Мне-то в белокаменной приятно, но ведь там фабрика работает, нерешенных вопросов, наверное, тьма.
— А зачем государственные деньги на билеты тратить? — в тон ему ответил Костенко. — Рублей семьдесят набежит, не меньше. Мы-то ведь не оплатим, мы только преступников за казенный счет возим.
Костенко уже взялся за ручку двери, но потом, задержавшись на какой-то миг, обернулся:
— Между прочим, мне бы вас и как квалифицированного эксперта хотелось привлечь. Вы не откажетесь помочь нам?
— Смотря какая экспертиза.
— По камням. У наших экспертов мнения расходятся.
— По камням пожалуйста, но только смотря какие. Бриллиант, изумруд — это я не понимаю, а вот сердолик, гранат, рубин — это наша продукция, в этом я могу помочь.
— Ну, спасибо. Я вам закажу пропуск. Огарева, шесть, второй подъезд.
4
Костенко разложил перед Пименовым две горстки камней: в одной были алмазы, которые он еще вчера попросил затребовать с московской ювелирной фабрики, а во второй — те гранаты, что Кешалава оставил в номере актрисы Тороповой.
— Вот, товарищ Пименов, — сказал Костенко, — предлагаю вам блеснуть профессиональным умением: меня интересует, что собой представляют предложенные вам на экспертизу камни, их поштучная стоимость, место изготовления и возможность их реализации через торговую сеть. На этой бумажке я написал все вопросы. Не буду вам мешать, если ко мне станут звонить, передайте, что я вернусь через полчаса.
— Одну минуточку, — остановил его Пименов, нахмурившись. — Одну минуточку, пожалуйста. Простите, я вашей фамилии не знаю.
— Костенко. Моя фамилия Костенко.
— Не надо меня здесь на полчаса оставлять, товарищ Костенко. Я вам готов сразу сказать, что в этих алмазах московской фабрики я ничего по-настоящему не понимаю, а вот гранаты — мои. С нашей фабрики. Стоимость каждого не менее ста — ста двадцати рублей.
— Вы убеждены, что эти красивые гранаты с вашей фабрики?
— Абсолютно убежден, товарищ Костенко. Сомнений быть не может. Как они к вам попали? Я ж их централизованно, с охраной переправляю в «Ювелирторг».
— У нас тут свои хитрости есть, товарищ Пименов. Вы мне напишите, пожалуйста, ваше заключение, а потом я вернусь и объясню вам, как они попали в этот кабинет.
Еще вчера Костенко попросил Садчикова связаться с аппаратом Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и продумать совместно, каким образом, не привлекая излишнего внимания, поднять всю переписку между главком и Пригорской аффинажной фабрикой. По просьбе Костенко товарищи из УБХСС должны были поручить сотрудникам Пригорского районного отдела милиции организовать внезапную ревизию по линии местных органов народного контроля.
— Ну как там, дед? — спросил Костенко, заглянув к Садчикову. — Начали в главке документацию смотреть?
— Подбираются. Сейчас и я к ним подключусь, Слава.
— Знаешь, он сразу определил, что эти красные рубины…
— Г-гранаты.
— Да, гранаты, ты прав. Он сразу же сказал, что это с его фабрики.
— Ну и что?
— Да, в общем-то, ничего. Посмотри заодно, дед, какие там правила по хранению готовой продукции. Свяжись с московской фабрикой и предприятием на Урале. Проконсультируйся сначала с ними, а потом поспрошай, каким образом можно эти самые камни украсть в процессе производства, именно в процессе производства, чтобы нам не выпячивать отдел технического контроля.
— Х-хитрый ты.
— Зарплату нам дают именно за это качество.
— За хитрость? Выдавливай из себя по к-каплям р-раба, Слава. За ум нам дают зарплату, за ум. Хитрость — чем дальше, тем б-больше — будет не в цене. Тут х-хитришь-хитришь, а просчитают на ЭВМ — и сразу окажешься голеньким. Ну, я двинул.
— Жду сигналов. К двум часам я получу кое-что из Тбилиси, от Серго Сухишвили, и пойду по второму кругу с Кешалавой.
— В прокуратуре был?
— Пока плохо. Они не дают санкции на арест. И вообщето правильно делают: из моих косвенных улик дела не склеишь — жидко.
— А к-камни? Откуда у Кешалавы камни?
— А почему, собственно, это его камни? На показаниях одной Тороповой обвинения не построишь. Или построишь?
5
Когда Костенко вернулся в свой кабинет, Пименов передал ему маленькую бумажку:
— Вот.
— Нет, на такой бумаге писать не надо.
— Вы меня не поняли. Это вас просили позвонить. В клинику. Я написал заключение на большом листе. А это телефон клиники.
— Клиники?
— Да, какой-то Ларин звонил,
— Ларин? Нет, это Ларик. Спасибо большое, это дружок мой, спасибо вам.
