12
Так уж повелось, что ни один фильм - до просмотра его Сталиным - на экраны страны не выходил.
Председатель кинокомитета Большаков всегда возил в багажнике машины не только новую советскую картину, но и две-три зарубежные - вызвать в Кремль могли в самое неожиданное время, чаще всего поздней ночью, вплоть до четырех утра.
(Однако в августе тридцать девятого, после того как был подписан договор с Гитлером и Сталин обменялся дружеским рукопожатием с рейхсминистром Риббентропом, Большакова вызвали в десять вечера - необычное время. Уже потом ему объяснили, что Сталин пригласил Риббентропа посмотреть любимый свой фильм "Волга-Волга". Риббентроп, однако, отказался: "Я должен написать отчет, господин Сталин". - "Волга-Волга" - одна из лучших картин мирового кино, получите удовольствие". - "Благодарю, господин Сталин, однако фюрер ждет моего доклада". С этим, вскинув руку в нацистском приветствии, Риббентроп откланялся. Сталин осторожно мазанул взглядом лица Молотова и Ворошилова; они оказались невольными свидетелями того, как ему, Сталину, публично отказали непреклонно и холодно; последние годы такое в стране сделалось невозможным; его слово стало законом для всех. Сталин как-то странно хмыкнул, взял галифе словно танцор - двумя пальцами, присел в жеманном поклоне и, кивнув на дверь, закрывшуюся за Риббентропом, тихо произнес: "А все равно мы тебя выеб...")
Во время просмотров Большаков обычно сидел за Сталиным, потому что главный часто задавал вопросы, на которые надо было давать немедленный и определенный ответ, - приблизительности Сталин не терпел. Однажды, принимая фильм "Повесть о русской охоте" с Поповым-старшим в главной роли, заметил: "Почему у волков глаза желтые? Это - неправда, они у них зеленые". Большаков немедленно ответил: "Великий зоолог Брэм, товарищ Сталин, считает, что глаза волков именно желтые, а не зеленые... Впечатление, что они зеленые, складывается у тех, кто видел волчьи глаза лишь в высверке костра, в сумерках". - "На какой это странице?" Большаков назвал. Сталин кивнул удовлетворенно и поудобнее устроился в кресле.
В конце сороковых специально ко Дню Военно-Воздушного Флота генералиссимус этот праздник высоко чтил - был закончен фильм "Жуковский". Сталин в те годы решил, что в стране должно выходить не более двенадцати картин в год; больше - баловство, может помешать работе; не следует слишком уж баловать зрелищами наш народ; картины надо делать биографические, рассказывать - средством самого массового искусства - о великих деятелях русской науки и культуры, бороться, таким образом, с низкопоклонством перед загнивающим Западом и проявлениями безродного космополитизма.
Как на грех, именно в день праздника сталинских соколов Хозяин уехал на Кавказ. Связываться со Сталиным по телефону было не принято. Место, где он отдыхал, не знал никто; он часто менял дачи, хотя более всех других на старости лет полюбил дом на озере Рица; Крым и Сочи почти не посещал, тянуло на родину.
А коробки с "Жуковским" лежали в багажнике большаковской машины, и он метался из одного начальственного кабинета в другой, спрашивая совета, как поступить: ждать возвращения товарища Сталина в Москву или же выпустить картину к празднику?
Молотов (говорили, что Большаков начал восхождение, работая у него шофером) от совета воздержался; Берия посмеялся: "Принимай инициативное решение, ты - министр, тебе и карты в руки!"
Полагая, что столь категорические слова ближайшего соратника вождя не могли быть произнесены случайно (чувственному искусству угадывания и математическому просчету вероятии учились быстро), Большаков подписал приказ о выпуске фильма на экраны. Улицы всех городов Союза заклеили афишами, о новой работе советских кинематографистов сообщило радио, причем неоднократно, да и пресса откликнулась рецензиями, понятно, восторженными, ибо никто и представить себе не мог, что фильм вышел без санкции вождя.
А наутро после премьеры с Кавказа поступила вэче-грамма от Сталина с просьбой срочно поставить на повестку дня один лишь вопрос: "О положении дел в советском кинематографе".
Большаков понял; вот и пробил его последний час.
Вечером того дня, когда вернулся Сталин (его поезд был копией поезда Троцкого), председатель кинокомитета был вызван в Кремль и занял место за маленьким столиком неподалеку от большой дубовой двери; перед ним лежала стопка желтоватой плотной бумаги, стояла бутылка боржоми, стакан и три разноцветных карандаша.
Молотов, Каганович, Берия, Маленков и Хрущев заняли свои места за длинным дубовым столом; Сталин, как обычно, медленно расхаживал по кабинету, зажав в руке трубку.
Объявив заседание открытым, Маленков вопрошающе глянул на Сталина.
Тот, продолжая расхаживать по кабинету, молчал, словно бы собираясь с мыслями; остановился, наконец, под портретом Маркса, примял желтоватым пальцем табак в трубке и тихо, чуть не по слогам, спросил:
- Товарищ Большаков, нас интересует только один вопрос: каким образом на экранах страны появился новый художественный фильм "Жуковский"? Конкретно: кто из руководства смотрел эту работу, когда, какие высказал замечания? Еще конкретнее: кто дал санкцию на выпуск этой картины в свет?
Большаков медленно поднялся; лицо враз отекло, побелело.
- Да вы сидите, товарищ Большаков, сидите, - Сталин чуть махнул рукой. Сидите...
Большаков тем не менее продолжал стоять, чувствуя в себе мерзкое желание вытянуться по швам:
- Товарищ Сталин... Мы тут посоветовались, - моляще глядя то на Молотова, то на Берия, начал он, ожидая их поддержки; те, однако, сосредоточенно писали что-то на листках бумаги. - Мы тут посоветовались и решили...
Сталин словно бы споткнулся; обернувшись к Большакову, изумленно спросил:
- Вы тут посоветовались? - пожав плечами недоуменно, повторил: - Значит, вы советовались... Хм... А посоветовавшись, решили...
Он постоял мгновение на месте, потом чуть ли не крадучись пошел к двери, глухо повторяя слова Большакова, словно бы обсматривая их и примеряя к чему-то своему, заранее выношенному.
- Они посоветовались и решили, - говорил он все тише и тише, будто устав от этих слов. - Они тут все решили, посоветовавшись...
Открыв тяжелую дверь кабинета, он обернулся и, упершись взглядом в лоб Молотова, повторил в задумчивости:
- Итак, вы тут посоветовались... И решили...
С этим он и вышел.
Настала мучительная тишина, было слышно, как скрипел грифель в руках Берия, по-прежнему что-то писавшего на толстой желтоватой бумаге.
Внезапно дверь отворилась, Сталин заглянул в кабинет и вдруг улыбнулся своей чарующей, обезоруживающей улыбкой:
- И... правильно решили...
Когда дверь закрылась, Маленков, откашлявшись, заключил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41