Но дети хотели, чтобы вы...
- Дети?
- Конечно. Я отец Элейн.
Однако он не произнес слова "Элейн". Он назвал другое имя, имя,
которое, как говорила Элейн, не мог бы произнести ни один человек с Земли.
- Как ваша рука? - спросил кимонец.
- Ничего, - ответил Бишоп. - Небольшой ожог.
У него было такое ощущение, словно произносил эти слова не он, а
кто-то другой, стоявший рядом.
Он не мог бы шевельнуться, даже если бы ему заплатили миллион.
- Надо будет вам помочь, - сказал кимонец. - Побеседуем позже...
- Прошу вас, сэр, об одном, - сказал человек, говоривший за Бишопа. -
Отправьте меня в гостиницу.
Он почувствовал, как сразу понял его собеседник, испытывавший к нему
сострадание и жалость.
- Конечно, - сказал высокий кимонец. - С вашего позволения, сэр...
"Однажды дети захотели иметь собачку - маленького игривого щенка. Их
отец сказал, что собачки он им не приобретет, так как с собаками они
обращаться не умеют. Но они так просили его, что он, наконец, притащил
домой собаку, прелестного щенка, маленький пушистый шарик с четырьмя
нетвердо ступающими лапками.
Дети обращались с ним не так уж плохо. Они были жестоки, как все
дети. Они тискали и трепали его; они дергали его за уши и за хвост; они
дразнили его, но щенок не терял жизнерадостности. Он любил играть и, что
бы с ним ни делали, льнул к детям. Ему, несомненно, очень льстило общение
с умным человеческим родом, родом, который настолько опередил собак по
культуре и уму, что сравнивать даже смешно.
Но однажды дети отправились на пикник и к вечеру так устали, что,
уходя, забыли щенка.
В этом не было ничего плохого. Дети ведь забывчивы, что с ними ни
делай, а щенок - это всего-навсего собака..."
- Вы сегодня вернулись очень поздно, сэр, - сказал шкаф.
- Да, - угрюмо откликнулся Бишоп.
- Вы поранились, сэр. Я чувствую.
- Мне обожгло руку.
Одна из дверец шкафа открылась.
- Положите руку сюда, - сказал шкаф. - Я залечу ее в один миг.
Бишоп сунул руку в отделение шкафа. Он почувствовал какие-то
осторожные прикосновения.
- Ожог несерьезный, сэр, - сказал шкаф, - но, я думаю, болезненный.
Мы игрушки, подумал Бишоп. Гостиница - это домик для кукол... или
собачья конура. Это нескладная хижина, подобная тем, какие сооружаются на
Земле ребятишками из старых ящиков, дощечек. По сравнению с комнатой
кимонца это просто лачуга, хотя, впрочем, лачуга роскошная. Для людей с
Земли она годится, вполне годится, но это все же лачуга. _А _к_т_о _ж_е
м_ы_? _К_т_о _м_ы_? Баловни детишек. Кимонские щенята. Импортные щенята.
- Простите, сэр, - сказал шкаф. - Вы не щенята.
- Что?
- Еще раз прошу прощения, сэр, мне не следовало этого говорить... но
мне не хотелось бы, чтобы вы думали...
- Если мы не комнатные собачки, то кто же мы?
- Извините, сэр. Я сказал это невольно, уверяю вас. Мне не следовало
бы...
- Вы ничего не делаете без расчета, - с горечью сказал Бишоп. - Вы и
все они. Потому что вы один из них. Вы сказали это только потому, что так
хотели они.
- Я уверяю вас, что вы ошибаетесь.
- Естественно, вы все будете отрицать, - сказал Бишоп. - Продолжайте
выполнять свои обязанности. Вы еще не сказали всего, что вам велено
сообщить мне. Продолжайте.
- Для меня неважно, что вы думаете, - сказал шкаф.
Но если бы вы думали о себе, как о товарищах по детским играм...
- Час от часу не легче, - сказал Бишоп.
- То это было бы бесконечно лучше, - продолжал шкаф, - чем думать о
себе, как о щенках.
- И на какую же мысль они хотят меня натолкнуть?
- Им все равно, - сказал шкаф. - Все зависит от вас самих. Я
высказываю только предположение, сэр.
Хорошо, значит, это только предположение. Хорошо, значит, они
товарищи по детским играм, а не домашние собачки.
Дети Кимона приглашают поиграть грязных, оборванных, сопливых
пострелов с улицы. Наверно, это лучше, чем быть импортной собачкой.
Но даже в таком случае все придумали дети Кимона, это они создали
правила для тех, кто хотел поехать на Кимон, это они построили гостиницу,
обслуживали ее, давали людям с Земли роскошные номера, это они придумали
так называемые должности, это они организовали печатание кредиток.
И если это так, то, значит, не только люди Земли, но и ее правители
вели переговоры или пытались вести переговоры всего лишь с детьми народа
другой планеты. Вот в чем существенная разница между людьми с Земли и
кимонцами.
