— спросила она доктора. — Это просто сон?
Девушка, как и многие другие, никогда не видела, чтобы сон свалил человека, словно пистолетный выстрел.
— Ничего более страшного, мэм. Полковник не сомкнул глаз целую неделю. Теперь сострадательная природа сделала это для него. Вам незачем о нем беспокоиться. Сон — это все, в чем он сейчас нуждается. Так что отдыхайте и берегите оставшиеся у вас силы.
Нэнси посмотрела на него в упор.
— У меня была чума, не так ли?
— У вас была чума, мэм, но ее уже нет. Правда, она истощила ваши силы, но больше вас ничто не должно беспокоить. Вы вне опасности. Когда силы вернутся к вам, можете ходить повсюду, не опасаясь инфекции. Чума не поразит вас вторично. За ваше чудесное спасение вы должны благодарить Бога и вашего мужа.
Она озадаченно нахмурилась.
— Моего мужа?
— Да, мэм. Такой муж бывает у одной из тысячи женщин — даже из десяти тысяч! За последнее время я повидал многих мужей, и, увы, страх перед чумой вытеснял у них все другие чувства. Но полковник Холлс не из таких. Преданность вам сделала из него героя, и он спасся, благодаря своему бесстрашию. Фортуна помогает смелым!
— Но… но он не мой муж!
— Не ваш муж? — ошеломленно переспросил доктор и добавил с оттенком цинизма, в действительности абсолютно не свойственного добродушному маленькому человечку:
— Возможно, это все объясняет… Но кто же он такой, если рисковал ради вас жизнью?
Нэнси помедлила, не зная, как охарактеризовать их отношения.
— Когда-то он был моим другом, — ответила она наконец.
— Когда-то? — Врач поднял густые брови. — А когда, по-вашему, перестал быть вашим другом человек, который остался с вами в зараженном доме, хотя мог спокойно сбежать, который не спал и не отдыхал все эти дни, чтобы заботиться о вас, который вырвал вас из рук смерти, тысячу раз рискуя заразиться чумой?
— И он сделал все это? — спросила девушка.
Доктор Бимиш описал ей во всех подробностях героизм и самопожертвование, проявленное Холлсом.
Когда он умолк, Нэнси продолжала лежать, задумавшись и не говоря ни слова.
— Возможно, он, как вы сказали, был когда-то вашим другом, — улыбнулся доктор. — Но не думаю, что в большей степени, чем теперь. Да пошлет мне Бог такого друга в час нужды!
Девушка не ответила. Она продолжала молча лежать, уставившись на резной купол огромной кровати; ее лицо походило на ничего не выражающую маску, в которой доктор тщетно пытался найти ключ к разгадке отношений между этими двумя. Любопытство побуждало его продолжить расспросы. Но, помимо других причин, его удерживала от этого мысль о ее состоянии. Больной были необходимы пища и покой, и не ему лишать ее последнего назойливыми вопросами.
Глава двадцать третья. СТЕНЫ ГОРДОСТИ
Вечером доктор Бимиш вернулся, приведя с собой, как и во время первого визита, чиновника, которому надлежало проверить заявление доктора об эффективном лечении для последующего доклада, дабы в случае, если в течение двадцати восьми дней никто из обитателей дома не заболеет, здание можно было открыть.
Холлс, пробудившись после одиннадцатичасового сна, но все еще ощущая смертельную усталость, также присутствовал, так как чиновнику нужно было убедиться в здоровье его и миссис Дэллоуз. Нэнси, не отрываясь, смотрела на бледное небритое лицо полковника, который едва осмеливался бросить взгляд в ее сторону.
Когда чиновник и доктор наконец вышли из комнаты, Холлс устало потащился вслед за ними, спустившись с лестницы и оставшись внизу после их ухода.
Ему предстояло пребывание в этом доме в течение четырех недель. Ночь он провел в спальне на нижнем этаже, а утром, приготовив себе завтрак с помощью миссис Дэллоуз, отправился приводить в порядок столовую, где намеревался устроить себе обиталище на предстоящий период заключения.
В столовой было темно — после прибытия в дом Нэнси туда никто не входил. Полковник вспомнил, что сам закрыл ставни по требованию чиновника после того, как он унес Нэнси из комнаты в тот страшный вечер. Холлс открыл ставни, впустив потоки дневного света в комнату, где все напоминало ему о случившемся неделю назад. На полу лежал стул, перевернутый Нэнси, когда она спасалась от Бэкингема. Под столом поблескивал, ускользнувший от взгляда доктора Бимиша клинок сломанной шпаги полковника, а в углу. лежала рукоятка, закатившаяся туда, когда он выпустил ее из рук после удара по голове.
