чувствуя, что дочь Друската отгораживается от нее, она остерегалась навязывать ей свою дружбу.
Одно время между ними вроде налаживались товарищеские отношения, но тем дело и кончилось. Розмари помнит, как однажды Аня вернулась домой с каких-то спортивных соревнований. Девочка, как видно, была в хорошем настроении и, застав Розмари в комнате Друската, как-то странно с нею поздоровалась: «Привет, подруга!»
Но сейчас Розмари казалось, что Ане не просто подруга нужна, она искала защиты. Девочка не сторонилась ее прикосновений, в своем горе она все ближе и ближе придвигалась к Розмари, пока наконец не спрятала голову у нее в коленях.
— Сама не знаю, почему реву. Хуже всего было вче-) ра, мне было так одиноко. Потом я была у Штефана и у Хильды, у Анны Прайбиш с Идой. Ты первый человек, который сказал: пошли, нужно что-то сделать, нужно помочь отцу. Вот я и реву.
Она еще долго всхлипывала не в силах успокоиться.
— Да, я понимаю, — сказала Розмари, — я прекрасно тебя понимаю. Думаешь, сама не плакала?
— Ты всегда такая рассудительная, такая уверенная в себе.
— Ах, чаще всего это видимость, — с улыбкой отозвалась Розмари. — Тебе-то я могу признаться. Иногда я ужасная трусиха. Просто виду не подаю. Знаю: многие считают меня бесчувственной, в Бебелове — тоже. Они и не заметили, что я целый год дрожала перед каждым совещанием. Порой мне так страшно. Слушай, ты знаешь, много лет тому назад я была у вас чем-то вроде прислуги или няньки. Еще при жизни твоей матери. Наверное, ты не помнишь, тебе тогда было всего годика четыре.
Девочка привстала, на глазах у нее блестели слезы.
— Странно, — с улыбкой заметила она, — о чем только ни вспоминаешь. Однажды я упала с лестницы, ты меня подняла и стала успокаивать. Как сейчас помню. — Тебе известно, что сделал мой отец? — вдруг спросила Аня. Розмари взглянула на девочку и долго не решалась ответить.
— Да, — наконец сказала она.
— Что?
— Пусть отец сам тебе расскажет.
5. Часом позже они были в Альтенштайне. Они договорились, что девочка займется домашними делами, а она, доктор Захер, позаботится о делах кооператива. Розмари Собиралась поставить свой «трабант» под каштаном перед правлением, но место в тени уже было занято «Вол-той» со служебным номером. Интересно, кто это пожаловал в Альтенштайн на «Волге»? Может быть, уполномоченный с приказом о прекращении работ на болоте? «Надеюсь, я не слишком опоздала», — подумала Розмари. Она лиxo подрулила на своем маленьком «трабанте» к служебной машине: надо же и ему хоть немножко попользоваться тенью. Выходя из машины, она нечаянно выпустила из рук дверцу, которая, ударив по «Волге», оставила на полировке царапинку. Подумаешь! Не будут занимать так много места, тоже мне, окружная власть! Здесь, кстати, нависла угроза над ценностями покрупнее. «Надо взять себя в руки, — подумала Розмари, — никакой запальчивости, я же знаю, что смогу добиться большего, если буду рассчитывать на свое женское обаяние». Она скользнула взглядом по окнам правления и, вздохнув, вошла в дом.
Кабинет председателя с грубым дощатым полом и светлыми стенами был обставлен обычной, уже слегка потертой казенной мебелью. За письменным столом сидел Макс Штефан. Массивность его впечатляла. На нем была расстегнутая из-за жары рубашка, пуговицы которой уже не сходились на груди. Как все лысые люди, он старался носить шляпу и не расставался с этим широкополым головным убором даже в помещении. На столе перед Ште-фаном лежала карта альтенштайнских угодий. Рядом стоял Кеттнер, тучный мужчина, внешне напоминавший председателя хорбекского кооператива, только полнее его и еще при пышной шевелюре. Гомолла занял позицию слева от Штефана. Он стоял, упершись руками в стол, и кивал головой, слушая объяснения Кеттнера. Стуча паль-
цем по карте, тот рассказывал, что они, мол, дошли досюда и досюда, потом работу на топи пришлось приостановить.
— Почему?
— Указание из округа, велели прекратить.
На лавке, под портретами государственных деятелей, разместились крестьяне из кооперативного правления. Среди них — Хинцпетер, Мальке и Цизениц. Они сидели, наклонившись вперед, широко расставив ноги, и вертели в руках картузы. Они знали все до мельчайших подробностей и почти не прислушивались к тому, что говорил Кеттнер, им было скучно. Решений ожидать все равно не приходилось, а уж выполнят они приказ из округа, прекратят работы на болоте или нет, об этом они ни Гомолле, ни Штефану нипочем не скажут.