А может быть, он не прав?
Может быть, вообразив себя комнатной собачкой и ожесточившись, он в
своих размышлениях пошел не по тому пути? Может быть, он и в самом деле
был товарищем по детским играм, взрослым человеком с Земли, низведенным до
уровня ребенка... и притом глупого ребенка? Может быть, не стоило думать о
себе как о комнатной собачке, а следовательно, и приходить к мысли, что
это дети Кимона организовали иммиграцию людей с Земли?
А если не дети приглашают в дом уличных мальчишек, а если инициатива
проявлена взрослыми Кимона, то что это? Школьная программа? Какая-то фаза
постепенного обучения? Или своего рода летний лагерь, куда приглашают
способных, но живущих в плохих условиях землян? Или просто это безопасный
способ занять и развлечь кимонских ребятишек?
"Мы должны были догадаться об этом давным-давно, - сказал себе Бишоп.
- Но даже если бы кому-нибудь из нас и пришла в голову мысль, что мы
комнатные собачки или товарищи по детским играм, то мы прогнали бы ее,
потому что слишком самолюбивы".
- Пожалуйста, сэр, - сказал шкаф. - Рука почти как новенькая. Завтра
вы сможете сами одеться.
Бишоп молча стоял перед шкафом. Рука его безвольно повисла.
Не спрашивая его, шкаф приготовил коктейль.
- Я сделал порцию побольше и покрепче, - сказал шкаф. - Думаю, вам
это необходимо.
- Спасибо, - поблагодарил Бишоп.
Он взял стакан, но не стал пить, а продолжал думать: что-то тут не
так. Мы слишком самолюбивы.
- Что-нибудь не так, сэр?
- Все в порядке, - сказал Бишоп.
- Но вы пейте.
- Потом выпью.
Нормандцы сели на коней в субботний полдень. Кони гарцевали, знамена
с изображениями леопардов развевались на ветру, флажки на копьях
трепетали, постукивали ножны мечей. Нормандцы бросились в атаку, но, как
говорит история, были отбиты. Все это совершенно правильно, потому что
только вечером стена саксов была прорвана, и последнее сражение вокруг
знамени с драконом разыгралось уже почти в темноте.
Но не было никакого Тэйллефера, который ехал впереди, крутил мечом и
пел.
Тут история ошиблась.
Века два спустя какой-нибудь писец позабавился тем, что вставил в
прозаическую историю романтический рассказ о Тэйллефере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Дети?
- Конечно. Я отец Элейн.
Однако он не произнес слова "Элейн". Он назвал другое имя, имя,
которое, как говорила Элейн, не мог бы произнести ни один человек с Земли.
- Как ваша рука? - спросил кимонец.
- Ничего, - ответил Бишоп. - Небольшой ожог.
У него было такое ощущение, словно произносил эти слова не он, а
кто-то другой, стоявший рядом.
Он не мог бы шевельнуться, даже если бы ему заплатили миллион.
- Надо будет вам помочь, - сказал кимонец. - Побеседуем позже...
- Прошу вас, сэр, об одном, - сказал человек, говоривший за Бишопа. -
Отправьте меня в гостиницу.
Он почувствовал, как сразу понял его собеседник, испытывавший к нему
сострадание и жалость.
- Конечно, - сказал высокий кимонец. - С вашего позволения, сэр...
"Однажды дети захотели иметь собачку - маленького игривого щенка. Их
отец сказал, что собачки он им не приобретет, так как с собаками они
обращаться не умеют. Но они так просили его, что он, наконец, притащил
домой собаку, прелестного щенка, маленький пушистый шарик с четырьмя
нетвердо ступающими лапками.
Дети обращались с ним не так уж плохо. Они были жестоки, как все
дети. Они тискали и трепали его; они дергали его за уши и за хвост; они
дразнили его, но щенок не терял жизнерадостности. Он любил играть и, что
бы с ним ни делали, льнул к детям. Ему, несомненно, очень льстило общение
с умным человеческим родом, родом, который настолько опередил собак по
культуре и уму, что сравнивать даже смешно.
Но однажды дети отправились на пикник и к вечеру так устали, что,
уходя, забыли щенка.
В этом не было ничего плохого. Дети ведь забывчивы, что с ними ни
делай, а щенок - это всего-навсего собака..."
- Вы сегодня вернулись очень поздно, сэр, - сказал шкаф.
- Да, - угрюмо откликнулся Бишоп.
- Вы поранились, сэр. Я чувствую.
- Мне обожгло руку.
Одна из дверец шкафа открылась.
- Положите руку сюда, - сказал шкаф. - Я залечу ее в один миг.
Бишоп сунул руку в отделение шкафа. Он почувствовал какие-то
осторожные прикосновения.
- Ожог несерьезный, сэр, - сказал шкаф, - но, я думаю, болезненный.
