– Мики!
– Не возвращайся сюда, Клео! – Затем послышался крик, треск, и Клео снова услышала свое имя. – Беги!
– Мики! – Снова послышался треск и короткий сдавленный крик. Ладонь Клео, державшая трубку, тут же взмокла. – Мики! Мики! – продолжала звать она, хотя телефон давно умолк.
– Прекрати. Прекрати! – Гедеон вырвал трубку из ее пальцев.
– Они бьют его. Мы должны вернуться и помочь ему!
– Звони в полицию. Звони немедленно. Назови его имя и адрес. Мы находимся слишком далеко, чтобы успеть к нему на помощь.
– В полицию…
– Не называй своего имени, – добавил он, когда Клео стала набирать 911. – Только его. И попроси поторопиться.
– Полиция? Мне нужна помощь, – сказала она, не обращая внимания на спокойный голос оператора. – Мики… Майкл Хикс, четыреста сорок пять, Западная 53-я, квартира триста два. На углу Девятой авеню. Поторопитесь, пожалуйста! Они убивают его. Они убивают его!..
Гедеон нажал на рычаг.
– Держи себя в руках. Держи себя в руках, слышишь? Мы едем. На какой поезд нужно сесть? Как быстрее добраться до Мики?
Никак, думала Клео, в мозгу которой продолжали звучать крики боли и страха. Она пробежала несколько кварталов, отделявших станцию метро от дома Мики, но знала, что не успеет. Увидев у подъезда две патрульные машины, она вздохнула с облегчением.
– Приехали! – выдавила она. – Нью-йоркская полиция – лучшая в мире.
Люди в форме устанавливали ограждение; вокруг уже собралась небольшая толпа зевак.
– Ничего не говори, – предупредил Гедеон, прижавшись губами к ее виску. – Я сам спрошу, в чем дело.
– Должно быть, там «Скорая». Мики нужно отправить в больницу. Наверное, они мучили его.
– Помалкивай. Я все узнаю. – Гедеон обнял ее и повел к ограждению. – Что здесь происходит? – спросил он у посыльного, который сидел на мотоцикле и жевал резинку.
– Убили одного чувака.
– Нет! – Клео стала медленно качать головой из стороны в сторону. – Нет!..
– Кому знать, как не мне? Я как раз ехал доставлять посылку, когда оттуда выходили копы. Сказали, чтобы я никуда не уезжал. Мол, им нужно меня допросить, потому что на третьем этаже произошло убийство. Понаехали еще ребята из Нью-йоркской городской. Один из них сказал мне, что лицо и голова этого черного парня превратились в кашу.
– Нет… Нет… Нет!.. – все громче твердила Клео, пока Гедеон тащил ее прочь.
– Держись, Клео. Нам нужно уйти. Продержись еще немного.
– Он не умер. Это ложь… Сегодня вечером мы идем на его спектакль. Он принесет нам контрамарки. А потом мы налакаемся шампанского до поросячьего визга. Он не умер. Мы просто… это было всего час назад. Я никуда не пойду! Я должна вернуться.
Гедеону нужно было увести ее в какое-нибудь тихое и уединенное место, но разве в этом дурацком городе можно найти укромный уголок?
– Клео, послушай меня. Просто послушай. Мы не можем оставаться здесь. Здесь небезопасно.
Клео негромко застонала, и у нее подкосились колени.
– Тебе нужно сесть.
Салливан обвел глазами улицу и увидел бар. Ладно, сойдет. Он втолкнул Клео внутрь, продолжая держать ее за талию. У стойки сидели со своей выпивкой три посетителя. Никто из них не поднял головы, когда Гедеон усадил Клео за столик, стоявший в самом темном углу.
– Два виски, – заказал он. – Двойных. – Потом достал несколько купюр и бросил их на стойку.
Взяв стаканы, Гедеон вернулся к столику, сел рядом со съежившейся Клео, решительно взял ее за подбородок и насильно влил в рот половину порции.
Она поперхнулась, закашлялась, потом уронила голову на стол и разрыдалась, как ребенок.
– Это я виновата… виновата во всем…
– А теперь рассказывай, что случилось. – Гедеон снова поднял ее голову и поднес к губам стакан. – Выпей еще и расскажи, что ты сделала.
– Я убила его. О господи, о господи, Мики мертв!
– Это я знаю. – Гедеон взял свой нетронутый стакан и сунул ей. Пьяное беспамятство лучше, чем истерика. – Клео, что сделали вы с Мики?
– Я попросила его… Он бы сделал для меня все. Я любила его, Гедеон. Я любила его.
«Ну вот, – наконец-то подумал он. – Горе заставило Клео назвать его по имени».
– Знаю. И знаю, что он тоже любил тебя.
– Я считала себя умнее всех. – Гедеон заставил ее сделать еще один глоток; слезы Клео капали на его руку. – Я все обдумала. Решила продать Судьбу этой суке, нагреть ее на миллион долларов и дать тебе такую часть, от которой ты стал бы плясать посреди улицы.
– О боже! Ты связалась с Анитой Гай?
– Я позвонила ей и назначила встречу. На крыше этого траханного Эмпайр-Стейт, – запинаясь, продолжила опьяневшая Клео. – Мики пошел со мной. На случай, если она выкинет какой-нибудь фортель. Однако она вела себя тише воды. Только говорила гадости о тебе и твоем брате, но это не имеет отношения к делу. Мы сошлись на том, что завтра она привезет миллион долларов наличными, а я отдам ей статуэтку. Все честно, без шума, без обмана. Потом мы с Мики здорово посмеялись. Знаешь, я все рассказала ему.
– Угу. Понял.
– Ловкач, я хотела поделиться с тобой. Шестьдесят к сорока Клео вытерла слезы тыльной стороной руки и размазала тушь по лицу . – Ты получил бы четыреста тысяч баксов наличными, так какой был смысл тянуть волынку? По-моему, никакого.
Гедеон не мог дать волю гневу. Клео и так было хуже некуда. Он отвел волосы от ее мокрых щек.
– Конечно.
– Но она и не собиралась отдавать мне деньги. Просто морочила мне голову. Мики погиб из-за того, что я слишком поздно поняла это. Я никогда не прощу себя. Никогда. До самой смерти. Он был такой безобидный. Гедеон, он был добрый, безобидный, а они убили его. Они убили его!
– Знаю, милая, знаю. – Гедеон положил голову плачущей Клео себе на плечо и стал гладить ее по волосам. Он думал о парне, который сегодня утром жарил на кухне тосты и уступил свою кровать совершенно незнакомому человеку, потому что его попросила об этом подруга.
Анита Гай дорого заплатит за это, поклялся он. Теперь дело было не в деньгах, а в принципе.
Продолжая гладить Клео по голове, Гедеон допил остатки виски.
Куда теперь? Ему приходило на ум только одно место.
ГЛАВА 11
У доктора Левенстейна были свои проблемы. Во-первых, бывшая жена, обобравшая его до нитки при разводе; во-вторых, двое детей, учившихся в колледжах и пребывавших в уверенности, что у их отца целая роща деревьев, на которых растут деньги;
и в-третьих, помощница, которая требовала прибавки к жалованью.
Шейла развелась с ним, потому что в своем кабинете он проводил больше времени, чем дома. Что не мешало ей вовсю пользоваться финансовыми плодами этой работы. Ирония этого от нее ускользала. «Слава богу, что я избавился от этой суки, не имевшей чувства юмора», – подумал Левенстейн. Ни туда ни сюда. Так сказал бы его сын, менявший специальности, как носки. Все упиралось в деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110