Творческая! — поддержал Валера. — Будешь, как Алик, дергать клиентов. Главное — почувствовать, что у человека есть наличные. Не заскучаешь. Здесь так — говоришь с человеком, а он проявляется, как переводная картинка. И с кодексом в. ладах. Запиши телефончик.
Он черкнул на бумажке цифры и протянул ее мне.
— А сейчас, извини, время не казенное. Может еще удастся обработать того карася, что из-за тебя сорвался.
Я глянул на часы и обмер — до отхода поезда оставалось три минуты, В вагон я вскочил уже на ходу.
Дома Гурам посочувствовал мне, Глист же был вполне доволен своим заработком. Отношения с Мариной складывались как нельзя лучше. Не последнюю роль тут сыграли и деньги.
Тут подоспело и время свадьбы. Ее родители созвали чуть не сотню гостей. Скрепя сердце, половину всего, что у меня было, ; пришлось выложить.
Все было, как положено — громогласный тамада, е претензией городивший чушь, напившиеся до положения риз гости… Единственное, что помогло вытерпеть пытку свадебного торжества, — приличная доза водки. Как я и ожидал, сумма подаренного на свадьбе уступала расходам.
Жить решили у Марининых родителей: две большие комнаты с застекленной лоджией и спальня, которая предназначалась нам. Остатки денег я положил на сберкнижку матери, проигнорировав намеки жены.
— Когда я буду тебя знать хотя бы наполовину так, как маму, — жестко сказал я, — тогда пополним и твой счет. Я за них свободой рисковал. И закроем эту тему.
Кто это придумал название — «медовый месяц». Не знаю, кому как, а меня уже тошнило от этих сладостей. Я сидел дома и предавался семейным утехам пополам с созерцанием постных физиономий тестя и тещи, которых наотрез отказался называть «папой-мамой». Все чаще я подумывал о вольной жизни, о «творческой работе» и, в конце концов, позвонил в Москву, Алику. Условились встретиться снова на Курском.
…Вот и они. У Алика на пальце — тяжелый золотой перстень-печатка. Его проиграл ему очередной клиент, Моему приезду были рады, да и работа понравилась. Заработок превзошел обещанное, а любители спиртного и острых ощущений с тучной мошной не переводились… Два-три лопуха за ночь приносили до двух тысяч рублей. Таксисту хватало сотни. Валера сдавал тузы без сбоев. Ничего тяжелее колоды карт или пачки денег здесь поднимать не приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39