Недавно Костенко встретил Лазаря на стадионе — играли «Динамо» со «Спартаком». Именно тогда он сказал Ларику, что последнее время чувствует себя чертовски плохо. Усталость ломала его начиная с двух часов; огромным усилием воли он заставлял себя быть таким же, как и утром. Но иногда все же приходилось запирать дверь кабинета и ложиться на диван. Подремав полчаса, Костенко снова мог работать до девяти вечера…
— Знаешь, Ларик, — задумчиво говорил Костенко, — я стал бояться следующего дня: вдруг не смогу встать? Раньше ведь мечтал вырваться сюда, выпить с тобой пивка, заесть черствым бутербродом. А сейчас ничего не хочу, только бы завтра проснуться без боли в брюхе и без этой чертовой усталости.
— Как дома?
— Все хорошо, ты ведь Машуню знаешь, она святая…
— Ты, между прочим, тоже не дьявол. Ну-ка, покажи язык. Желтый. Чтобы нам с тобой зря не волноваться, зайди ко мне, мы быстренько проведем обследование.
Ларик после этого трижды звонил Костенко и снова просил приехать в клинику, где он был главным врачом. Он знал, что Костенко ненавидит ходить по врачам, и обещал, что задержит его всего на час, от силы на полтора. «В муторное время живем, брат, — сказал Ларик, — сами же микробов расплодили, гарантий теперь никаких. Приезжай, не глупи, тебе еще дочку надо вырастить». Позавчера рано утром, до начала работы, Костенко заехал в клинику к Ларику. Тот провел его по всем кабинетам за сорок минут.
— Алло, Ларик, — сказал Костенко, набрав номер. — Ты что меня домогаешься? Нашел язвочку?
— Язвочку не обнаружил, а вот профессору Иванову я хочу тебя сегодня показать.
— Иванову? Он чем же занимается?
— Кровью. Твоя кровь мне не совсем нравится.
— Здесь мы с тобой не столкуемся. — Костенко улыбнулся. — Мне очень нравится моя кровь.
— Славик, слушай, это все, конечно, ерунда, но изволь ко мне сегодня приехать.
— Исключено. Как-нибудь на той неделе.
— Слава, я прошу обязательно приехать сегодня. На полчаса. С этим делом шутить нельзя.
— Когда? В какое время?
— Начиная с трех — в любое.
— В одиннадцать можно?
— До семи я тебя жду, — сказал Ларик и положил трубку. Ему было трудно продолжать этот разговор с Костенко. Он не знал, что следует говорить другу, потому что данные анализов неопровержимо свидетельствовали о наличии в организме полковника Костенко какого-то, — весьма возможно, злокачественного — воспалительного процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— А зачем государственные деньги на билеты тратить? — в тон ему ответил Костенко. — Рублей семьдесят набежит, не меньше. Мы-то ведь не оплатим, мы только преступников за казенный счет возим.
Костенко уже взялся за ручку двери, но потом, задержавшись на какой-то миг, обернулся:
— Между прочим, мне бы вас и как квалифицированного эксперта хотелось привлечь. Вы не откажетесь помочь нам?
— Смотря какая экспертиза.
— По камням. У наших экспертов мнения расходятся.
— По камням пожалуйста, но только смотря какие. Бриллиант, изумруд — это я не понимаю, а вот сердолик, гранат, рубин — это наша продукция, в этом я могу помочь.
— Ну, спасибо. Я вам закажу пропуск. Огарева, шесть, второй подъезд.
4
Костенко разложил перед Пименовым две горстки камней: в одной были алмазы, которые он еще вчера попросил затребовать с московской ювелирной фабрики, а во второй — те гранаты, что Кешалава оставил в номере актрисы Тороповой.
— Вот, товарищ Пименов, — сказал Костенко, — предлагаю вам блеснуть профессиональным умением: меня интересует, что собой представляют предложенные вам на экспертизу камни, их поштучная стоимость, место изготовления и возможность их реализации через торговую сеть. На этой бумажке я написал все вопросы. Не буду вам мешать, если ко мне станут звонить, передайте, что я вернусь через полчаса.
— Одну минуточку, — остановил его Пименов, нахмурившись. — Одну минуточку, пожалуйста. Простите, я вашей фамилии не знаю.
— Костенко. Моя фамилия Костенко.
— Не надо меня здесь на полчаса оставлять, товарищ Костенко. Я вам готов сразу сказать, что в этих алмазах московской фабрики я ничего по-настоящему не понимаю, а вот гранаты — мои. С нашей фабрики. Стоимость каждого не менее ста — ста двадцати рублей.
— Вы убеждены, что эти красивые гранаты с вашей фабрики?
— Абсолютно убежден, товарищ Костенко. Сомнений быть не может. Как они к вам попали? Я ж их централизованно, с охраной переправляю в «Ювелирторг».
— У нас тут свои хитрости есть, товарищ Пименов. Вы мне напишите, пожалуйста, ваше заключение, а потом я вернусь и объясню вам, как они попали в этот кабинет.