Темно-коричневое пятно у стола было оставлено его собственной кровью. Такие же пятна на кушетке и на скатерти, очевидно, являлись следами крови Бэкингема.
Рапиру герцога Холлс обнаружил лежащей между окном и кушеткой. Бэкингем уронил ее после их схватки и не удосужился подобрать перед поспешным уходом.
Стол загромождали оплывшие свечи, увядшие цветы и гниющие фрукты. На буфете стояло множество изысканных лакомств, приготовленных для интимного ужина, который так и не состоялся. Они наполняли воздух запахом гниения, казавшимся Холлсу испарениями мрачных воспоминаний, пробуждаемых в нем этой комнатой.
Распахнув створки окон, полковник провел около получаса, приводя столовую в порядок и избавляясь от остатков пищи.
После этого он лег на кушетку, задумчиво покуривая трубку. Большую часть последующих дней он проводил подобным образом, считая свою жизнь конченной и рассчитывая, что смерть принесет ему долгожданный покой.
Холлс смутно надеялся — он молил бы об этом Бога, если бы давно не разучился молиться, — что инфекция, возможно, еще присутствующая в доме, изберет его в качестве жертвы. Снова и снова он расстегивал камзол и осматривал грудь и подмышки, ожидая найти там признаки чумы.
Однако судьба препятствовала его желанию умереть, так же как ранее препятствовала всем его желаниям, связанным с жизнью. Пребывая в зараженном доме, вдыхая его отравленный воздух, он оставался невосприимчивым к инфекции.
Первые три дня заключения прошли в праздной апатии. В доме имелись книги, но Холлс не испытывал желания читать, продолжая лежать, куря и предаваясь хандре. Каждое утро миссис Дэллоуз докладывала ему о состоянии больной, которое постепенно улучшалось, что подтверждал доктор, нанесший за эти дни два визита. Во время второго из них он задержался, чтобы поговорить с Холлсом и сообщить ему об ужасной ситуации в городе.
В Уайт-холле не осталось ни одного придворного, за исключением герцога Олбемарла. Честный Джордж Монк оставался на своем посту в качестве представителя короля, осуществляя от его имени, пока его величество занят ухаживанием за мисс Фрэнсис Стюарт note 82 в Солсбери, все то, что следовало бы осуществлять самому королю в дни национальных бедствий, дабы смягчить страдания своих подданных.
Холлс спросил у Бимиша, что тот знает о Бэкингеме, надеясь, что герцога сразила чума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Девушка, как и многие другие, никогда не видела, чтобы сон свалил человека, словно пистолетный выстрел.
— Ничего более страшного, мэм. Полковник не сомкнул глаз целую неделю. Теперь сострадательная природа сделала это для него. Вам незачем о нем беспокоиться. Сон — это все, в чем он сейчас нуждается. Так что отдыхайте и берегите оставшиеся у вас силы.
Нэнси посмотрела на него в упор.
— У меня была чума, не так ли?
— У вас была чума, мэм, но ее уже нет. Правда, она истощила ваши силы, но больше вас ничто не должно беспокоить. Вы вне опасности. Когда силы вернутся к вам, можете ходить повсюду, не опасаясь инфекции. Чума не поразит вас вторично. За ваше чудесное спасение вы должны благодарить Бога и вашего мужа.
Она озадаченно нахмурилась.
— Моего мужа?
— Да, мэм. Такой муж бывает у одной из тысячи женщин — даже из десяти тысяч! За последнее время я повидал многих мужей, и, увы, страх перед чумой вытеснял у них все другие чувства. Но полковник Холлс не из таких. Преданность вам сделала из него героя, и он спасся, благодаря своему бесстрашию. Фортуна помогает смелым!
— Но… но он не мой муж!
— Не ваш муж? — ошеломленно переспросил доктор и добавил с оттенком цинизма, в действительности абсолютно не свойственного добродушному маленькому человечку:
— Возможно, это все объясняет… Но кто же он такой, если рисковал ради вас жизнью?
Нэнси помедлила, не зная, как охарактеризовать их отношения.
— Когда-то он был моим другом, — ответила она наконец.
— Когда-то? — Врач поднял густые брови. — А когда, по-вашему, перестал быть вашим другом человек, который остался с вами в зараженном доме, хотя мог спокойно сбежать, который не спал и не отдыхал все эти дни, чтобы заботиться о вас, который вырвал вас из рук смерти, тысячу раз рискуя заразиться чумой?
— И он сделал все это? — спросила девушка.
Доктор Бимиш описал ей во всех подробностях героизм и самопожертвование, проявленное Холлсом.
Когда он умолк, Нэнси продолжала лежать, задумавшись и не говоря ни слова.
— Возможно, он, как вы сказали, был когда-то вашим другом, — улыбнулся доктор. — Но не думаю, что в большей степени, чем теперь. Да пошлет мне Бог такого друга в час нужды!
