Время действительно было позднее, людей оторвали от домашнего тепла, от отдыха — конечно, радости в этом мало.
Однако Сафар вступил в разговор:
— Вы извините, брат, что мы так быстро добрались сюда потемну. Это оттого, что хотим успеть сделать еще один рейс, как раз под утро здесь и будем. Такие уж мы передовые...
— Ну, тебе и слова нельзя сказать, Сафар,— миролюбиво отозвался грузчик.— Язык у тебя что острый нож.
— Ничего не могу поделать, это меня мама сразу с таким языком родила... А я что — всего лишь человек. Вот если бы человек был как машина, уверяю вас, брат, из одного уважения к вам сменил бы этот язык на более тупой.
— Ладно, ладно, уймись,— рассмеялся грузчик,
Сафар тоже посмеялся и без лишних слов взял из-
под навеса две лопаты, одну протянул Фирузу.
— Давай, друг, поможем немного...
Когда нагрузили все три машины и рабочие разошлись по домам Фируз с Сафаром задержались еще, чтобы накрыть груз брезентом. Насира не было видно.
— Куда он мог запропаститься?— недоумевал Сафар.
— А бог с ним...— Фируз глянул на часы.— Я голодный как волк, пойдем перехватим чего-нибудь, а то скоро и на станции буфет закроется.
Добравшись до пристанционного буфета, они увидели там Насира — сидел один за столиком в углу. Рядом с его тарелкой стоял пустой граненый стакан, Друзья подошли, сели рядом. Сафар посмотрел на стакан, обменялся с Фирузом понимающим взглядом, взял стакан в руки, понюхал.
— Значит, пьешь?
— Ну и что такого?— Насир ковырял вилкой котлету и не поднимал головы; не придал вопросу значения.
— Ничего. Ты ведь за рулем, а дорога нелегкая,
— Ты что меня учишь?—сердито оборвал Насир.— Я сам себе хозяин. Много вас таких — распоряжаться!
Подошла официантка, объявила, что, кроме котлет, ничего нет. Насир продолжал молча жевать. Фируз с чувством брезгливости оглядывал грязноватый зал. Вокруг нескольких столиков по двое, по трое сидели люди, старались перекричать друг друга. То и дело чокались стаканами, выпивали, беспрерывно курили. Возле стойки двое, похоже, сильно подвыпившие, ругались с буфетчиком, круглолицым молодцем в ушанке, обвиняя, что он вор и что несколько минут назад надул их на водке и на деньгах...
Официантка принесла котлеты, поставила перед Фирузом и Сафаром.
Насир поднялся, сходил к стойке и вернулся с полстаканом водки.
— Не пей,— остановил его Сафар.— Много тебе.., Дорога опасная, устали, как обратно поедешь?
— Не трожь!— Насир грубо отстранил руку Сафара, поднес стакан ко рту и выпил маленькими глотками, словно растягивая удовольствие.
Фируз смотрел на его упрямое лицо, на то, как он сидел — набычившись, навалившись грудью на стол,— и думал, что этот парень, видать, не успокоится, пока не сломает себе шею.
Насир расстегнул полушубок, и Фируз вдруг Заметил, что две пуговицы на полушубке одинаковые, а третья, похоже, новая, недавно пришитая, другого цвета... Рука его невольно опустилась в карман пиджака, где до сих пор лежала пуговица, вырванная им с мясом во время драки у ручья. Вытащил пуговицу, положил ее на стол. Да, она была с полушубка Насира. И Фируз оглядел этого человека с презрением... Поджидал на дороге ночью, напал неожиданно в темноте, а потом трусливо бежал. Можно ли поступить подлее! И ведь не один он был тогда. Кто же помогал ему в таком грязном деле? Из ребят, что работали в гараже, пожалуй, никто, кроме разве Салима. Неужели Салим?.. И как это он, Фируз, зная Насира, до сих пор не догадался взглянуть на его полушубок?
Насир отодвинул тарелку и поднялся.
Фируз окликнул его — впервые с той памятной летней ссоры из-за мешка пшеницы.
— Ну чего тебе?
Фируз показал рукой на верхнюю пуговицу его полушубка.
— Что, не мог найти подходящую?
— Теперь и насчет пуговиц указания хочешь давать?
Фируз несколько мгновений молча смотрел в его холодные глаза. Насир отвел взгляд и собрался было уйти. Фируз поднялся, взял его за рукав, вложил ему пуговицу в ладонь и с силой сжал его пальцы в кулак.
— Возьми, это твоя. Можешь пришить на место.., Не очень-то ты храбрый, Насир. Когда нападаешь на человека ночью, а потом убегаешь, нельзя терять пуговиц.
Насир не ответил, только полоснул колючим взглядом, вырвал руку, пуговицу, не глядя, швырнул за спину. Зубы его были сжаты, на скулах ходили желваки. Но он сдержался...
— Ну циркач!—сказал Фируз ему вслед. И в тот же миг с силой распахнулась и с треском захлопнулась дверь на улицу.— Как только земля его носит —совсем без узды человек!
