— А чем вы торгуете? Райc улыбнулся:
— Фотографиями.
— Фотографиями? — недоверчиво переспросил немец. Райc кивнул:
— Я использую светокопировальную бумагу. Фотографии меняю на соль, соль — на медь, медь — на коз, коз — снова на соль, соль — на скот. У меня уходит полгода, чтобы пройти весь маршрут. Заканчивается он в Судане, где я продаю скот армии. Начальных вложений — шесть шиллингов, на финише — чуть больше трех тысяч фунтов.
— А чем вы занимались до того, как стали продавать фотографии? — спросил немец, сняв с носового платка какое-то насекомое и бросив на пол.
— Начал я охотником за слоновой костью, но, должен признать, успеха не добился. А когда завязал, выяснилось, что денег у меня ни пенни, а из ценного — только патроны. Вот я и поменял патроны на соль, потом на эту соль купил больше патронов, поменял их на коз и так далее. В итоге я добрался до Эфиопии и продал имеющийся у меня товар почти за две тысячи долларов Марии-Терезы. Оттуда я уехал, больно уж жарко, вернулся сюда, где климат куда приятнее и больше племен, с которыми можно торговать, купил пару фотокамер, и дело пошло.
— И вы называете это приятным климатом? — усмехнулся Слоун.
Райc повернулся к нему:
— А вы бывали в Эфиопии?
— Пару раз.
— Тогда вы знаете, как там жарко.
— Не намного жарче, чем здесь, — возразил Слоун.
— Вы совершенно не правы, — отчеканил англичанин. — Тамошней жары не выдержит ни один человек. Слоун пожал плечами и уткнулся в стакан с пивом.
— Если вы не возражаете, мой добрый сэр, я позволю себе задать вам вопрос, — продолжил Райc.
Слоун поднял голову, пристально посмотрел на англичанина.
— Валяйте.
— Туземец, с которым вы прибыли. Не могу понять по родовым насечкам, из какого он племени.
— Он — кикуйю.
— Никогда с ними не встречался. Я слышал, что земли кикуйю закрыты для белых.
— Это так.
— Так где вы его взяли?
— Он нарушил закон, но сбежал до того, как его убили.
— А что он сделал? Слоун пожал плечами.
— Я не спрашивал.
— Кикуйю — хорошие следопыты?
— Этим я доволен.
— Но похуже, чем вандеборо, — самодовольно усмехнулся немец.
Ветер чуть изменился, на них пахнуло болотом.
— Я заметил, что у вас есть один. — Райc обмахивался шляпой, скорее чтобы отогнать неприятный запах, а не охладить кожу. — Они действительно так хороши?
— Мой вандеборо возьмет след биллиардного шара, прокатившегося по улице Берлина.
Райc хохотнул, допил пиво, поднял пустой стакан.
— Чья очередь?
— Моя. — Гюнтерманн бросил на стойку несколько монет. — Раз уж мы вспомнили о вандеборо. По приезде я заметил за домом женщину-вандеборо.
— Она кизи, — поправил его Ван дер Камп. После паузы добавил:
— Она принадлежит мне.
— Вы — бур, не так ли? — спросил Гюнтерманн.
— Да.
— Я думал, буры ненавидят черных. Ван дер Камп покачал головой.
— Ненависти ко всем черным у нас нет. Мы ненавидим только зулусов. Не потому что они черные, а потому, что они наши кровные враги.
— А в сезон дождей в этих краях становится очень одиноко, не так ли? — понимающе подмигнул буру Гюнтерманн.
— Это так.
— Когда британцы установят здесь протекторат, — продолжал Гюнтерманн, — они заставят вас избавиться от нее.
— Мне уже приходилось иметь дело с англичанами, — мрачно ответил Ван дер Камп. — Они меня не пугают.
— Я бы предложил оставить политику, господа, — вмешался Райc. — Нет причин разжигать в буше национальную рознь.
— Согласен. — Гюнтерманн с улыбкой повернулся к Слоуну. — И не попросить ли нам нашего американского коллегу в интересах интернационального единства снять военную форму.
— Попросить вы можете, — откликнулся Слоун. Райc присмотрелся к форме.
— Вижу, вы были капитаном, сэр.
— Нет.
— Но ваши знаки отличия…
— Я купил форму после войны.
— Так вы не участвовали в боевых действиях? Слоун ответил после долгой паузы:
— Участвовал.
— На чьей стороне? — спросил Райc.
— Вроде бы мы договорились избегать политики, — напомнил Слоун.
Райc расстегнул пару пуговиц на рубашке, вновь начал обмахиваться шляпой.
— Это не политика, сэр, чистое любопытство. Почему вы решили купить форму конфедератов? В конце концов они же потерпели поражение.
— Лучше отражает солнечные лучи и собирает меньше пыли, — ответил Слоун.
— А такие шляпы носят ваши американские ковбои? — Гюнтерманн указал на стетсон Слоуна.
— Вам лучше спросить у американского ковбоя. Гюнтерманн откинул голову, расхохотался. — Отлично сказано, сэр! Между прочим, мы еще не представлены. Я — Эрхард Гюнтерманн, а этот джентльмен — Блейни Райc.
— Ганнибал Слоун.
— Тот самый Ганнибал Слоун? — Раису пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев гиппопотама.
— Если только в Африке нет моего тезки.
— Ваша слава идет впереди вас, сэр. Вас называют одним из самых удачливых охотников за слоновой костью Восточной Африки.
— Пожалуй.
— Вы стоите в одном ряду с Седоусом и Карамаджо Беллом, — восторженно вещал англичанин.
— Никогда с ними не встречался.
— Сколько слонов вы убили? — спросил Райc. Слоун скатал-таки сигарету, закурил.
— Несколько.
— Что-то вы скромничаете.
— Наверное, он из тех, кто мало говорит, но много делает, — улыбаясь, ввернул Гюнтерманн.
— Наверное, — не стал спорить с ним Слоун.
— Между прочим, — продолжил немец, — не ставя под сомнения ваши достижения, должен сказать, что самый лучший охотник на слонов находится сейчас в нескольких десятках футов от этого бара.
— Большой лумбва с топором? — спросил Слоун.
— Именно он, его зовут Тумо. Лучший из лучших, — гордо заявил немец.
— Вы хотите сказать, что он может убить слона одним топором? — скептически спросил Райc.
— Без труда.
Мне не хотелось бы ставить под сомнение ваши слова, но в свое время я охотился на слонов и просто не могу вам поверить.
— Я видел, как он уложил своим топором одиннадцать слонов, — стоял на своем Гюнтерманн.
Райc задумчиво разглядывал содержимое стакана.
— Может, в тропическом лесу, где они не могут развернуться. Но только не в саванне.
— Где угодно, — не отступал Гюнтерманн.
— Вы же говорите не о самках или детенышах? — Райc повернулся к немцу. — Речь идет о взрослых самцах?
— Совершенно верно. Райc покачал головой:
— Это невозможно.
— Я неоднократно это видел.
— Завалить слона весом в шесть тонн жалким топориком?
Немец энергично кивнул.
— Я не хочу называть вас лжецом, но готов спорить, что такое невозможно.
— Назовите вашу ставку, — без запинки ответил немец.
Англичанин вытащил из бумажника стопку банкнот, пересчитал их, положил на стойку.
— Как насчет пятидесяти фунтов?
— Интересная мысль. — Немец широко улыбнулся. — А как насчет ста фунтов?
— Это большие деньги.
— Он или убьет слона, или нет, — заметил немец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78