от этого дух захватывало,
начинало сосать под ложечкой. Хотелось крепче схватиться за поручни, чтобы
удержаться в равновесии на краю головокружительной бездны.
В этот день не было игр, не было прогулок, не было шумного веселья в
зале для развлечений. Везде собирались кучки возбужденных, напуганных
людей. Люди молились в церкви, где висела самая большая Священная Картина,
изображавшая Дерево, и Цветы, и Реку, и Дом вдалеке, и Небо с Облаками, и
Ветер, которого не было видно, но который чувствовался. Люди убирали и
приводили в порядок на ночь каюты, вешали на место Священные Картины -
самое дорогое достояние каждой семьи, - снимали лестницы.
Мэри Хофф вытащила Священную Картину из кучи обломков на полу. Джон,
стоя на стуле, прилаживал ее к стене, которая раньше была полом, и
размышлял, как это получилось, что каждая Священная Картина немного
отличается от других. Это впервые пришло ему в голову.
На Священной Картине Хоффов тоже было Дерево, и еще были Овцы под
Деревом, и Изгородь, и Ручей, а в углу - несколько крохотных Цветов. Ну и,
конечно, Трава, уходившая вдаль до самого Неба.
Когда Джон повесил Картину, а Мэри ушла в соседнюю каюту посудачить с
другими перепуганными женщинами, он пошел по коридору, стараясь, чтобы его
походка казалась беззаботной, чтобы никто не заметил, как он спешит.
А он спешил: неожиданная для него самого торопливость, как сильная
рука, толкала его вперед.
Он старательно притворялся, будто ничего не делает, просто убивает
время. И это было легко, потому что он только это и делал всю жизнь; и
никто ничего другого не делал. За исключением тех счастливцев или
неудачников, у которых была работа, переданная по наследству: уход за
скотом, за птицей или за гидропонными оранжереями.
Но большинство из них, думал Джон, медленно шагая вперед, всю жизнь
только и делали, что искусно убивали время. Как они с Джо с их
нескончаемыми шахматными партиями и аккуратной записью каждого хода и
каждой партии. Многие часы они проводили, анализируя свою игру по этим
записям, тщательно комментируя каждый решающий ход. А почему бы и нет,
спросил он себя. Почему не записывать и не комментировать игру? Что еще
делать? Что еще?
В коридоре уже никого не было и стало темнее, потому что здесь горели
только редкие лампочки. В течение многих лет лампочки из коридоров
перемещали в каюты, и теперь их здесь почти не осталось.
Он подошел к наблюдательной рубке, нырнул в нее и притаился,
внимательно осматривая коридор. Он ждал: а вдруг кто-нибудь станет следить
за ним, хотя и знал, что никто не станет; но все-таки вдруг кто-то
появится, - рисковать он не мог.
Однако позади никого не было, и он пошел дальше, к сломанному
эскалатору, который вел на центральные этажи. И здесь тоже было что-то
новое. Раньше, поднимаясь с этажа на этаж, он все время терял вес,
двигаться становилось все легче, он скорее плыл, чем шел, к центру
Корабля. На этот раз потери веса не было, плыть не удавалось. Он тащился,
преодолевая один неподвижный эскалатор за другим, пока не миновал все
шестнадцать палуб.
Теперь он шел в темноте, потому что здесь все лампочки были вывернуты
или перегорели за эти долгие годы. Он поднимался на ощупь, держась за
перила. Наконец он добрался до нужного этажа. Это была аптека; у одной из
стен стоял шкаф для медикаментов. Он отыскал нужный ящик, открыл его,
сунул туда руку и вытащил три вещи, которые, как он знал, были там:
Письмо, Книгу и лампочку. Он провел рукой по стене, вставил в патрон
лампочку; в крохотной комнате зажегся свет и осветил пыль, покрывавшую
пол, умывальник с тазом и пустые шкафы с открытыми дверцами.
Он повернул Письмо к свету и прочел слова, напечатанные на конверте
прописными буквами: "ВСКРЫТЬ В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ".
Некоторое время он стоял в раздумье. Раздался Грохот. Звезды
остановились. Да, это и есть тот случай, подумал он, случай крайней
необходимости. Ведь было предсказано: когда раздастся Грохот и звезды
остановятся, значит, Конец близок. А когда Конец близок, это и есть
крайний случай.
Он держал Письмо в руке, он колебался. Если он вскроет его, все будет
кончено. Больше не будут передаваться от отца к сыну ни Письмо, ни Чтение.
Вот она - минута, ради которой Письмо прошло через руки многих поколений.