Девушка не ответила. Она продолжала молча лежать, уставившись на резной купол огромной кровати; ее лицо походило на ничего не выражающую маску, в которой доктор тщетно пытался найти ключ к разгадке отношений между этими двумя. Любопытство побуждало его продолжить расспросы. Но, помимо других причин, его удерживала от этого мысль о ее состоянии. Больной были необходимы пища и покой, и не ему лишать ее последнего назойливыми вопросами.
Глава двадцать третья. СТЕНЫ ГОРДОСТИ
Вечером доктор Бимиш вернулся, приведя с собой, как и во время первого визита, чиновника, которому надлежало проверить заявление доктора об эффективном лечении для последующего доклада, дабы в случае, если в течение двадцати восьми дней никто из обитателей дома не заболеет, здание можно было открыть.
Холлс, пробудившись после одиннадцатичасового сна, но все еще ощущая смертельную усталость, также присутствовал, так как чиновнику нужно было убедиться в здоровье его и миссис Дэллоуз. Нэнси, не отрываясь, смотрела на бледное небритое лицо полковника, который едва осмеливался бросить взгляд в ее сторону.
Когда чиновник и доктор наконец вышли из комнаты, Холлс устало потащился вслед за ними, спустившись с лестницы и оставшись внизу после их ухода.
Ему предстояло пребывание в этом доме в течение четырех недель. Ночь он провел в спальне на нижнем этаже, а утром, приготовив себе завтрак с помощью миссис Дэллоуз, отправился приводить в порядок столовую, где намеревался устроить себе обиталище на предстоящий период заключения.
В столовой было темно — после прибытия в дом Нэнси туда никто не входил. Полковник вспомнил, что сам закрыл ставни по требованию чиновника после того, как он унес Нэнси из комнаты в тот страшный вечер. Холлс открыл ставни, впустив потоки дневного света в комнату, где все напоминало ему о случившемся неделю назад. На полу лежал стул, перевернутый Нэнси, когда она спасалась от Бэкингема. Под столом поблескивал, ускользнувший от взгляда доктора Бимиша клинок сломанной шпаги полковника, а в углу. лежала рукоятка, закатившаяся туда, когда он выпустил ее из рук после удара по голове.
Темно-коричневое пятно у стола было оставлено его собственной кровью. Такие же пятна на кушетке и на скатерти, очевидно, являлись следами крови Бэкингема.
Рапиру герцога Холлс обнаружил лежащей между окном и кушеткой. Бэкингем уронил ее после их схватки и не удосужился подобрать перед поспешным уходом.
Стол загромождали оплывшие свечи, увядшие цветы и гниющие фрукты. На буфете стояло множество изысканных лакомств, приготовленных для интимного ужина, который так и не состоялся. Они наполняли воздух запахом гниения, казавшимся Холлсу испарениями мрачных воспоминаний, пробуждаемых в нем этой комнатой.
Распахнув створки окон, полковник провел около получаса, приводя столовую в порядок и избавляясь от остатков пищи.
После этого он лег на кушетку, задумчиво покуривая трубку. Большую часть последующих дней он проводил подобным образом, считая свою жизнь конченной и рассчитывая, что смерть принесет ему долгожданный покой.
Холлс смутно надеялся — он молил бы об этом Бога, если бы давно не разучился молиться, — что инфекция, возможно, еще присутствующая в доме, изберет его в качестве жертвы. Снова и снова он расстегивал камзол и осматривал грудь и подмышки, ожидая найти там признаки чумы.
Однако судьба препятствовала его желанию умереть, так же как ранее препятствовала всем его желаниям, связанным с жизнью. Пребывая в зараженном доме, вдыхая его отравленный воздух, он оставался невосприимчивым к инфекции.
Первые три дня заключения прошли в праздной апатии. В доме имелись книги, но Холлс не испытывал желания читать, продолжая лежать, куря и предаваясь хандре. Каждое утро миссис Дэллоуз докладывала ему о состоянии больной, которое постепенно улучшалось, что подтверждал доктор, нанесший за эти дни два визита. Во время второго из них он задержался, чтобы поговорить с Холлсом и сообщить ему об ужасной ситуации в городе.
В Уайт-холле не осталось ни одного придворного, за исключением герцога Олбемарла. Честный Джордж Монк оставался на своем посту в качестве представителя короля, осуществляя от его имени, пока его величество занят ухаживанием за мисс Фрэнсис Стюарт note 82 в Солсбери, все то, что следовало бы осуществлять самому королю в дни национальных бедствий, дабы смягчить страдания своих подданных.
Холлс спросил у Бимиша, что тот знает о Бэкингеме, надеясь, что герцога сразила чума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66