в объемистый котелок бросил полплитки кирпичного чая; потом взял лежащий возле костра хлеб и подавил его пальцами: — Малость оттаял, покормлю олешек.
Он встал и, предупредив Щеголя: «Ты смотри у меня», — пошел к нартам.
— Бочку спирту везем, а выпить нельзя! — проворчал Щеголь и от злости плюнул в костер.
Вернувшись к костру, человек в кухлянке снял закипевший котелок.
— Будем ужинать, — сказал он.
Выпив стакан спирту и съев шестисотграммовую банку мясных консервов, Щеголь почувствовал себя значительно лучше. Густой, как деготь, чай разогнал остаток сонливости и усталости.
— Слушай, Якут, — сказал он. — Старовер — надежный человек? Может, он уже продал нас?
Человек в кухлянке, которого он назвал Якутом, криво улыбнулся, показав желтые редкие зубы.
— Старовер — стреляный волк. С ним не пропадешь!
— Старовер, а разными пакостями занимается. Я думал, староверы — праведные люди, — заметил Щеголь.
— Он и так праведный. В случае чего, и из тебя дух вышибет. Видел, как кулаком оглоушил сторожа?
— Мы куда, к нему едем? Живет-то он где?
— Не знаю. Наверное, там где-нибудь обитает, — кивнул Якут головой в сторону гор.
— Погони не будет? — оглядываясь по сторонам, спросил Щеголь.
— Старовер говорит, что днем была. Но ночью в такой мороз никто не отважится выйти в горы. А ловить будут.
— Мне бы получить свою долю — и айда отсюда!
— До весны не выберешься, да и паспорта у тебя нет.
— Добраться бы до Кстова, — продолжал Щеголь. — Там у меня в надежном месте деньги хранятся, паспорт куплю. Ловко, а?
— А купишь ли? — насмешливо отозвался Якут.
— Почему бы нет? — запальчиво сказал Щеголь. — Почему бы нет?
— Трудно беглому жить. Постоянно быть настороже: не опознает ли кто? Избегать душевного разговора, вздрагивать от стука в дверь к соседям. Нет, спасибо... Лучше жить честно! Так я говорю? — хлопнул по плечу Якут.
— Ну тебя к черту! — выругался Щеголь, сбрасывая руку Якута. — Сам-то чего в петлю лезешь? Тоже надоело жить?
— Ну-ну, не буду, — примирительно сказал Якут и после паузы добавил: — Что-то Старовера долго нет. Может, несчастье с ним какое? Без него трудно будет...
Оба прислушались. Нигде ни звука. Потом будто далеко что-то скрипнуло. Якут насторожился, поднялся на бугорок. Со стороны Комкура на лыжах брел человек. Якут всмотрелся и узнал Старовера.
— Что так долго, аль что случилось? — спросил он, когда Старовер подъехал к костру.
Тот промолчал. Сняв лыжи и отмотав с пояса кусок каната, стал греть у огня руки.
— Наверно, не хватит, — сказал он, принимаясь за ужин. — Пока я ем, размотайте и начинайте увязывать нарты.
Через полчаса из ложбины вышел олений транспорт из трех груженых нарт и двинулся на юг. Скрипели полозья. Луна смотрела в спину уходящим в гору молчаливым людям...
Был четвертый час ночи, когда упряжки подъехали к заготпункту. Высоко в небе плыла луна и освещала огромное белое пространство. В центре его прижалось к земле одинокое здание заготпункта и темными окнами заглядывало в окружающий мир. Вокруг стояла мертвая тишина. Нигде ни звука, ни шороха. В одном из окон вспыхнул огонек. Он горел ярко, маняще.
— Ишь ты, как сигналит, — прошептал Старовер, первым заметивший свет в окне.
В двухстах метрах от заготпункта олений транспорт остановился. Трое сошлись у головной нарты и о чем-то' пошептались. Потом один из них отделился и пошел по направлению к заготпункту. Подойдя к окну, он три раза дробно стукнул.
Послышались звуки открываемых дверей.
