из десяти отроков, посланных в Эстонию учиться бухгалтерскому учету, впоследствии вернулся только один, да и то недоучившись и решительным алкоголиком из-за тоски по родному дому. Василий Злоткин совсем было впал в уныние, но умные люди ему подсказали: не надо никаких новелл, все равно заколдованный круг здешней жизни не разорвать, а надо только держать эту публику в ежовых рукавицах и не давать ей особенно отощать.
Но это все было после; в первый же свой, триумфальный день Василий Злоткин выпил за торжественным обедом немного лишнего, обхамил думных бояр за глупость, грохнул об пол старинный, еще романовский бокал матового стекла и отправился в сопровождении малого числа окольничих осматривать государевы апартаменты, каковое слово он выговаривал в единственном числе и с ударением на предпоследнем слоге - именно "апартамент". Неподалеку от спальных покоев ему ненароком повстречалась молодая жена бывшего правителя Перламутрова, и он впился в нее горячечными глазами.
Один из окольничих справился у него:
- Будете слушать выборку из газет?
- Что?.. Какие еще газеты... и вообще, мужики, я сейчас из государственных соображений должен побыть один.
Когда окольничьи откланялись и ушли, Вася Злоткин схватил бедную Перламутрову за горло, попридушил и завалил на первую попавшуюся постель. Он насиловал ее трое суток, пока в Москву не въехала Мара Дубельт, а затем распорядился упрятать в Новодевичий монастырь.
На другой день опять состоялся пир, но уже не было того шуму, и на третий день состоялся пир по случаю прибытия государевой невесты, и на четвертый день пир - этот уже свадебный, завершивший обряд венчания, на котором Мара Дубельт сказала речь. Речь была очень короткая, и даже она состояла из одной фразы:
- Смотрите у меня, господа подданные, чтобы никаких художеств, чтобы все было чинно и аккуратно, я этих ордынских нравов не потерплю!
Ей в ответ:
- Мара Ивановна, мать родная, да мы для тебя что хошь!
Василий Злоткин умудрился напиться и на собственной свадьбе, а когда проснулся рано поутру, едва развиднялось, Мара и говорит:
- Надеюсь, сегодня ты подпишешь указ о присоединении к Эстонии псковских земель от границы по город Порхов?..
- Разбежался!.. - сгрубил ей Василий, поднялся с постели и нагишом подошел к окну.
За окном был виден угол Грановитой палаты, слева - часть забеленной снегом Ивановской площади, а Спасская башня стояла ополовиненная по куранты, так как над Москвой по-прежнему висела удушливая пелена оливкового оттенка, точь-в-точь такая же, что теперь виднелась над линией горизонта, Вася тяжело вздохнул и пошел в каюту.
Там его дожидался капитан-лейтенант Правдюк.
- Вот вы говорите, что политики спят и видят, как бы облагодетельствовать человечество; почему же тогда их благородные усилия вечно дают обратный результат? Я сейчас доложу, почему: потому что безобразный ход истории сам по себе, а политика сама по себе, - вот так! Будь ты хоть десять раз Столыпиным, но если в России не суждено завестись нормальному, не увеселительному сельскому хозяйству, то ты ее никакими реформами не проймешь. Отсюда я делаю вывод, что политики суть самые зловредные бездельники из всех разновидностей бездельников вместе взятых.
Вася Злоткин нахмурился, прилег на постель и внимательно закурил.
- Уж я скорее поверю такому Столыпину, который пообещает, что все обязательно будет плохо, хуже некуда, потому что, - рассуждая от обратного, - а вдруг получится хорошо... Вообще все зло идет от той линии, чтобы благоденствовали непременно все разновидности человека за исключением фальшивомонетчиков. Вот возьмите нашу нерушимую крестьянскую общину, которая атомной бомбы не боится; тут вся идея заключается в социалистическом способе производства, когда один водочкой занимается, а другой работает за двоих, а потом у них происходит передел продукта: получается, как известно, не больше горбушки на нос. Или возьмите эпоху коммунистического строительства; только нефтью и жила страна, поскольку народ сильно ослаб в предчувствии коммунизма, поскольку всех умников спровадили на цугундер, поскольку рапсоды линии ЦК до такой степени дезориентировали мирное население, что оно уже не отличало цианистого калия от стирального порошка. И что же мы имеем в результате: что за деньги сейчас в России не то что государственный пост - здоровье купить можно! Вот до чего дошло!
- Это точно, - согласился Вася Злоткин как бы из одолжения. - Поганый наш народ, только я не пойму, по какой причине...
- Наверное, вода у нас такая, других резонов не нахожу.
- Может быть, и вода...
