В полумраке ему было легче, потому что он плохо видел, что там лежит.
Тело лежало ничком, и лица не было видно. Было бы хуже, если б лицо было
обращено вверх, к нему.
Он стоял и думал. Вот-вот люди хватятся Джо и начнут его искать. А
они не должны его найти. Не должны узнать, что произошло. Самое понятие
убийства давно исчезло, и оно не должно появиться вновь. Потому что если
убил один человек - неважно, почему и зачем, - то могут найтись и другие,
которые будут убивать. Если согрешил один, его грех должен быть скрыт,
потому что один грех приведет к другому греху, а когда они достигнут
нового мира, новой планеты (если они ее достигнут), им понадобится вся
внутренняя сила, вся сила товарищества, на которую они способны.
Он не мог спрятать тело, потому что не было такого места, где бы его
не нашли. И не мог спустить его в конвертор, потому что для этого нужно
было пройти через гидропонные оранжереи.
Впрочем, нет, зачем? Ведь есть другой путь к конвертору - через
машинное отделение.
Он похлопал себя по карману. Ключи были там. Он наклонился,
дотронувшись до еще теплого тела. Он отступил к металлической стене. Его
опять затошнило, и в голове непрестанно билась мысль о том, что он
виновен.
Но он подумал о своем старом отце с суровым лицом, и о том давно
умершем человеке, который написал Письмо, и обо всех других, кто передавал
его, совершая преступление ради истины, ради знания и спасения.
Сколько мужества, подвигов и дерзаний, сколько одиноких ночей,
проведенных в мучительных раздумьях! Нельзя, чтобы все это пропало из-за
его нерешительности или сознания вины.
Он оторвался от стены, поднял тело Джо и взвалил его на плечи. Оно
безжизненно повисло. Раздалось бульканье. И что-то теплое и мокрое потекло
по его спине.
Он стиснул зубы, чтобы не стучали, и, пошатываясь, побрел по мертвым
эскалаторам, по темным коридорам к машинному отделению.
Наконец он добрался до двери и положил свою ношу на пол, чтобы
достать ключи. Он нашел нужный ключ и повернул в замке, налег на дверь, и
она медленно отворилась. В лицо ему пахнул порыв теплого воздуха. Ярко
горели огни, и раздавалось жужжание и повизгивание вращающегося металла.
Он поднял Джо, внес его, запер дверь и встал, разглядывая огромные
машины. Одна из них вертелась, и он узнал ее: гироскоп-стабилизатор тихо
жужжал, подвешенный на шарнирах.
Сколько времени понадобится ему, чтобы понять все эти массивные,
сложные машины? Насколько люди отстали от знаний тысячелетней давности?
А ноша давила ему на плечи, и он слышал, как на пол падают редкие,
теплые, липкие капли.
Ликуя и содрогаясь от ужаса, он возвращался в прошлое. Назад, сквозь
тысячу лет, к знанию, которое могло создавать такие машины. Даже еще
дальше - к неуравновешенности чувств, которая могла заставить людей
убивать друг друга.
Я должен от него избавиться, с горечью подумал Джон Хофф. Но это
невозможно. Даже когда он исчезнет, станет чем-то совсем другим, когда
вещества, из которых он состоит, превратятся во что-то еще, - даже тогда я
не смогу от него избавиться. Никогда!
Джон нашел люк конвертора, уперся ногами в пол. Люк заело. Джон
дернул, и он открылся. Перед ним зияло жерло, достаточно большое, чтобы
бросить туда человеческое тело. Из глубины слышался рев механизмов, и ему
показалось, что он уловил адский отблеск бушующего огня. Он осторожно дал
телу соскользнуть с плеча, подтолкнул его в последний раз, закрыл люк и
всей тяжестью навалился на педаль.
Дело было сделано.
Он отшатнулся от конвертора и вытер лоб. Наконец-то он избавился от
своей ноши. Но тяжкое бремя все равно оставалось навсегда, подумал он.
Навсегда.
Он услышал шаги, но не обернулся. Он знал, чьи это шаги - призрачные
шаги, которые будут преследовать его всю жизнь, шаги угрызений совести в
его душе.
Послышался голос:
- Что ты сделал, малый?
- Я убил человека. Я убил своего друга.
И он обернулся, потому что ни шаги, ни голос не принадлежали
привидению.
Говорил Джошуа.
- Было ли у тебя основание?
- Да. Основание и цель.
- Тебе нужен друг, - сказал Джошуа. - Тебе нужен друг, мой мальчик.
Джон кивнул.
- Я узнал цель Корабля. И назначение. Он застал меня. Он хотел
донести. Я... я...
- Ты убил его.
- Я подумал: одна жизнь или все? И я взял только одну жизнь. Он бы
взял все.
Они долго стояли, глядя друг на друга.
Старик сказал:
- Это неправильно - взять жизнь. Неправильно, недостойно.
Коренастый и спокойный, он стоял на фоне машин, но в нем было что-то
живое, какая-то движущая сила, как и в машинах.
- Так же неправильно обрекать людей на судьбу, для которой они не
предназначались. Неправильно забывать цель из-за незнания и невежества, -
ответил Джон.
- Цель Корабля? А это хорошая цель?
- Не знаю, - ответил Джон. - Я не уверен. Но это по крайней мере
цель. А цель, какая бы она ни была, лучше, чем отсутствие цели.
Джон поднял голову и отбросил назад волосы, прилипшие ко лбу.
- Ладно, - сказал он. - Я иду с тобой. Я взял одну жизнь и больше не
возьму.
Джошуа медленно, мягко произнес:
- Нет, Джон. Это я иду с тобой.
Видеть бесконечную пустоту, в которой звезды сверкают, как вечные
крохотные сигнальные огоньки, было неприятно даже из наблюдательной рубки.
Но видеть это из рубки управления, большое стеклянное окно которой
открывалось прямо в пасть пространства, было еще хуже: внизу не видно дна,
вверху не видно границ. То чудилось, что к звезде можно протянуть руку и
сорвать ее, то она казалась такой далекой, что от одной мысли об этом
начинала кружиться голова.
Звезды были далеко. Все, кроме одной. А эта одна сверкала сияющим
солнцем совсем рядом слева.
Джон Хофф взглянул на Джошуа. На лице старика застыло выражение
недоверия, страха, почти ужаса.
А ведь я знал, подумал Джон. Я знал, как это может выглядеть. Я имел
какое-то представление. А он не имел никакого.
Он отвел глаза от окна, увидел ряды приборов и почувствовал, что
сердце его упало и руки одеревенели.
Уже некогда сживаться с Кораблем. Некогда узнать его поближе. Все,
что нужно сделать, он должен сделать, только следуя своему разуму и
отрывочным знаниям, которые получил от машины его мозг, неподготовленный и
нетренированный.
- Что мы должны делать? - прошептал Джошуа. - Парень, что нам делать?
И Джон Хофф тоже подумал: а что мы должны делать?
Он медленно поднялся по ступенькам к креслу, на спинке которого было
написано: "Пилот".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13