Мы игрушки, подумал Бишоп. Гостиница - это домик для кукол... или
собачья конура. Это нескладная хижина, подобная тем, какие сооружаются на
Земле ребятишками из старых ящиков, дощечек. По сравнению с комнатой
кимонца это просто лачуга, хотя, впрочем, лачуга роскошная. Для людей с
Земли она годится, вполне годится, но это все же лачуга. _А _к_т_о _ж_е
м_ы_? _К_т_о _м_ы_? Баловни детишек. Кимонские щенята. Импортные щенята.
- Простите, сэр, - сказал шкаф. - Вы не щенята.
- Что?
- Еще раз прошу прощения, сэр, мне не следовало этого говорить... но
мне не хотелось бы, чтобы вы думали...
- Если мы не комнатные собачки, то кто же мы?
- Извините, сэр. Я сказал это невольно, уверяю вас. Мне не следовало
бы...
- Вы ничего не делаете без расчета, - с горечью сказал Бишоп. - Вы и
все они. Потому что вы один из них. Вы сказали это только потому, что так
хотели они.
- Я уверяю вас, что вы ошибаетесь.
- Естественно, вы все будете отрицать, - сказал Бишоп. - Продолжайте
выполнять свои обязанности. Вы еще не сказали всего, что вам велено
сообщить мне. Продолжайте.
- Для меня неважно, что вы думаете, - сказал шкаф.
Но если бы вы думали о себе, как о товарищах по детским играм...
- Час от часу не легче, - сказал Бишоп.
- То это было бы бесконечно лучше, - продолжал шкаф, - чем думать о
себе, как о щенках.
- И на какую же мысль они хотят меня натолкнуть?
- Им все равно, - сказал шкаф. - Все зависит от вас самих. Я
высказываю только предположение, сэр.
Хорошо, значит, это только предположение. Хорошо, значит, они
товарищи по детским играм, а не домашние собачки.
Дети Кимона приглашают поиграть грязных, оборванных, сопливых
пострелов с улицы. Наверно, это лучше, чем быть импортной собачкой.
Но даже в таком случае все придумали дети Кимона, это они создали
правила для тех, кто хотел поехать на Кимон, это они построили гостиницу,
обслуживали ее, давали людям с Земли роскошные номера, это они придумали
так называемые должности, это они организовали печатание кредиток.
И если это так, то, значит, не только люди Земли, но и ее правители
вели переговоры или пытались вести переговоры всего лишь с детьми народа
другой планеты. Вот в чем существенная разница между людьми с Земли и
кимонцами.
А может быть, он не прав?
Может быть, вообразив себя комнатной собачкой и ожесточившись, он в
своих размышлениях пошел не по тому пути? Может быть, он и в самом деле
был товарищем по детским играм, взрослым человеком с Земли, низведенным до
уровня ребенка... и притом глупого ребенка? Может быть, не стоило думать о
себе как о комнатной собачке, а следовательно, и приходить к мысли, что
это дети Кимона организовали иммиграцию людей с Земли?
А если не дети приглашают в дом уличных мальчишек, а если инициатива
проявлена взрослыми Кимона, то что это? Школьная программа? Какая-то фаза
постепенного обучения? Или своего рода летний лагерь, куда приглашают
способных, но живущих в плохих условиях землян? Или просто это безопасный
способ занять и развлечь кимонских ребятишек?
"Мы должны были догадаться об этом давным-давно, - сказал себе Бишоп.
- Но даже если бы кому-нибудь из нас и пришла в голову мысль, что мы
комнатные собачки или товарищи по детским играм, то мы прогнали бы ее,
потому что слишком самолюбивы".
- Пожалуйста, сэр, - сказал шкаф. - Рука почти как новенькая. Завтра
вы сможете сами одеться.
Бишоп молча стоял перед шкафом. Рука его безвольно повисла.
Не спрашивая его, шкаф приготовил коктейль.
- Я сделал порцию побольше и покрепче, - сказал шкаф. - Думаю, вам
это необходимо.
- Спасибо, - поблагодарил Бишоп.
Он взял стакан, но не стал пить, а продолжал думать: что-то тут не
так. Мы слишком самолюбивы.
- Что-нибудь не так, сэр?
- Все в порядке, - сказал Бишоп.
- Но вы пейте.
- Потом выпью.
Нормандцы сели на коней в субботний полдень. Кони гарцевали, знамена
с изображениями леопардов развевались на ветру, флажки на копьях
трепетали, постукивали ножны мечей. Нормандцы бросились в атаку, но, как
говорит история, были отбиты. Все это совершенно правильно, потому что
только вечером стена саксов была прорвана, и последнее сражение вокруг
знамени с драконом разыгралось уже почти в темноте.
Но не было никакого Тэйллефера, который ехал впереди, крутил мечом и
пел.
Тут история ошиблась.
Века два спустя какой-нибудь писец позабавился тем, что вставил в
прозаическую историю романтический рассказ о Тэйллефере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15