Он медленно перевернул Письмо и провел ногтем по запечатанному краю.
Высохший воск треснул, и конверт открылся.
Он вынул Письмо, развернул его на столике под лампочкой и стал
читать, шевеля губами и шепотом произнося слова, как человек, с трудом
отыскивающий их значение по древнему словарю.
"Моему далекому потомку.
Тебе уже сказали - и ты, наверное, веришь, что Корабль - это жизнь,
что началом его был Миф, а концом будет Легенда, что это и есть
единственная реальность, в которой не нужно искать ни смысла, ни цели.
Я не стану пытаться рассказывать тебе о смысле и назначении Корабля,
потому что это бесполезно: хотя мои слова и будут правдивыми, но сами по
себе они бессильны против извращения истины, которое к тому времени, когда
ты это прочтешь, может уже стать религией.
Но у Корабля есть какая-то цель, хотя уже сейчас, когда я пишу, цель
эта потеряна, а по мере того как Корабль будет двигаться своим путем, она
окажется не только потерянной, но и похороненной под грузом всевозможных
разъяснений.
Когда ты будешь это читать, существование Корабля и людей в нем будет
объяснено, но эти объяснения не будут основаны на знании.
Чтобы Корабль выполнил свое назначение, нужны знания. И эти знания
могут быть получены. Я, который буду уже мертв, чье тело превратится в
давно съеденное растение, в давно сношенный кусок ткани, в молекулу
кислорода, в щепотку удобрения, - я сохранил эти знания для тебя. На
втором листке Письма ты найдешь указание, как их приобрести.
Я завещаю тебе овладеть этими знаниями и использовать их, чтобы жизнь
и мысль людей, отправивших Корабль, и тех, кто управлял им и кто сейчас
живет в его стенах, не пропали зря, чтобы мечта человека не умерла где-то
среди далеких звезд.
В то время когда ты это прочтешь, ты будешь знать еще лучше меня:
ничто не должно пропасть, ничто не должно быть истрачено зря, все запасы
нужно беречь и хранить на случай будущей нужды. А если Корабль не выполнит
своего назначения, не достигнет цели, то это будет огромное, невообразимое
расточительство. Это будет означать, что зря потрачены тысячи жизней,
пропали знания и надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
начинало сосать под ложечкой. Хотелось крепче схватиться за поручни, чтобы
удержаться в равновесии на краю головокружительной бездны.
В этот день не было игр, не было прогулок, не было шумного веселья в
зале для развлечений. Везде собирались кучки возбужденных, напуганных
людей. Люди молились в церкви, где висела самая большая Священная Картина,
изображавшая Дерево, и Цветы, и Реку, и Дом вдалеке, и Небо с Облаками, и
Ветер, которого не было видно, но который чувствовался. Люди убирали и
приводили в порядок на ночь каюты, вешали на место Священные Картины -
самое дорогое достояние каждой семьи, - снимали лестницы.
Мэри Хофф вытащила Священную Картину из кучи обломков на полу. Джон,
стоя на стуле, прилаживал ее к стене, которая раньше была полом, и
размышлял, как это получилось, что каждая Священная Картина немного
отличается от других. Это впервые пришло ему в голову.
На Священной Картине Хоффов тоже было Дерево, и еще были Овцы под
Деревом, и Изгородь, и Ручей, а в углу - несколько крохотных Цветов. Ну и,
конечно, Трава, уходившая вдаль до самого Неба.
Когда Джон повесил Картину, а Мэри ушла в соседнюю каюту посудачить с
другими перепуганными женщинами, он пошел по коридору, стараясь, чтобы его
походка казалась беззаботной, чтобы никто не заметил, как он спешит.
А он спешил: неожиданная для него самого торопливость, как сильная
рука, толкала его вперед.
Он старательно притворялся, будто ничего не делает, просто убивает
время. И это было легко, потому что он только это и делал всю жизнь; и
никто ничего другого не делал. За исключением тех счастливцев или
неудачников, у которых была работа, переданная по наследству: уход за
скотом, за птицей или за гидропонными оранжереями.
Но большинство из них, думал Джон, медленно шагая вперед, всю жизнь
только и делали, что искусно убивали время. Как они с Джо с их
нескончаемыми шахматными партиями и аккуратной записью каждого хода и
каждой партии. Многие часы они проводили, анализируя свою игру по этим
записям, тщательно комментируя каждый решающий ход. А почему бы и нет,
спросил он себя. Почему не записывать и не комментировать игру? Что еще
делать? Что еще?