...Как только подняли и понесли Надю в село, Кун повернул лыжи к скале. Он знал обычаи охотников: никто из них не обрежет канат, какая бы беда ни случилась: Кто же тогда обрезал?
Охотник наклонился и начал изучать следы. Они пока ничего ему не говорили. Это были следы только что приходивших охотников. Но что это? Кун опустился на одно колено и внимательно рассмотрел след узких лыж. Он шел вдоль подошвы горы. При лунном свете след хорошо просматривался. Он рассказывал охотнику о том, как торопился человек. Шаги у него длинные и накатистые, а лыжи узкие, не эвенские и не якутские. Под уклон незнакомец сильно оттолкнулся и, чтобы ускорить бег, все время работал палками. В ложбине он остановился на отдых. Веерообразные отпечатки лыж говорили о том, что человек обернулся и долго смотрел назад. Боялся ли он преследования? Кун изучил каждый отпечаток. От зорких глаз охотника ничего не ускользало. Но сколько он ни присматривался, не нашел такого следа, который говорил бы о том, что незнакомец опасался погони. Простояв три— четыре минуты, Кун двинулся дальше. Теперь лыжня под небольшим углом пересекла долину. Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Он затаил дыхание, чтобы «шепот звезд» не мешал слушать. Теперь до ушей явственно доносился скрип полозьев. «Нарты!» — определил Кун и пожалел, что не взял с собой ружье. Из-за кустарников
выехали три оленьи упряжки и двинулись на юг. Старый Кун присел и не поднимался до тех пор, пока они не скрылись.«Худой люди!» — прошептал Кун, спускаясь в ложбину. Здесь он обнаружил остатки костра, три банки из-под консервов, несколько окурков папирос. «Много курил, значит боялся», — решил охотник. На снегу валялись крошки хлеба. «Олени хлеб ели», — удивился Кун. Он знал, что в колхозах мало ручных оленей, привыкших есть хлеб. На снегу были отпечатки ног. Двое в унтах, один в вален-*ках. «Нездешние», — определил охотник.
Он вернулся к костру и еще раз обошел вокруг, зорко присматриваясь ко всему. Луна хорошо освещала полянку, и поэтому отчетливо виднелся каждый предмет. Кун уже хотел было подняться и еще раз подойти к месту стоянки нарт, как его внимание привлек кусок веревки, лежащий в трех метрах от костра. Он поднял его и начал рассматривать. Это был размотанный виток пенькового каната. Кун аккуратно свернул находку и спрятал ее за козырек шапки. Поднявшись из ложбины и пройдя несколько шагов вперед, охотник присмотрелся к следам нарт. Они глубоко утопали в снегу. «Тяжелый воз», — подумал Кун.
Вернувшись домой в третьем часу ночи, Максим Николаевич долго не мог уснуть. Два сообщения не выходили из головы: первое — о появлении в районе Полюса холода бывшего князца Мичина Старкова и второе — о подозрительном оленьем транспорте. Слух о появлении Мичина Старкова распространился' в селе с невероятной быстротой; кто его пустил, не удалось установить; может быть, Максим Николаевич и не обратил бы внимания на разговоры, если бы не обстоятельный рассказ Куна о трех оленьих упряжках.
Глава третья
ЗАВЕЩАНИЕ БАСТЫРЕВА
Алексей соскочил с постели и включил приемник. В Москве кремлевские куранты били полночь, а в Хабаровске уже наступило утро. Прозвучали мелодии гимна, и голос
диктора предложил открыть форточку, постелить на пол коврик и приготовиться к гимнастике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он встал и, предупредив Щеголя: «Ты смотри у меня», — пошел к нартам.
— Бочку спирту везем, а выпить нельзя! — проворчал Щеголь и от злости плюнул в костер.
Вернувшись к костру, человек в кухлянке снял закипевший котелок.
— Будем ужинать, — сказал он.
Выпив стакан спирту и съев шестисотграммовую банку мясных консервов, Щеголь почувствовал себя значительно лучше. Густой, как деготь, чай разогнал остаток сонливости и усталости.