Еще вчера Костенко попросил Садчикова связаться с аппаратом Управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и продумать совместно, каким образом, не привлекая излишнего внимания, поднять всю переписку между главком и Пригорской аффинажной фабрикой. По просьбе Костенко товарищи из УБХСС должны были поручить сотрудникам Пригорского районного отдела милиции организовать внезапную ревизию по линии местных органов народного контроля.
— Ну как там, дед? — спросил Костенко, заглянув к Садчикову. — Начали в главке документацию смотреть?
— Подбираются. Сейчас и я к ним подключусь, Слава.
— Знаешь, он сразу определил, что эти красные рубины…
— Г-гранаты.
— Да, гранаты, ты прав. Он сразу же сказал, что это с его фабрики.
— Ну и что?
— Да, в общем-то, ничего. Посмотри заодно, дед, какие там правила по хранению готовой продукции. Свяжись с московской фабрикой и предприятием на Урале. Проконсультируйся сначала с ними, а потом поспрошай, каким образом можно эти самые камни украсть в процессе производства, именно в процессе производства, чтобы нам не выпячивать отдел технического контроля.
— Х-хитрый ты.
— Зарплату нам дают именно за это качество.
— За хитрость? Выдавливай из себя по к-каплям р-раба, Слава. За ум нам дают зарплату, за ум. Хитрость — чем дальше, тем б-больше — будет не в цене. Тут х-хитришь-хитришь, а просчитают на ЭВМ — и сразу окажешься голеньким. Ну, я двинул.
— Жду сигналов. К двум часам я получу кое-что из Тбилиси, от Серго Сухишвили, и пойду по второму кругу с Кешалавой.
— В прокуратуре был?
— Пока плохо. Они не дают санкции на арест. И вообщето правильно делают: из моих косвенных улик дела не склеишь — жидко.
— А к-камни? Откуда у Кешалавы камни?
— А почему, собственно, это его камни? На показаниях одной Тороповой обвинения не построишь. Или построишь?
5
Когда Костенко вернулся в свой кабинет, Пименов передал ему маленькую бумажку:
— Вот.
— Нет, на такой бумаге писать не надо.
— Вы меня не поняли. Это вас просили позвонить. В клинику. Я написал заключение на большом листе. А это телефон клиники.
— Клиники?
— Да, какой-то Ларин звонил,
— Ларин? Нет, это Ларик. Спасибо большое, это дружок мой, спасибо вам.
Недавно Костенко встретил Лазаря на стадионе — играли «Динамо» со «Спартаком». Именно тогда он сказал Ларику, что последнее время чувствует себя чертовски плохо. Усталость ломала его начиная с двух часов; огромным усилием воли он заставлял себя быть таким же, как и утром. Но иногда все же приходилось запирать дверь кабинета и ложиться на диван. Подремав полчаса, Костенко снова мог работать до девяти вечера…
— Знаешь, Ларик, — задумчиво говорил Костенко, — я стал бояться следующего дня: вдруг не смогу встать? Раньше ведь мечтал вырваться сюда, выпить с тобой пивка, заесть черствым бутербродом. А сейчас ничего не хочу, только бы завтра проснуться без боли в брюхе и без этой чертовой усталости.
— Как дома?
— Все хорошо, ты ведь Машуню знаешь, она святая…
— Ты, между прочим, тоже не дьявол. Ну-ка, покажи язык. Желтый. Чтобы нам с тобой зря не волноваться, зайди ко мне, мы быстренько проведем обследование.
Ларик после этого трижды звонил Костенко и снова просил приехать в клинику, где он был главным врачом. Он знал, что Костенко ненавидит ходить по врачам, и обещал, что задержит его всего на час, от силы на полтора. «В муторное время живем, брат, — сказал Ларик, — сами же микробов расплодили, гарантий теперь никаких. Приезжай, не глупи, тебе еще дочку надо вырастить». Позавчера рано утром, до начала работы, Костенко заехал в клинику к Ларику. Тот провел его по всем кабинетам за сорок минут.
— Алло, Ларик, — сказал Костенко, набрав номер. — Ты что меня домогаешься? Нашел язвочку?
— Язвочку не обнаружил, а вот профессору Иванову я хочу тебя сегодня показать.
— Иванову? Он чем же занимается?
— Кровью. Твоя кровь мне не совсем нравится.
— Здесь мы с тобой не столкуемся. — Костенко улыбнулся. — Мне очень нравится моя кровь.
— Славик, слушай, это все, конечно, ерунда, но изволь ко мне сегодня приехать.
— Исключено. Как-нибудь на той неделе.
— Слава, я прошу обязательно приехать сегодня. На полчаса. С этим делом шутить нельзя.
— Когда? В какое время?
— Начиная с трех — в любое.
— В одиннадцать можно?
— До семи я тебя жду, — сказал Ларик и положил трубку. Ему было трудно продолжать этот разговор с Костенко. Он не знал, что следует говорить другу, потому что данные анализов неопровержимо свидетельствовали о наличии в организме полковника Костенко какого-то, — весьма возможно, злокачественного — воспалительного процесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43