Она не отвечала на вопросы, на которые мне нужен был ответ, то есть такие, для ответа на которые мне не хватало базовых знаний.
Старый оптимист Альберт отрицал это.
– Мы многое узнали, Робин, – лекторским тоном говорил он, стоя с мелом в руке перед черной доской. – Например, мы знаем, что Галактика – это лошадь, это собака, которая не лает, и кошка среди голубей.
– Альберт, – ровно сказала Эсси. Она говорила с ним, но смотрела на меня. По-видимому, меня смутила неожиданная игривость Альберта, но это не странно. Я был смущен, не говоря уже о стрессах, беспокойствах и общем несчастном ощущении.
Альберт выглядел упрямым.
– Да, миссис Броадхед?
– Я подумала, что некоторые программы нуждаются в пересмотре, Альберт. Необходимо ли это?
– Думаю, нет, – неуверенно ответил он.
– Прихоти полезны и даже желательны в программе Альберта Эйнштейна, – продолжала Эсси, – потому что так желает Робин. Однако.
Он неловко ответил:
– Я вас понял, миссис Броадхед. Вам нужно простое и ясное резюме. Очень хорошо. Известно следующее. Во-первых, нет никаких доказательств, что в Галактике существуют другие осколки, куски, псевдоподии или наросты Врага, помимо тех, с которыми Робин встретился на Таити. Во-вторых, у нас нет доказательств, что все еще существуют и эти. В-третьих, что касается все тех же единиц, у нас нет никаких доказательств, что они хоть чем-то отличаются от нас самих, то есть принявших определенную форму, организованных и записанных электромагнитных зарядов в некоем подходящем субстрате, в данном случае в капсулах Онико и Снизи. – Он посмотрел прямо на меня. – Вы следите за моей мыслью, Робин?
– Конечно, – ответил я, делая усилие. – Ты хочешь сказать, что они просто электроны, как ты и я. Просто другой вид мертвецов. А не какие-нибудь субатомные частицы вроде.
Альберт мигнул.
– Робин, – пожаловался он. – Вы ведь не настолько глупы. Не только в физике элементарных частиц, но и в грамматике.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – выпалил я, стараясь не нервничать и еще более нервничая от этих усилий.
Альберт вздохнул.
– Конечно, знаю. Хорошо, я все выскажу. При помощи всех инструментов, которые мы смогли использовать – вероятно, это все, какие могли быть полезны, – мы не смогли обнаружить ни поля, ни луча, ни энергетической эмиссии, ни других физических явлений, связанных с Врагом, которые не подтверждали бы предположения, что, да. Враг состоит из электромагнитной энергии, как и мы.
– Даже никаких гамма-лучей?
– Определенно никаких гамма-лучей, – раздраженно ответил он. – Также никаких рентгеновских лучей, космических лучей, потоков кварков или нейтрино; нет также и других категорий – полтергейста, н-лучей, психических аур, фей в саду или указаний на аделедикандендерские силы.
– Альберт! – воскликнула Эсси.
– Ты мне потакаешь, Альберт, – пожаловался я.
Он долго молча смотрел на меня.
Потом встал. Волосы его стали курчавыми, кожа потемнела. Держа в руке соломенную шляпу (я такой у него не помнил), он протанцевал несколько па кекуока и пропел:
– Диди а из са, я, са, юк, юк, юк!
– Черт побери, Альберт! – закричал я.
Он вернул себе нормальную внешность.
– У вас больше нет чувства юмора, Робин, – пожаловался он.
Эсси открыла рот, собираясь заговорить. Потом снова закрыла, вопросительно гладя на меня. Покачала головой и, к моему удивлению, сказала только:
– Продолжай, Альберт.
– Спасибо, – ответил он, как будто именно этого и ожидал от нее, несмотря на предыдущие угрозы. – Выражаясь прозаически, если уж вы решили всех расхолаживать, позвольте мне вернуться к предыдущим положениям, если вы их помните. Я представил их в полуюмористической форме, чтобы сделать более воспринимаемыми. Это своего рода мнемонический прием. «Галактика – лошадь». Да. Троянский конь. Вся внешность свидетельствует, что Галактика такова, какой была всю нашу жизнь, но я полагаю, что в ней полно вражеских войск. Или, выражаясь еще проще, вокруг нас полно представителей Врага, Робин, но мы не можем их обнаружить.
– Но ведь нет никаких доказательств! – воскликнул я, и так как он продолжал смотреть на меня, добавил: – Ну, да, я понимаю, о чем ты говоришь. Если мы не видим их, то потому, что они прячутся. Хорошо. Это я понял. Но откуда ты знаешь, что они прячутся? Была одна-единственная передача, в которой мы можем винить Врага – что?
Он качал головой.