Сафар, который ничего не понял из этого короткого разговора, спросил встревожено:
— Что за пуговица, Фируз? В чем дело?
— Помнишь, как-то ночью ты встретил меня возле ручья...
— Так это был он?!— Сафар сжал кулаки.
— Ну пошли, пора двигаться.
— Доешь,— сказал Сафар,— почти и не прикоснулся к еде,
— А ну его... Что-то аппетит пропал.
Когда они вернулись к складу, то обнаружили, что Насир уже уехал. Ветер стих, но мороз держался, на низком темном небе ни просвета, ни луны, ни звезд — все скрыли тучи. Темнота залила все вокруг.
Фируз открыл дверцу кабины.
Подошел Сафар, положил руку ему на плечо.
— Ты поезжай первым — машина у тебя капризная, мне с ней пришлось помучиться...
Тьма скрадывала пространство, зимняя ночь казалась глухой и таинственной. Дорога еле заметной полосой тянулась среди широкой заснеженной степи. На поворотах фары высвечивали горбы невысоких холмов. Снова пошел снег. Следов машины Насира на дороге не было видно.
«Неужели настолько опередил нас, что снег прикрыл колею?— подумал Фируз встревожено.— И всегда-то носится как сумасшедший, а сегодня выпил еще. Не случилось бы беды...»
Глянув в боковое зеркальце, он увидел позади ярко светившие фары второй машины и прибавил скорость.
Начался небольшой подъем. Старенький грузовик с натужным ревом глотал километры заснеженной дороги. Иногда налетал порыв ветра, засыпал лобовое стекло пригоршнями снежной пыли, кружил ее перед фа
рами, а потом, словно передумав, гнал низом по дороге, развеивал в белесой мгле, накрывшей Степь.
Фируз устал за день и сейчас чувствовал, как плечи, руки, спина деревенеют. Дрожащие лучи фар, вспарывая темноту впереди, словно тянули за собой машину, Однообразие дороги усыпляло. Фируз знал по опыту, что в такие долгие поездки, да еще в зимнюю ночь, усталость клонит ко сну, одолевают воспоминания, Оставаясь за рулем, мысленно он уносился далеко, был с теми, кого любил.,.
Странно, но, держа в руках баранку и привычно следя за дорогой, он почти никогда не вспоминал мелкое, неприятное, враждебное и людей, которые приносили это в его жизнь. Он думал о своей матери, которую никогда не видел, и о своем отце, о товарищах по армии, с которыми переписывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Однако Сафар вступил в разговор:
— Вы извините, брат, что мы так быстро добрались сюда потемну. Это оттого, что хотим успеть сделать еще один рейс, как раз под утро здесь и будем. Такие уж мы передовые...
— Ну, тебе и слова нельзя сказать, Сафар,— миролюбиво отозвался грузчик.— Язык у тебя что острый нож.
— Ничего не могу поделать, это меня мама сразу с таким языком родила... А я что — всего лишь человек. Вот если бы человек был как машина, уверяю вас, брат, из одного уважения к вам сменил бы этот язык на более тупой.
— Ладно, ладно, уймись,— рассмеялся грузчик,
Сафар тоже посмеялся и без лишних слов взял из-
под навеса две лопаты, одну протянул Фирузу.
— Давай, друг, поможем немного...
Когда нагрузили все три машины и рабочие разошлись по домам Фируз с Сафаром задержались еще, чтобы накрыть груз брезентом. Насира не было видно.
— Куда он мог запропаститься?— недоумевал Сафар.
— А бог с ним...— Фируз глянул на часы.— Я голодный как волк, пойдем перехватим чего-нибудь, а то скоро и на станции буфет закроется.
Добравшись до пристанционного буфета, они увидели там Насира — сидел один за столиком в углу. Рядом с его тарелкой стоял пустой граненый стакан, Друзья подошли, сели рядом. Сафар посмотрел на стакан, обменялся с Фирузом понимающим взглядом, взял стакан в руки, понюхал.
— Значит, пьешь?
— Ну и что такого?— Насир ковырял вилкой котлету и не поднимал головы; не придал вопросу значения.
— Ничего. Ты ведь за рулем, а дорога нелегкая,
— Ты что меня учишь?—сердито оборвал Насир.— Я сам себе хозяин. Много вас таких — распоряжаться!
Подошла официантка, объявила, что, кроме котлет, ничего нет. Насир продолжал молча жевать. Фируз с чувством брезгливости оглядывал грязноватый зал. Вокруг нескольких столиков по двое, по трое сидели люди, старались перекричать друг друга. То и дело чокались стаканами, выпивали, беспрерывно курили. Возле стойки двое, похоже, сильно подвыпившие, ругались с буфетчиком, круглолицым молодцем в ушанке, обвиняя, что он вор и что несколько минут назад надул их на водке и на деньгах...
Официантка принесла котлеты, поставила перед Фирузом и Сафаром.