- А главное, он еще недоволен! Царем недоволен, коммунистами недоволен, либералами недоволен, - только собой доволен, дескать, вот мы какой великий народ, немцам намяли ряшку!..
- Вы знаете, капитан, вообще мне надо посмотреть кое-какие официальные бумаги, - сказал Вася Злоткин и начал сердито копаться в сумке.
- Ничего не имею против. Ну так вот: дескать, вот мы какой великий народ, немцам намяли ряшку...
8
"Милый Вася!
Осень в этом году выдалась удивительная - теплая, точно не октябрь на дворе, а конец мая, но все равно пронзительно печальная, как болезнь. Пропасть рябины (говорят, это к суровой зиме, впрочем, я считаю, что после большевиков все приметы уже недействительны), безумное количество малины, но вовсе нет слив и груш. Огород же, любимое мое детище, удался на славу. Картошку я копала, как и полагается 15 сентября, клубни все ядреные, здоровые, чудно пахнущие земляной свежестью, - вот тебе и Гожев из Лесков, на которого я грешила за некачественный посадочный материал. Огурцы тоже крупные, хотя это плохо, и помидоры крупные, а это, наоборот, хорошо.
Кстати, о помидорах. Недавно у Дюма-отца, в его знаменитой поваренной книге, я вычитала рецепт одного несложного блюда, которое только сложно называется: сицилийская яичница любви. Сначала нужно растопить в сковороде кусочки свиного сала, потом пожарить в нем мясо, нарезанное вдоль волокон, засыпать мясо мелко нарубленным чесноком и положить помидоры кружочками, плюс молотый красный перец чуть ли не сплошным слоем, потом всю эту фантасмагорию томишь с четверть часа, заливаешь яйцами, размешанными с молоком, сверху сыплешь зелень - и готово дело. Я сегодня утром приготовила это блюдо и с наслаждением слопала целую сковородку, мысленно восхваляя Дюма-отца. Вот уж, действительно, книги имеют свою судьбу: человек исписал вагон и маленькую тележку бумаги, а всего-то стоящего и сочинил что поваренную книгу, которая останется жить в веках. Впрочем, у французов попадаются пословицы, стоящие целого романа, вроде: "Болезни это путешествия для бедных", - не правда ли, хорошо?! Сегодня к вечеру у меня поднялась температура до 37,5o, начался легкий жар, и я куда-то поплыла, поплыла, где вместо одного солнца сияет их с полдюжины, где растительность распространяет дурманящие ароматы и господствуют лихорадочные гогеновские цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Но это все было после; в первый же свой, триумфальный день Василий Злоткин выпил за торжественным обедом немного лишнего, обхамил думных бояр за глупость, грохнул об пол старинный, еще романовский бокал матового стекла и отправился в сопровождении малого числа окольничих осматривать государевы апартаменты, каковое слово он выговаривал в единственном числе и с ударением на предпоследнем слоге - именно "апартамент". Неподалеку от спальных покоев ему ненароком повстречалась молодая жена бывшего правителя Перламутрова, и он впился в нее горячечными глазами.
Один из окольничих справился у него:
- Будете слушать выборку из газет?
- Что?.. Какие еще газеты... и вообще, мужики, я сейчас из государственных соображений должен побыть один.
Когда окольничьи откланялись и ушли, Вася Злоткин схватил бедную Перламутрову за горло, попридушил и завалил на первую попавшуюся постель. Он насиловал ее трое суток, пока в Москву не въехала Мара Дубельт, а затем распорядился упрятать в Новодевичий монастырь.
На другой день опять состоялся пир, но уже не было того шуму, и на третий день состоялся пир по случаю прибытия государевой невесты, и на четвертый день пир - этот уже свадебный, завершивший обряд венчания, на котором Мара Дубельт сказала речь. Речь была очень короткая, и даже она состояла из одной фразы:
- Смотрите у меня, господа подданные, чтобы никаких художеств, чтобы все было чинно и аккуратно, я этих ордынских нравов не потерплю!
Ей в ответ:
- Мара Ивановна, мать родная, да мы для тебя что хошь!
Василий Злоткин умудрился напиться и на собственной свадьбе, а когда проснулся рано поутру, едва развиднялось, Мара и говорит:
- Надеюсь, сегодня ты подпишешь указ о присоединении к Эстонии псковских земель от границы по город Порхов?..
- Разбежался!.. - сгрубил ей Василий, поднялся с постели и нагишом подошел к окну.
