Прервать на
середине набор исходных данных, на подготовку которых уходили многие часы,
- дело почти немыслимое.
Комната у Джаспера была маленькая и захламленная. В углу красовался
сочинитель, гордый и блестящий, хотя и не такой блестящий, как тот,
которым Харт любовался утром в салоне в центре города. На столе,
полуприкрытая разбросанными бумажками, стояла пишущая машинка. Длинная
полка провисала под тяжестью потрепанных справочников. Книги в ярких
обложках громоздились в беспорядке на полу. На неприбранной постели спала
кошка. На шкафу виднелась бутылка вина и рядом с нею кусок хлеба. Раковина
была завалена грязной посудой.
- Говорят, ты собираешься в отпуск, Джаспер, - начал Харт.
Джаспер ответил настороженно:
- Да, мне подумалось, что можно бы...
- Послушай, Джаспер, не окажешь ли ты мне одну услугу.
- Все, что только пожелаешь.
- Пока тебя не будет, разреши мне воспользоваться твоим сочинителем.
- Ну, в общем... Не знаю, Кемп. Видишь ли...
- Мой вышел из строя, а на ремонт у меня нет денег. И вдруг я,
представь, получаю заказ. Если бы ты разрешил мне поработать на твоей
машине, я бы за неделю-другую выдал достаточно, чтобы отремонтировать
свою.
- Ну, в общем, - повторил Джаспер, - понимаешь, я для тебя готов на
все. Проси, чего хочешь. Но сочинитель - извини, никак не могу разрешить
тебе работать на нем. Я его полностью перепаял. Там нет ни одной цепи,
которая осталась бы в своем первозданном виде. И никто во всем мире, кроме
меня, не сумеет теперь с ним совладать. А если кто-нибудь и попробует, то
или машину сожжет, или себя угробит, или не знаю что...
- Но разве ты не можешь меня проинструктировать?! - воскликнул Харт
почти умоляюще.
- Слишком сложно. Я с ней возился годами, - ответил Джаспер.
Харт еще ухитрился выжать из себя улыбку.
- Прости, я думал...
Джаспер положил руку ему на плечо.
- Что-нибудь другое - пожалуйста. Что угодно другое.
- Спасибо, - бросил Харт, отворачиваясь.
- Выпить хочешь?
- Нет, спасибо, - ответил Харт и вышел.
Преодолев еще два лестничных марша, он поднялся на самый верхний этаж
и ввалился к себе.
Его дверь никогда не запиралась. При всем желании никто не высмотрел
бы у него ничего достойного кражи.
"И, коль на то пошло, - спросил он себя, - разве есть у Джаспера
что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для других?"
Он опустился на колченогий стул и уставился на сочинитель. Машина
была старая и обшарпанная, она раздражала его, и он ее ненавидел. Она не
стоила ни гроша, абсолютно ни гроша, и тем не менее придется на ней
работать. Поскольку другой у него нет и не предвидится. Он может
подчиняться ей, а может спорить с ней, может ее пинать, может бранить
последними словами, а может проводить подле нее бессонные ночи. А она,
урча и кудахча от признательности, будет самонадеянно выдавать необъятные
груды посредственных строк, которые никто не купит.
Он встал и подошел к окну. Внизу блестела река, и с судов,
пришвартованных у причалов, выгружали бумажные рулоны, чтобы прокормить
ненасытные печатные станки, грохочущие день и ночь. За рекой из космопорта
поднимался корабль, оставляя за кормой слабое голубое мерцание ионных
потоков. Харт наблюдал за кораблем, пока тот не исчез из виду.
Там были и другие корабли, нацеленные в небо, ожидающие только
сигнала - нажатия кнопки, щелчка переключателя, легкого движения ленты с
навигационной программой, - сигнала, который сорвал бы их с места и
направил домой. Сначала в черноту космоса, а затем в то таинственное ничто
вне времени и пространства, где можно бросить вызов теоретическому пределу
- скорости света. Корабли, прибывшие на Землю со многих звезд с
одной-единственной целью, за одним-единственным товаром, какой предлагали
им земляне.
Он не без труда стряхнул с себя чары космопорта и обвел взглядом
раскинувшийся до горизонта город - скученные, отесанные до полного
однообразия прямоугольники района, где жил он сам, а дальше к северу
сияющие сказочной легкостью и тяжеловесным величием башни, построенные для
знаменитых и мудрых.