– Мы обнаружили одну. Единственная причина того, что мы это сделали, – Враг использовал стандартное земное оборудование, и поэтому передача, шедшая из капсул детей на Моореа, была зафиксирована как аномалия. Но ведь мы не следим за всем, Робин. Если Враг, скажем, на планете Лести, где порядки намного свободней, разве кто-нибудь заметил бы одну лишнюю передачу? Или с корабля в космосе? Или, кстати, с самого Сторожевого Колеса несколько месяцев назад, прежде чем ужесточили контроль? Не думаю, Робин. Мне кажется, нужно согласиться, что все так называемые «ложные» тревоги на Колесе были совсем не ложными, что Враг проник в него некоторое время назад, что он распространился повсюду в нашем пространстве и увидел все, что хотел. И, несомненно, сообщил в кугельблитц. – Именно это я имел в виду, – сказал он, весело улыбаясь, когда сказал, что кошка среди голубей. Да меня нисколько не удивило бы, – добавил он, оглядываясь с легким любопытством, – если бы несколько их не оказалось прямо здесь, с нами, на борту «Истинной любви».
Я подпрыгнул.
Не мог сдержаться. Все еще испытывал боль и потрясение от своей ужасной встречи. Дико огляделся, а Альберт сказал:
– О, вы не увидите их, Робин.
– И не думаю увидеть, – огрызнулся я. – Но где они могут прятаться?
Он пожал плечами.
– Если меня вынудят рассуждать, – сказал он, – что ж, я попытался бы поставить себя на их место. Где бы я спрятался, если бы хотел оставаться на борту «Истинной любви» необнаруженным? Это нетрудно. У нас здесь большое количество записанной информации. Тысячи файлов, которые мы еще не открывали. В каждом из них может скрываться парочка зайцев – или целая тысяча. Конечно, если понятие количества индивидуальностей имеет смысл для скорее всего коллективного разума. Робин, – серьезно сказал он, – не думаю, чтобы с существами, которые способны повернуть ход развития вселенной, было бы легко справиться. Если я могу придумать место, где они способны спрятаться – допустим, программа проникновения в черные дыры, например, или подпрограмма перевода, скажем, с польского на хичи, – поверьте мне, они, несомненно, найдут тысячи таких мест. Я даже допускаю, что они допустили свое уничтожение на Таити просто потому, что вы... – Он остановился и откашлялся, виновато глядя на меня.
– Продолжай, – проворчал я. – Не бойся напоминать мне, что я умер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Старый оптимист Альберт отрицал это.
– Мы многое узнали, Робин, – лекторским тоном говорил он, стоя с мелом в руке перед черной доской. – Например, мы знаем, что Галактика – это лошадь, это собака, которая не лает, и кошка среди голубей.
– Альберт, – ровно сказала Эсси. Она говорила с ним, но смотрела на меня. По-видимому, меня смутила неожиданная игривость Альберта, но это не странно. Я был смущен, не говоря уже о стрессах, беспокойствах и общем несчастном ощущении.
Альберт выглядел упрямым.
– Да, миссис Броадхед?
– Я подумала, что некоторые программы нуждаются в пересмотре, Альберт. Необходимо ли это?
– Думаю, нет, – неуверенно ответил он.
– Прихоти полезны и даже желательны в программе Альберта Эйнштейна, – продолжала Эсси, – потому что так желает Робин. Однако.
Он неловко ответил:
– Я вас понял, миссис Броадхед. Вам нужно простое и ясное резюме. Очень хорошо. Известно следующее. Во-первых, нет никаких доказательств, что в Галактике существуют другие осколки, куски, псевдоподии или наросты Врага, помимо тех, с которыми Робин встретился на Таити. Во-вторых, у нас нет доказательств, что все еще существуют и эти. В-третьих, что касается все тех же единиц, у нас нет никаких доказательств, что они хоть чем-то отличаются от нас самих, то есть принявших определенную форму, организованных и записанных электромагнитных зарядов в некоем подходящем субстрате, в данном случае в капсулах Онико и Снизи. – Он посмотрел прямо на меня. – Вы следите за моей мыслью, Робин?
– Конечно, – ответил я, делая усилие. – Ты хочешь сказать, что они просто электроны, как ты и я. Просто другой вид мертвецов. А не какие-нибудь субатомные частицы вроде.
Альберт мигнул.
– Робин, – пожаловался он. – Вы ведь не настолько глупы. Не только в физике элементарных частиц, но и в грамматике.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – выпалил я, стараясь не нервничать и еще более нервничая от этих усилий.
Альберт вздохнул.
– Конечно, знаю. Хорошо, я все выскажу. При помощи всех инструментов, которые мы смогли использовать – вероятно, это все, какие могли быть полезны, – мы не смогли обнаружить ни поля, ни луча, ни энергетической эмиссии, ни других физических явлений, связанных с Врагом, которые не подтверждали бы предположения, что, да. Враг состоит из электромагнитной энергии, как и мы.
