Я понял, что теперь он не промахнется. В моем распоряжении
были считанные мгновения. Я позволил ему замахнуться, успев
оценить, что метит он мне в горло, а потом сбросил Юру,
ухватив под локоть и помогая себе согнутой в колене ногой. И
сейчас же, вывернувшись, вскочил. Арутюнов дернулся на полу
раза три и затих.
Я стоял над ним, опираясь рукой о стену, тяжело дыша,
слушая гулкий стук собственного сердца. В глазах рябило от
перенапряжения; по куртке стекала кровь: наверное, и моя, и
его вперемешку.
Юра не шевелился.
Что?! Опять?!
Я наклонился и перекинул его на спину. И тут же отвернулся,
сдерживая рвотный позыв. Юра Арутюнов, студент третьего
курса Технологического института (или Технологического
университета, как принято теперь называть), член Своры Герострата,
был мертв. Ножницы острым концом глубоко вонзились в
его правую глазницу; из-под распоротого века сочилась кровь
и какая-то бесцветная жидкость.
Он убил себя сам... Точнее, нет. Я убил его - будь честным
хотя бы перед собой. Ты отбросил его, да так удачно, что
Юрина рука с ножницами подвернулась и направила их прямиком
ему в глаз. Мгновенная смерть. И значит, Герострат может быть
доволен, может праздновать победу: теперь и ты, Борис Орлов,
замаран по самые уши...
Я опустился на линолеум рядом с телом Арутюнова. Все
уже довелось испытать с момента, как познакомился я с Геростратом:
разочарование в друге, панику, растерянность, страх,
потерю надежд, а вот теперь еще навалилась без предупреждения
тоска. Состояние полной, беспросветной депрессии.
Не скажу, что мне не приходилось ранее убивать. Приходилось.
И очень часто. Я даже сбился со счета, скольких
успел за два года отправить на тот свет. На войне трудно
вести счет, особенно когда идет бой, и все палят во все стороны,
и ты тоже стреляешь, не прицеливаясь, а потом, когда
заканчивается бой и начинается статистика, уже не можешь
сказать, кто ТВОЙ, а кто - нет.
И снова вспомнился ПЕРВЫЙ.
Это было под Аскераном...
И снова увидел ЕГО: парнишку лет шестнадцати в грязном
комбинезоне защитного цвета, разорванном в клочья пулями из
монго автомата. Парнишка умирал в пыли. Он снова умирал в
пыли. Как будет умирать для меня целую вечность. И струйка
черной крови из уголка рта так и будет целую вечность стекать
вниз по его щеке...
Вниз и вниз, и вниз, и вниз...
- Поздравляю с первым, - сказал Леха, кривя губы.
Он не издевался, он-то знал, что мне предстоит пережить
в ближайшую неделю, он-то стал уже опытным бойцом, он сказал
это, думая, что, может быть, мне будет легче, если я буду
помнить, что не один я такой, и по-другому здесь нельзя. Но
легче не стало. И пришла неделя тоски, неделя величайшей депрессии,
когда я не мог ни есть, ни спать, а перед глазами
застыло мертвое мальчишеское лицо.
А потом, знаете, привык. Тоска ушла и привык. Все в конце
концов привыкают.
И до сего дня не возвращалось ко мне это сумрачное ощущение
причастности к делам смерти, но вот оно снова со мной, потому
что Юра Арутюнов тоже стал моим ПЕРВЫМ, только это случилось
уже не ТАМ, где все ясно, и где легко найти себе оправдание,
заткнуть сиплый шепоток совести, это случилось ЗДЕСЬ, в
моем родном городе, в обыкновеннейшей питерской квартире, и
жертвой Бориса Орлова, крутого парня, стал человек, которого
он встречал хотя и мельком, но живым, здоровым, не помышляющем
о близком своем конце и том человеке, которому предопределено
стать его причиной.
Да, Герострат может быть доволен: я замарался. И этим
совершенно выбит из колеи...

Глава тридцать первая
Конечно же, слишком долго мое бездействие продолжаться
не могло.
Уж очень ловко меня взяли в оборот, чтобы я разрешил
себе долго предаваться бездействию. Какая-то часть разума
(кое-кто называет ее "автопилотом") продолжала функционировать
вопреки расслабляющему воздействию депрессии. И хотя я
помню дальнейшие свои действия на квартире Арутюнова доволь
но смутно, делал я, кажется, все правильно: снял куртку, рубаху,
в ванной комнате промыл рану на плече, затем отыскал
где-то бинт и перевязал сам себя, помогая зубами затягивать
узлы, потом долго отмывал с помощью подвернувшейся щетки кровавые
пятна на куртке, джинсах, ботинках. Дождался, когда они
более-менее просохнут, удостоверился, что ничего своего в
квартире не оставил, вышел на лестничную площадку и захлопнул
дверь.
Помню, шагнул из подъезда все в том же состоянии тяжеловесной
отстраненности и увидел такое, что моментально, как
при смене кадров от черно-белого к цветному, вернуло меня к
нормальному восприятию реальности.
Впрочем, точнее будет сказать: что НЕ УВИДЕЛ. А не увидел
я своих топтунов из ГБ, и потому сразу почуял опасность.
В самом деле, нет ничего более отрезвляющего, чем это чувство
непосредственной опасности. Факт, для меня не требующий доказательств.
ОНИ НАХОДЯТСЯ НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ.
ОНИ ТАМ, НА ЗАДНЕМ ДВОРЕ...
Интересно, а чем они там могут заниматься? Или уже сообразили,
что произошло между мной и Юрой Арутюновым? Хотя откуда?
Или...
Я вернулся в подъезд, направляясь к "черному" ходу и
под лестницей, в самом темном углу отыскал обоих.
Они лежали рядком на загаженном бетоне, не подавая признаков
жизни. Я присел на корточки, пытаясь вблизи рассмотреть
их, понять, что произошло.
Тут задвигался бородатый. Он лежал с краю, и до меня донесся
прерывистый вздох. Потом бородатый попробовал поднять
руку, но сил не хватило удержать, и она бессильно упала. Он
громко и часто задышал.
- Эй, - позвал я. - Что с вами? Вам помочь?
Бородатый затих, потом спросил слабым прерывающимся
голосом:
- Это ты... Орлов?
- Да, - я подсел ближе, напрягая зрение в подлестничном
мраке, потом вспомнил, полез в карман и зажег спичку.
В отсветах ее неверного пламени, прежде чем спичка догорела
до конца, я успел разглядеть подробности. Вельветовый
был мертв - определенно. На подобное я в свое время насмотрелся:
его убили выстрелом в затылок. Бородатому повезло больше:
дырка в животе, дырка в плече, на щеке длинная царапина - по
сравнению с вельветовым легко отделался. Взгляд бородатого казался
мутным, лицо перекошено от сильной боли.
- Орлов... позвони... вызови... кого-нибудь... - голос
бородатого срывался.
- Кто вас так?
- Позвони...
- Герострат?
- Дурак... ты не понимаешь... Герострат - ноль... другие...
позвони... Орлов...
- Номер телефона?
Бородатый ответить не успел, потерял сознание.
Пора сматываться, понял я. Если меня здесь застанут над
двумя телами, да еще Юра наверху...
Пора сматываться.
Я вышел через "черный" ход, пересек задний двор, нырнул
мимо мусорных баков под арку и только там набрал на радиотелефоне
"02":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47