"Фантастический мир, - подумал он. - Фантастический мир, где
приходится жить. Вовсе не такой, каким рисовали его Герберт Уэллс и
Стэплдон. Они воображали себе дальние странствия и галактические империи,
гордость и славу человечества, - но когда двери в космическое пространство
наконец отворились, Земле каким-то образом не досталось ни того, ни
другого. Взамен грома ракет - грохот печатных машин. Взамен великих и
возвышенных целей - тихий, вкрадчивый, упрямый голос сочинителя,
зачитывающего очередной опус. Взамен нескончаемой череды новых планет -
комнатка в мансарде и изматывающий страх, что машина подведет тебя, что
исходные данные неверны, а пленки использовались слишком часто..."
Он подошел к столу и выдвинул все три ящика один за другим. Камеру он
обнаружил в нижнем ящике под ворохом всякой дряни. Потом порыскал еще и в
среднем ящике нашел пленку, завернутую в алюминиевую фольгу.
"Стало быть, большой и сильный, - подумал он. - Такого, наверное,
нетрудно встретить в одном из подвальчиков у реки, где космические волки,
получившие увольнительную в город, проматывают свои денежки..."
В первом подвальчике, куда он заглянул, было смрадно - там
расположилась компания паукообразных существ из системы Спики, и он там не
остался. Недовольно поморщившись, он выбрался на улицу со всей быстротой,
на какую оказался способен. Соседний погребок облюбовали похожие на
раскормленных котов обитатели Дагиба, и это тоже было совсем не то, что
надо.
Зато в третьем заведении его ждала удача в образе гуманоидов со
звезды Каф - созданий дородных и шумных, склонных к экстравагантной
одежде, вызывающему поведению и вообще падких до роскошной жизни. Они
сгрудились вокруг большого круглого стола в центре комнаты и увлеченно
буянили - стучали по столу кружками, гонялись за удирающим от них
хозяином, заводили песни, но тут же сами прерывали их выкриками и
перебранкой.
Харт проскользнул в незанятую кабинку и стал присматриваться к
загулявшим кафианам. На одном из них, самом крупном, самом громогласном и
самом буйном, были красные штаны и рубаха цвета яркой зелени. Платиновые
ожерелья и диковинные чужеземные украшения болтались у него на шее и
сверкали на груди, а волосы он, похоже, не стриг месяцами. У него была и
борода довольно сатанинского вида, а также - поразительная штука - чуть
заостренные уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
середине набор исходных данных, на подготовку которых уходили многие часы,
- дело почти немыслимое.
Комната у Джаспера была маленькая и захламленная. В углу красовался
сочинитель, гордый и блестящий, хотя и не такой блестящий, как тот,
которым Харт любовался утром в салоне в центре города. На столе,
полуприкрытая разбросанными бумажками, стояла пишущая машинка. Длинная
полка провисала под тяжестью потрепанных справочников. Книги в ярких
обложках громоздились в беспорядке на полу. На неприбранной постели спала
кошка. На шкафу виднелась бутылка вина и рядом с нею кусок хлеба. Раковина
была завалена грязной посудой.
- Говорят, ты собираешься в отпуск, Джаспер, - начал Харт.
Джаспер ответил настороженно:
- Да, мне подумалось, что можно бы...
- Послушай, Джаспер, не окажешь ли ты мне одну услугу.
- Все, что только пожелаешь.
- Пока тебя не будет, разреши мне воспользоваться твоим сочинителем.
- Ну, в общем... Не знаю, Кемп. Видишь ли...
- Мой вышел из строя, а на ремонт у меня нет денег. И вдруг я,
представь, получаю заказ. Если бы ты разрешил мне поработать на твоей
машине, я бы за неделю-другую выдал достаточно, чтобы отремонтировать
свою.
- Ну, в общем, - повторил Джаспер, - понимаешь, я для тебя готов на
все. Проси, чего хочешь. Но сочинитель - извини, никак не могу разрешить
тебе работать на нем. Я его полностью перепаял. Там нет ни одной цепи,
которая осталась бы в своем первозданном виде. И никто во всем мире, кроме
меня, не сумеет теперь с ним совладать. А если кто-нибудь и попробует, то
или машину сожжет, или себя угробит, или не знаю что...
- Но разве ты не можешь меня проинструктировать?! - воскликнул Харт
почти умоляюще.
- Слишком сложно. Я с ней возился годами, - ответил Джаспер.
Харт еще ухитрился выжать из себя улыбку.
- Прости, я думал...
Джаспер положил руку ему на плечо.
- Что-нибудь другое - пожалуйста. Что угодно другое.
- Спасибо, - бросил Харт, отворачиваясь.
- Выпить хочешь?
- Нет, спасибо, - ответил Харт и вышел.