– Даже никаких гамма-лучей?
– Определенно никаких гамма-лучей, – раздраженно ответил он. – Также никаких рентгеновских лучей, космических лучей, потоков кварков или нейтрино; нет также и других категорий – полтергейста, н-лучей, психических аур, фей в саду или указаний на аделедикандендерские силы.
– Альберт! – воскликнула Эсси.
– Ты мне потакаешь, Альберт, – пожаловался я.
Он долго молча смотрел на меня.
Потом встал. Волосы его стали курчавыми, кожа потемнела. Держа в руке соломенную шляпу (я такой у него не помнил), он протанцевал несколько па кекуока и пропел:
– Диди а из са, я, са, юк, юк, юк!
– Черт побери, Альберт! – закричал я.
Он вернул себе нормальную внешность.
– У вас больше нет чувства юмора, Робин, – пожаловался он.
Эсси открыла рот, собираясь заговорить. Потом снова закрыла, вопросительно гладя на меня. Покачала головой и, к моему удивлению, сказала только:
– Продолжай, Альберт.
– Спасибо, – ответил он, как будто именно этого и ожидал от нее, несмотря на предыдущие угрозы. – Выражаясь прозаически, если уж вы решили всех расхолаживать, позвольте мне вернуться к предыдущим положениям, если вы их помните. Я представил их в полуюмористической форме, чтобы сделать более воспринимаемыми. Это своего рода мнемонический прием. «Галактика – лошадь». Да. Троянский конь. Вся внешность свидетельствует, что Галактика такова, какой была всю нашу жизнь, но я полагаю, что в ней полно вражеских войск. Или, выражаясь еще проще, вокруг нас полно представителей Врага, Робин, но мы не можем их обнаружить.
– Но ведь нет никаких доказательств! – воскликнул я, и так как он продолжал смотреть на меня, добавил: – Ну, да, я понимаю, о чем ты говоришь. Если мы не видим их, то потому, что они прячутся. Хорошо. Это я понял. Но откуда ты знаешь, что они прячутся? Была одна-единственная передача, в которой мы можем винить Врага – что?
Он качал головой.
– Мы обнаружили одну. Единственная причина того, что мы это сделали, – Враг использовал стандартное земное оборудование, и поэтому передача, шедшая из капсул детей на Моореа, была зафиксирована как аномалия. Но ведь мы не следим за всем, Робин. Если Враг, скажем, на планете Лести, где порядки намного свободней, разве кто-нибудь заметил бы одну лишнюю передачу? Или с корабля в космосе? Или, кстати, с самого Сторожевого Колеса несколько месяцев назад, прежде чем ужесточили контроль? Не думаю, Робин. Мне кажется, нужно согласиться, что все так называемые «ложные» тревоги на Колесе были совсем не ложными, что Враг проник в него некоторое время назад, что он распространился повсюду в нашем пространстве и увидел все, что хотел. И, несомненно, сообщил в кугельблитц. – Именно это я имел в виду, – сказал он, весело улыбаясь, когда сказал, что кошка среди голубей. Да меня нисколько не удивило бы, – добавил он, оглядываясь с легким любопытством, – если бы несколько их не оказалось прямо здесь, с нами, на борту «Истинной любви».
Я подпрыгнул.
Не мог сдержаться. Все еще испытывал боль и потрясение от своей ужасной встречи. Дико огляделся, а Альберт сказал:
– О, вы не увидите их, Робин.
– И не думаю увидеть, – огрызнулся я. – Но где они могут прятаться?
Он пожал плечами.
– Если меня вынудят рассуждать, – сказал он, – что ж, я попытался бы поставить себя на их место. Где бы я спрятался, если бы хотел оставаться на борту «Истинной любви» необнаруженным? Это нетрудно. У нас здесь большое количество записанной информации. Тысячи файлов, которые мы еще не открывали. В каждом из них может скрываться парочка зайцев – или целая тысяча. Конечно, если понятие количества индивидуальностей имеет смысл для скорее всего коллективного разума. Робин, – серьезно сказал он, – не думаю, чтобы с существами, которые способны повернуть ход развития вселенной, было бы легко справиться. Если я могу придумать место, где они способны спрятаться – допустим, программа проникновения в черные дыры, например, или подпрограмма перевода, скажем, с польского на хичи, – поверьте мне, они, несомненно, найдут тысячи таких мест. Я даже допускаю, что они допустили свое уничтожение на Таити просто потому, что вы... – Он остановился и откашлялся, виновато глядя на меня.
– Продолжай, – проворчал я. – Не бойся напоминать мне, что я умер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90