В коридоре уже никого не было и стало темнее, потому что здесь горели
только редкие лампочки. В течение многих лет лампочки из коридоров
перемещали в каюты, и теперь их здесь почти не осталось.
Он подошел к наблюдательной рубке, нырнул в нее и притаился,
внимательно осматривая коридор. Он ждал: а вдруг кто-нибудь станет следить
за ним, хотя и знал, что никто не станет; но все-таки вдруг кто-то
появится, - рисковать он не мог.
Однако позади никого не было, и он пошел дальше, к сломанному
эскалатору, который вел на центральные этажи. И здесь тоже было что-то
новое. Раньше, поднимаясь с этажа на этаж, он все время терял вес,
двигаться становилось все легче, он скорее плыл, чем шел, к центру
Корабля. На этот раз потери веса не было, плыть не удавалось. Он тащился,
преодолевая один неподвижный эскалатор за другим, пока не миновал все
шестнадцать палуб.
Теперь он шел в темноте, потому что здесь все лампочки были вывернуты
или перегорели за эти долгие годы. Он поднимался на ощупь, держась за
перила. Наконец он добрался до нужного этажа. Это была аптека; у одной из
стен стоял шкаф для медикаментов. Он отыскал нужный ящик, открыл его,
сунул туда руку и вытащил три вещи, которые, как он знал, были там:
Письмо, Книгу и лампочку. Он провел рукой по стене, вставил в патрон
лампочку; в крохотной комнате зажегся свет и осветил пыль, покрывавшую
пол, умывальник с тазом и пустые шкафы с открытыми дверцами.
Он повернул Письмо к свету и прочел слова, напечатанные на конверте
прописными буквами: "ВСКРЫТЬ В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ".
Некоторое время он стоял в раздумье. Раздался Грохот. Звезды
остановились. Да, это и есть тот случай, подумал он, случай крайней
необходимости. Ведь было предсказано: когда раздастся Грохот и звезды
остановятся, значит, Конец близок. А когда Конец близок, это и есть
крайний случай.
Он держал Письмо в руке, он колебался. Если он вскроет его, все будет
кончено. Больше не будут передаваться от отца к сыну ни Письмо, ни Чтение.
Вот она - минута, ради которой Письмо прошло через руки многих поколений.
Он медленно перевернул Письмо и провел ногтем по запечатанному краю.
Высохший воск треснул, и конверт открылся.
Он вынул Письмо, развернул его на столике под лампочкой и стал
читать, шевеля губами и шепотом произнося слова, как человек, с трудом
отыскивающий их значение по древнему словарю.
"Моему далекому потомку.
Тебе уже сказали - и ты, наверное, веришь, что Корабль - это жизнь,
что началом его был Миф, а концом будет Легенда, что это и есть
единственная реальность, в которой не нужно искать ни смысла, ни цели.
Я не стану пытаться рассказывать тебе о смысле и назначении Корабля,
потому что это бесполезно: хотя мои слова и будут правдивыми, но сами по
себе они бессильны против извращения истины, которое к тому времени, когда
ты это прочтешь, может уже стать религией.
Но у Корабля есть какая-то цель, хотя уже сейчас, когда я пишу, цель
эта потеряна, а по мере того как Корабль будет двигаться своим путем, она
окажется не только потерянной, но и похороненной под грузом всевозможных
разъяснений.
Когда ты будешь это читать, существование Корабля и людей в нем будет
объяснено, но эти объяснения не будут основаны на знании.
Чтобы Корабль выполнил свое назначение, нужны знания. И эти знания
могут быть получены. Я, который буду уже мертв, чье тело превратится в
давно съеденное растение, в давно сношенный кусок ткани, в молекулу
кислорода, в щепотку удобрения, - я сохранил эти знания для тебя. На
втором листке Письма ты найдешь указание, как их приобрести.
Я завещаю тебе овладеть этими знаниями и использовать их, чтобы жизнь
и мысль людей, отправивших Корабль, и тех, кто управлял им и кто сейчас
живет в его стенах, не пропали зря, чтобы мечта человека не умерла где-то
среди далеких звезд.
В то время когда ты это прочтешь, ты будешь знать еще лучше меня:
ничто не должно пропасть, ничто не должно быть истрачено зря, все запасы
нужно беречь и хранить на случай будущей нужды. А если Корабль не выполнит
своего назначения, не достигнет цели, то это будет огромное, невообразимое
расточительство. Это будет означать, что зря потрачены тысячи жизней,
пропали знания и надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13