я обречен на страшные испытания; но я не
получу моей награды здесь, на земле... Сколько раз я примерял к себе слова
Иова: "...ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я
боялся, то и пришло ко мне".
А если ко всему сказанному выше добавить, что в 1903 году журналисту
дореволюционного журнала "Ребус" Сербову стало известно о появлении в 1902
году специального Циркуляра, запрещавшего не только печатать чтолибо новое
об Авеле, но даже и перепечатывать старое, то становится почти фактом, что
все это следствие пророчеств Авеля, дошедших, по-видимому, в гатчинском
ларце до адресата - Николая Александровича Романова.
Здесь следует обратить внимание и на то, что столетний срок хранения
(истекший как раз в 1901 году, предваряющий появление названного Циркуляра)
отсчитывается со дня смерти императора Павла Первого. А ведь именно Павел
имел неоднократные и, судя по всему, поначалу спокойные, не отягощенные
трагическими деталями беседы с Авелем до 1797-1798 годов.
Причем, этому также следует уделять внимание, Авель в силу косноязычия
своего или по другим причинам склонен был излагать свои прогнозы в
письменном виде. Одно из его творений такого рода и могло быть доверено на
хранение опечатанному ларцу в Гатчинском дворце.
Вы не согласны? Да, у меня на руках нет фактов, нет документов, выбивших
из колеи императорскую чету 12 марта 1901 года. Но... Кое-какие сообщения,
подтверждающие именно такой ход событий, известны.
Наступило время дать слово офицеру русской армии, монархисту, участнику
первой мировой войны Петру Николаевичу Шабельскому-Борк (1896-1952 гг.).
Петр Николаевич участвовал в попытке освобождения царской семьи из
Екатеринбургского заточения. В многочисленных исторических исследованиях,
основанных на уникальных документах, им собранных, исчезнувших во время
второй мировой войны в Берлине, где он в то время жил, Шабельский-Борк
основное внимание уделял эпохе Павла Первого.
Петр Николаевич писал под псевдонимом "Кирибеевич". В начале тридцатых
годов издал историческое сказание "Вещий инок", посвященное Авелю,
фрагменты из которого приведены ниже.
ВЕЩИЙ ИНОК
"В зале был разлит мягкий свет. В лучах догоравшего заката, казалось,
оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах.
Великолепный паркет Гваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг царили
тишина и торжественность.
Пристальный взор Императора Павла Петровича встретился с кроткими глазами
стоявшего перед ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь,
мир и отрада.
Императору сразу полюбился этот, весь овеянный смирением, постом и
молитвою, загадочный инок. О прозорливости его уже давно шла широкая молва.
К его келий в Александро-Невской лавре шел и простолюдин, и знатный
вельможа, и никто не уходил от него без утешения и пророческого совета.
Ведомо было Императору Павлу Петровичу и то, как Авель точно предрек день
кончины его Августейшей Родительницы, ныне в бозе почивающей Государыни
Императрицы Екатерины Алексеевны. И вчерашнего дня, когда речь зашла о
вещем Авеле, Его Величество повелеть соизволил завтра же нарочито доставить
его в Гатчинский "дворец, в косм имел пребывание Двор. Ласково улыбнувшись,
Император Павел милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом, как давно он
принял постриг и в каких монастырях был.
- Честной Отец, - промолвил Император, - о тебе говорят, да и я сам вижу,
что на тебе явно почиет благодать Божия. Что скажешь ты о роде моем,
царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моем во
мгле веков и о Державе Российской? Назови поименно преемников моих на
престоле Российском, предреки их судьбу.
- Эх, батюшка-Царь! - покачал головой Авель. - Почто себе печаль предречь
меня принуждаешь? Коротко будет царствие твое, и вижу я, грешный, лютый
конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую
кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь
ты на царственной груди своей. В Страстную субботу погребут тебя... Они же,
злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят
тебя безумным, будут поносить добрую память твою... Но народ русский
правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице тврей понесет
скорби свои, прося твоего заступничества и смягчения сердец неправедных и
жестоких...
- Что ждет преемника моего, Цесаревича Александра?
- Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и
Благословенным наречется. Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг
царского служения заменит он подвигом поста и молитвам и праведным будет в
очах Божиих.
- А кто наследует Императору Александру?
- Сын твой, Николай...
- Как? У Александра не будет сына. Тогда Цесаревич Константин...
- Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою... Начало же
царствования сына твоего Николая бунтом вольтерианским зачнется, и сие
будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия,
Россию покрывающая. Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя
Богородицы, в мерзость и запустение Держава Российская обратится.
- После сына моего Николая на престоле Российском кто будет?
- Внук твой, Александр Второй, Царем-Освободителем преднареченный. Твои
замыслы исполнит - крестьян освободит, а потом турок побьет и славянам тоже
свободу даст от ига неверного... Царю-Освободителю наследует
Царь-Миротворец, сын его, и твой правнук, Александр Третий. Славно будет
царствование его. Осадит он крамолу окаянную, мир и порядок наведет он.
- Кому передаст он наследие царское?
- Николаю Второму - Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На
венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим, как
некогда Сын Божий. Война будет, великая война мировая... По воздуху люди,
как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серой зловонной друг
друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться Накануне победы
рухнет трон царский. Кровь и слезы напоят сырую землю. Мужик с топором
возьмет в безумия власть, и наступит поистине казнь египетская...
- Прадед мой, Петр Великий, судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я
за благо о всем, что ныне предрек о потомке моем Николае Втором, предварить
его, дабы перед ним открылась Книга Судеб, да ведает правнук свой крестный
путь, среди страстей и долготерпения своего...
Запечатлей же, преподобный отец реченное тобою, изложи все письменно я же
вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до правнука
моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в кабинете Гатчинского
дворца моего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20