Преодолев еще два лестничных марша, он поднялся на самый верхний этаж
и ввалился к себе.
Его дверь никогда не запиралась. При всем желании никто не высмотрел
бы у него ничего достойного кражи.
"И, коль на то пошло, - спросил он себя, - разве есть у Джаспера
что-нибудь такое, что могло бы представить интерес для других?"
Он опустился на колченогий стул и уставился на сочинитель. Машина
была старая и обшарпанная, она раздражала его, и он ее ненавидел. Она не
стоила ни гроша, абсолютно ни гроша, и тем не менее придется на ней
работать. Поскольку другой у него нет и не предвидится. Он может
подчиняться ей, а может спорить с ней, может ее пинать, может бранить
последними словами, а может проводить подле нее бессонные ночи. А она,
урча и кудахча от признательности, будет самонадеянно выдавать необъятные
груды посредственных строк, которые никто не купит.
Он встал и подошел к окну. Внизу блестела река, и с судов,
пришвартованных у причалов, выгружали бумажные рулоны, чтобы прокормить
ненасытные печатные станки, грохочущие день и ночь. За рекой из космопорта
поднимался корабль, оставляя за кормой слабое голубое мерцание ионных
потоков. Харт наблюдал за кораблем, пока тот не исчез из виду.
Там были и другие корабли, нацеленные в небо, ожидающие только
сигнала - нажатия кнопки, щелчка переключателя, легкого движения ленты с
навигационной программой, - сигнала, который сорвал бы их с места и
направил домой. Сначала в черноту космоса, а затем в то таинственное ничто
вне времени и пространства, где можно бросить вызов теоретическому пределу
- скорости света. Корабли, прибывшие на Землю со многих звезд с
одной-единственной целью, за одним-единственным товаром, какой предлагали
им земляне.
Он не без труда стряхнул с себя чары космопорта и обвел взглядом
раскинувшийся до горизонта город - скученные, отесанные до полного
однообразия прямоугольники района, где жил он сам, а дальше к северу
сияющие сказочной легкостью и тяжеловесным величием башни, построенные для
знаменитых и мудрых.
"Фантастический мир, - подумал он. - Фантастический мир, где
приходится жить. Вовсе не такой, каким рисовали его Герберт Уэллс и
Стэплдон. Они воображали себе дальние странствия и галактические империи,
гордость и славу человечества, - но когда двери в космическое пространство
наконец отворились, Земле каким-то образом не досталось ни того, ни
другого. Взамен грома ракет - грохот печатных машин. Взамен великих и
возвышенных целей - тихий, вкрадчивый, упрямый голос сочинителя,
зачитывающего очередной опус. Взамен нескончаемой череды новых планет -
комнатка в мансарде и изматывающий страх, что машина подведет тебя, что
исходные данные неверны, а пленки использовались слишком часто..."
Он подошел к столу и выдвинул все три ящика один за другим. Камеру он
обнаружил в нижнем ящике под ворохом всякой дряни. Потом порыскал еще и в
среднем ящике нашел пленку, завернутую в алюминиевую фольгу.
"Стало быть, большой и сильный, - подумал он. - Такого, наверное,
нетрудно встретить в одном из подвальчиков у реки, где космические волки,
получившие увольнительную в город, проматывают свои денежки..."
В первом подвальчике, куда он заглянул, было смрадно - там
расположилась компания паукообразных существ из системы Спики, и он там не
остался. Недовольно поморщившись, он выбрался на улицу со всей быстротой,
на какую оказался способен. Соседний погребок облюбовали похожие на
раскормленных котов обитатели Дагиба, и это тоже было совсем не то, что
надо.
Зато в третьем заведении его ждала удача в образе гуманоидов со
звезды Каф - созданий дородных и шумных, склонных к экстравагантной
одежде, вызывающему поведению и вообще падких до роскошной жизни. Они
сгрудились вокруг большого круглого стола в центре комнаты и увлеченно
буянили - стучали по столу кружками, гонялись за удирающим от них
хозяином, заводили песни, но тут же сами прерывали их выкриками и
перебранкой.
Харт проскользнул в незанятую кабинку и стал присматриваться к
загулявшим кафианам. На одном из них, самом крупном, самом громогласном и
самом буйном, были красные штаны и рубаха цвета яркой зелени. Платиновые
ожерелья и диковинные чужеземные украшения болтались у него на шее и
сверкали на груди, а волосы он, похоже, не стриг месяцами. У него была и
борода довольно сатанинского вида, а также - поразительная штука - чуть
заостренные уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16