За окном был виден угол Грановитой палаты, слева - часть забеленной снегом Ивановской площади, а Спасская башня стояла ополовиненная по куранты, так как над Москвой по-прежнему висела удушливая пелена оливкового оттенка, точь-в-точь такая же, что теперь виднелась над линией горизонта, Вася тяжело вздохнул и пошел в каюту.
Там его дожидался капитан-лейтенант Правдюк.
- Вот вы говорите, что политики спят и видят, как бы облагодетельствовать человечество; почему же тогда их благородные усилия вечно дают обратный результат? Я сейчас доложу, почему: потому что безобразный ход истории сам по себе, а политика сама по себе, - вот так! Будь ты хоть десять раз Столыпиным, но если в России не суждено завестись нормальному, не увеселительному сельскому хозяйству, то ты ее никакими реформами не проймешь. Отсюда я делаю вывод, что политики суть самые зловредные бездельники из всех разновидностей бездельников вместе взятых.
Вася Злоткин нахмурился, прилег на постель и внимательно закурил.
- Уж я скорее поверю такому Столыпину, который пообещает, что все обязательно будет плохо, хуже некуда, потому что, - рассуждая от обратного, - а вдруг получится хорошо... Вообще все зло идет от той линии, чтобы благоденствовали непременно все разновидности человека за исключением фальшивомонетчиков. Вот возьмите нашу нерушимую крестьянскую общину, которая атомной бомбы не боится; тут вся идея заключается в социалистическом способе производства, когда один водочкой занимается, а другой работает за двоих, а потом у них происходит передел продукта: получается, как известно, не больше горбушки на нос. Или возьмите эпоху коммунистического строительства; только нефтью и жила страна, поскольку народ сильно ослаб в предчувствии коммунизма, поскольку всех умников спровадили на цугундер, поскольку рапсоды линии ЦК до такой степени дезориентировали мирное население, что оно уже не отличало цианистого калия от стирального порошка. И что же мы имеем в результате: что за деньги сейчас в России не то что государственный пост - здоровье купить можно! Вот до чего дошло!
- Это точно, - согласился Вася Злоткин как бы из одолжения. - Поганый наш народ, только я не пойму, по какой причине...
- Наверное, вода у нас такая, других резонов не нахожу.
- Может быть, и вода...
- А главное, он еще недоволен! Царем недоволен, коммунистами недоволен, либералами недоволен, - только собой доволен, дескать, вот мы какой великий народ, немцам намяли ряшку!..
- Вы знаете, капитан, вообще мне надо посмотреть кое-какие официальные бумаги, - сказал Вася Злоткин и начал сердито копаться в сумке.
- Ничего не имею против. Ну так вот: дескать, вот мы какой великий народ, немцам намяли ряшку...
8
"Милый Вася!
Осень в этом году выдалась удивительная - теплая, точно не октябрь на дворе, а конец мая, но все равно пронзительно печальная, как болезнь. Пропасть рябины (говорят, это к суровой зиме, впрочем, я считаю, что после большевиков все приметы уже недействительны), безумное количество малины, но вовсе нет слив и груш. Огород же, любимое мое детище, удался на славу. Картошку я копала, как и полагается 15 сентября, клубни все ядреные, здоровые, чудно пахнущие земляной свежестью, - вот тебе и Гожев из Лесков, на которого я грешила за некачественный посадочный материал. Огурцы тоже крупные, хотя это плохо, и помидоры крупные, а это, наоборот, хорошо.
Кстати, о помидорах. Недавно у Дюма-отца, в его знаменитой поваренной книге, я вычитала рецепт одного несложного блюда, которое только сложно называется: сицилийская яичница любви. Сначала нужно растопить в сковороде кусочки свиного сала, потом пожарить в нем мясо, нарезанное вдоль волокон, засыпать мясо мелко нарубленным чесноком и положить помидоры кружочками, плюс молотый красный перец чуть ли не сплошным слоем, потом всю эту фантасмагорию томишь с четверть часа, заливаешь яйцами, размешанными с молоком, сверху сыплешь зелень - и готово дело. Я сегодня утром приготовила это блюдо и с наслаждением слопала целую сковородку, мысленно восхваляя Дюма-отца. Вот уж, действительно, книги имеют свою судьбу: человек исписал вагон и маленькую тележку бумаги, а всего-то стоящего и сочинил что поваренную книгу, которая останется жить в веках. Впрочем, у французов попадаются пословицы, стоящие целого романа, вроде: "Болезни это путешествия для бедных", - не правда ли, хорошо?! Сегодня к вечеру у меня поднялась температура до 37,5o, начался легкий жар, и я куда-то поплыла, поплыла, где вместо одного солнца сияет их с полдюжины, где растительность распространяет дурманящие ароматы и господствуют лихорадочные гогеновские цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24