В дверях звякнул колокольчик: неужели в этот дремотный послеобеденный час что-то произошло? Крестьяне подняли головы, мужчины за столом прекратили свой негромкий диспут. Сделали они это с явным удовольствием, даже заулыбались. Заулыбались и остальные: ведь в комнату вошла красотка Розмари. Ее зеленая блузка гармонировала с рыжеватыми волосами, при стирке блузка слегка села и весьма плотно обтягивала грудь, что, несомненно, радовало мужской глаз.
— Добрый день!
Гомолла приветливо махнул рукой.
— Заходи, заходи!
Розмари склонила голову в знак приветствия и с треском захлопнула за собой дверь. Вызывающе медленным шагом, как на прогулке, она направилась к столу. Провожая ее взглядом, Цизениц нервно облизывал губы. Ште-фан, сдвинув на затылок соломенную шляпу, даже снял очки, чтобы лучше рассмотреть красотку. Затем откинулся на спинку кресла и невольно ахнул.
— Да, — ответствовала Розмари и с вызовом посмотрела на него.
Она подарила всем рукопожатие и, дойдя до Гомоллы, задержала ладонь в его руке чуть дольше, чем принято, когда здороваются с товарищами по партии. Теперь подошла очередь Штефана. Он по-прежнему сидел, и она хотела из вежливости просто кивнуть ему головой. Но этот верзила, которому она едва доставала до плеча, вдруг вскочил и схватил ее руку. Делать нечего. Он поднял ру-
ку Розмари над столом и — вот потеха! — попытался чмок-путь губищами. Розмари отдернула руку.
— Оставь свои шуточки при себе.
— В Польше, — сказал он назидательным тоном, — принято целовать руку женщине.
— Твои манеры не столь приятны, как у поляков.
— Жаль. — Штефан снова уселся в кресло.
— Именно так я себе и представляла, — сказала Розмари. — Он расселся на Даниэлевом месте.
— Сама туда метишь?
Вопрос застал Розмари врасплох. Она несколько сконфуженно посмотрела на Штефана. Он и в самом деле освободил стул и даже пододвинул его поудобнее.
— Прошу! Она села.
— Что это значит? — раздраженно воскликнул Гомолла.
Розмари повысила голос.
— У меня есть несколько вопросов, если позволите. Ей, разумеется, позволили, и она тоном начальника,
Которого несколько дней не было на работе, осведомилась о состоянии дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Одно время между ними вроде налаживались товарищеские отношения, но тем дело и кончилось. Розмари помнит, как однажды Аня вернулась домой с каких-то спортивных соревнований. Девочка, как видно, была в хорошем настроении и, застав Розмари в комнате Друската, как-то странно с нею поздоровалась: «Привет, подруга!»
Но сейчас Розмари казалось, что Ане не просто подруга нужна, она искала защиты. Девочка не сторонилась ее прикосновений, в своем горе она все ближе и ближе придвигалась к Розмари, пока наконец не спрятала голову у нее в коленях.
— Сама не знаю, почему реву. Хуже всего было вче-) ра, мне было так одиноко. Потом я была у Штефана и у Хильды, у Анны Прайбиш с Идой. Ты первый человек, который сказал: пошли, нужно что-то сделать, нужно помочь отцу. Вот я и реву.
Она еще долго всхлипывала не в силах успокоиться.
— Да, я понимаю, — сказала Розмари, — я прекрасно тебя понимаю. Думаешь, сама не плакала?
— Ты всегда такая рассудительная, такая уверенная в себе.
— Ах, чаще всего это видимость, — с улыбкой отозвалась Розмари. — Тебе-то я могу признаться. Иногда я ужасная трусиха. Просто виду не подаю. Знаю: многие считают меня бесчувственной, в Бебелове — тоже. Они и не заметили, что я целый год дрожала перед каждым совещанием. Порой мне так страшно. Слушай, ты знаешь, много лет тому назад я была у вас чем-то вроде прислуги или няньки. Еще при жизни твоей матери. Наверное, ты не помнишь, тебе тогда было всего годика четыре.
Девочка привстала, на глазах у нее блестели слезы.
— Странно, — с улыбкой заметила она, — о чем только ни вспоминаешь. Однажды я упала с лестницы, ты меня подняла и стала успокаивать. Как сейчас помню. — Тебе известно, что сделал мой отец? — вдруг спросила Аня. Розмари взглянула на девочку и долго не решалась ответить.
— Да, — наконец сказала она.
— Что?
— Пусть отец сам тебе расскажет.