Насир поднялся, сходил к стойке и вернулся с полстаканом водки.
— Не пей,— остановил его Сафар.— Много тебе.., Дорога опасная, устали, как обратно поедешь?
— Не трожь!— Насир грубо отстранил руку Сафара, поднес стакан ко рту и выпил маленькими глотками, словно растягивая удовольствие.
Фируз смотрел на его упрямое лицо, на то, как он сидел — набычившись, навалившись грудью на стол,— и думал, что этот парень, видать, не успокоится, пока не сломает себе шею.
Насир расстегнул полушубок, и Фируз вдруг Заметил, что две пуговицы на полушубке одинаковые, а третья, похоже, новая, недавно пришитая, другого цвета... Рука его невольно опустилась в карман пиджака, где до сих пор лежала пуговица, вырванная им с мясом во время драки у ручья. Вытащил пуговицу, положил ее на стол. Да, она была с полушубка Насира. И Фируз оглядел этого человека с презрением... Поджидал на дороге ночью, напал неожиданно в темноте, а потом трусливо бежал. Можно ли поступить подлее! И ведь не один он был тогда. Кто же помогал ему в таком грязном деле? Из ребят, что работали в гараже, пожалуй, никто, кроме разве Салима. Неужели Салим?.. И как это он, Фируз, зная Насира, до сих пор не догадался взглянуть на его полушубок?
Насир отодвинул тарелку и поднялся.
Фируз окликнул его — впервые с той памятной летней ссоры из-за мешка пшеницы.
— Ну чего тебе?
Фируз показал рукой на верхнюю пуговицу его полушубка.
— Что, не мог найти подходящую?
— Теперь и насчет пуговиц указания хочешь давать?
Фируз несколько мгновений молча смотрел в его холодные глаза. Насир отвел взгляд и собрался было уйти. Фируз поднялся, взял его за рукав, вложил ему пуговицу в ладонь и с силой сжал его пальцы в кулак.
— Возьми, это твоя. Можешь пришить на место.., Не очень-то ты храбрый, Насир. Когда нападаешь на человека ночью, а потом убегаешь, нельзя терять пуговиц.
Насир не ответил, только полоснул колючим взглядом, вырвал руку, пуговицу, не глядя, швырнул за спину. Зубы его были сжаты, на скулах ходили желваки. Но он сдержался...
— Ну циркач!—сказал Фируз ему вслед. И в тот же миг с силой распахнулась и с треском захлопнулась дверь на улицу.— Как только земля его носит —совсем без узды человек!
Сафар, который ничего не понял из этого короткого разговора, спросил встревожено:
— Что за пуговица, Фируз? В чем дело?
— Помнишь, как-то ночью ты встретил меня возле ручья...
— Так это был он?!— Сафар сжал кулаки.
— Ну пошли, пора двигаться.
— Доешь,— сказал Сафар,— почти и не прикоснулся к еде,
— А ну его... Что-то аппетит пропал.
Когда они вернулись к складу, то обнаружили, что Насир уже уехал. Ветер стих, но мороз держался, на низком темном небе ни просвета, ни луны, ни звезд — все скрыли тучи. Темнота залила все вокруг.
Фируз открыл дверцу кабины.
Подошел Сафар, положил руку ему на плечо.
— Ты поезжай первым — машина у тебя капризная, мне с ней пришлось помучиться...
Тьма скрадывала пространство, зимняя ночь казалась глухой и таинственной. Дорога еле заметной полосой тянулась среди широкой заснеженной степи. На поворотах фары высвечивали горбы невысоких холмов. Снова пошел снег. Следов машины Насира на дороге не было видно.
«Неужели настолько опередил нас, что снег прикрыл колею?— подумал Фируз встревожено.— И всегда-то носится как сумасшедший, а сегодня выпил еще. Не случилось бы беды...»
Глянув в боковое зеркальце, он увидел позади ярко светившие фары второй машины и прибавил скорость.
Начался небольшой подъем. Старенький грузовик с натужным ревом глотал километры заснеженной дороги. Иногда налетал порыв ветра, засыпал лобовое стекло пригоршнями снежной пыли, кружил ее перед фа
рами, а потом, словно передумав, гнал низом по дороге, развеивал в белесой мгле, накрывшей Степь.
Фируз устал за день и сейчас чувствовал, как плечи, руки, спина деревенеют. Дрожащие лучи фар, вспарывая темноту впереди, словно тянули за собой машину, Однообразие дороги усыпляло. Фируз знал по опыту, что в такие долгие поездки, да еще в зимнюю ночь, усталость клонит ко сну, одолевают воспоминания, Оставаясь за рулем, мысленно он уносился далеко, был с теми, кого любил.,.
Странно, но, держа в руках баранку и привычно следя за дорогой, он почти никогда не вспоминал мелкое, неприятное, враждебное и людей, которые приносили это в его жизнь. Он думал о своей матери, которую никогда не видел, и о своем отце, о товарищах по армии, с которыми переписывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36