5. Часом позже они были в Альтенштайне. Они договорились, что девочка займется домашними делами, а она, доктор Захер, позаботится о делах кооператива. Розмари Собиралась поставить свой «трабант» под каштаном перед правлением, но место в тени уже было занято «Вол-той» со служебным номером. Интересно, кто это пожаловал в Альтенштайн на «Волге»? Может быть, уполномоченный с приказом о прекращении работ на болоте? «Надеюсь, я не слишком опоздала», — подумала Розмари. Она лиxo подрулила на своем маленьком «трабанте» к служебной машине: надо же и ему хоть немножко попользоваться тенью. Выходя из машины, она нечаянно выпустила из рук дверцу, которая, ударив по «Волге», оставила на полировке царапинку. Подумаешь! Не будут занимать так много места, тоже мне, окружная власть! Здесь, кстати, нависла угроза над ценностями покрупнее. «Надо взять себя в руки, — подумала Розмари, — никакой запальчивости, я же знаю, что смогу добиться большего, если буду рассчитывать на свое женское обаяние». Она скользнула взглядом по окнам правления и, вздохнув, вошла в дом.
Кабинет председателя с грубым дощатым полом и светлыми стенами был обставлен обычной, уже слегка потертой казенной мебелью. За письменным столом сидел Макс Штефан. Массивность его впечатляла. На нем была расстегнутая из-за жары рубашка, пуговицы которой уже не сходились на груди. Как все лысые люди, он старался носить шляпу и не расставался с этим широкополым головным убором даже в помещении. На столе перед Ште-фаном лежала карта альтенштайнских угодий. Рядом стоял Кеттнер, тучный мужчина, внешне напоминавший председателя хорбекского кооператива, только полнее его и еще при пышной шевелюре. Гомолла занял позицию слева от Штефана. Он стоял, упершись руками в стол, и кивал головой, слушая объяснения Кеттнера. Стуча паль-
цем по карте, тот рассказывал, что они, мол, дошли досюда и досюда, потом работу на топи пришлось приостановить.
— Почему?
— Указание из округа, велели прекратить.
На лавке, под портретами государственных деятелей, разместились крестьяне из кооперативного правления. Среди них — Хинцпетер, Мальке и Цизениц. Они сидели, наклонившись вперед, широко расставив ноги, и вертели в руках картузы. Они знали все до мельчайших подробностей и почти не прислушивались к тому, что говорил Кеттнер, им было скучно. Решений ожидать все равно не приходилось, а уж выполнят они приказ из округа, прекратят работы на болоте или нет, об этом они ни Гомолле, ни Штефану нипочем не скажут.
В дверях звякнул колокольчик: неужели в этот дремотный послеобеденный час что-то произошло? Крестьяне подняли головы, мужчины за столом прекратили свой негромкий диспут. Сделали они это с явным удовольствием, даже заулыбались. Заулыбались и остальные: ведь в комнату вошла красотка Розмари. Ее зеленая блузка гармонировала с рыжеватыми волосами, при стирке блузка слегка села и весьма плотно обтягивала грудь, что, несомненно, радовало мужской глаз.
— Добрый день!
Гомолла приветливо махнул рукой.
— Заходи, заходи!
Розмари склонила голову в знак приветствия и с треском захлопнула за собой дверь. Вызывающе медленным шагом, как на прогулке, она направилась к столу. Провожая ее взглядом, Цизениц нервно облизывал губы. Ште-фан, сдвинув на затылок соломенную шляпу, даже снял очки, чтобы лучше рассмотреть красотку. Затем откинулся на спинку кресла и невольно ахнул.
— Да, — ответствовала Розмари и с вызовом посмотрела на него.
Она подарила всем рукопожатие и, дойдя до Гомоллы, задержала ладонь в его руке чуть дольше, чем принято, когда здороваются с товарищами по партии. Теперь подошла очередь Штефана. Он по-прежнему сидел, и она хотела из вежливости просто кивнуть ему головой. Но этот верзила, которому она едва доставала до плеча, вдруг вскочил и схватил ее руку. Делать нечего. Он поднял ру-
ку Розмари над столом и — вот потеха! — попытался чмок-путь губищами. Розмари отдернула руку.
— Оставь свои шуточки при себе.
— В Польше, — сказал он назидательным тоном, — принято целовать руку женщине.
— Твои манеры не столь приятны, как у поляков.
— Жаль. — Штефан снова уселся в кресло.
— Именно так я себе и представляла, — сказала Розмари. — Он расселся на Даниэлевом месте.
— Сама туда метишь?
Вопрос застал Розмари врасплох. Она несколько сконфуженно посмотрела на Штефана. Он и в самом деле освободил стул и даже пододвинул его поудобнее.
— Прошу! Она села.
— Что это значит? — раздраженно воскликнул Гомолла.
Розмари повысила голос.
— У меня есть несколько вопросов, если позволите. Ей, разумеется, позволили, и она тоном начальника,
Которого несколько дней не было на работе, осведомилась о состоянии дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98