— Слушай, Якут, — сказал он. — Старовер — надежный человек? Может, он уже продал нас?
Человек в кухлянке, которого он назвал Якутом, криво улыбнулся, показав желтые редкие зубы.
— Старовер — стреляный волк. С ним не пропадешь!
— Старовер, а разными пакостями занимается. Я думал, староверы — праведные люди, — заметил Щеголь.
— Он и так праведный. В случае чего, и из тебя дух вышибет. Видел, как кулаком оглоушил сторожа?
— Мы куда, к нему едем? Живет-то он где?
— Не знаю. Наверное, там где-нибудь обитает, — кивнул Якут головой в сторону гор.
— Погони не будет? — оглядываясь по сторонам, спросил Щеголь.
— Старовер говорит, что днем была. Но ночью в такой мороз никто не отважится выйти в горы. А ловить будут.
— Мне бы получить свою долю — и айда отсюда!
— До весны не выберешься, да и паспорта у тебя нет.
— Добраться бы до Кстова, — продолжал Щеголь. — Там у меня в надежном месте деньги хранятся, паспорт куплю. Ловко, а?
— А купишь ли? — насмешливо отозвался Якут.
— Почему бы нет? — запальчиво сказал Щеголь. — Почему бы нет?
— Трудно беглому жить. Постоянно быть настороже: не опознает ли кто? Избегать душевного разговора, вздрагивать от стука в дверь к соседям. Нет, спасибо... Лучше жить честно! Так я говорю? — хлопнул по плечу Якут.
— Ну тебя к черту! — выругался Щеголь, сбрасывая руку Якута. — Сам-то чего в петлю лезешь? Тоже надоело жить?
— Ну-ну, не буду, — примирительно сказал Якут и после паузы добавил: — Что-то Старовера долго нет. Может, несчастье с ним какое? Без него трудно будет...
Оба прислушались. Нигде ни звука. Потом будто далеко что-то скрипнуло. Якут насторожился, поднялся на бугорок. Со стороны Комкура на лыжах брел человек. Якут всмотрелся и узнал Старовера.
— Что так долго, аль что случилось? — спросил он, когда Старовер подъехал к костру.
Тот промолчал. Сняв лыжи и отмотав с пояса кусок каната, стал греть у огня руки.
— Наверно, не хватит, — сказал он, принимаясь за ужин. — Пока я ем, размотайте и начинайте увязывать нарты.
Через полчаса из ложбины вышел олений транспорт из трех груженых нарт и двинулся на юг. Скрипели полозья. Луна смотрела в спину уходящим в гору молчаливым людям...
Был четвертый час ночи, когда упряжки подъехали к заготпункту. Высоко в небе плыла луна и освещала огромное белое пространство. В центре его прижалось к земле одинокое здание заготпункта и темными окнами заглядывало в окружающий мир. Вокруг стояла мертвая тишина. Нигде ни звука, ни шороха. В одном из окон вспыхнул огонек. Он горел ярко, маняще.
— Ишь ты, как сигналит, — прошептал Старовер, первым заметивший свет в окне.
В двухстах метрах от заготпункта олений транспорт остановился. Трое сошлись у головной нарты и о чем-то' пошептались. Потом один из них отделился и пошел по направлению к заготпункту. Подойдя к окну, он три раза дробно стукнул.
Послышались звуки открываемых дверей.
...Как только подняли и понесли Надю в село, Кун повернул лыжи к скале. Он знал обычаи охотников: никто из них не обрежет канат, какая бы беда ни случилась: Кто же тогда обрезал?
Охотник наклонился и начал изучать следы. Они пока ничего ему не говорили. Это были следы только что приходивших охотников. Но что это? Кун опустился на одно колено и внимательно рассмотрел след узких лыж. Он шел вдоль подошвы горы. При лунном свете след хорошо просматривался. Он рассказывал охотнику о том, как торопился человек. Шаги у него длинные и накатистые, а лыжи узкие, не эвенские и не якутские. Под уклон незнакомец сильно оттолкнулся и, чтобы ускорить бег, все время работал палками. В ложбине он остановился на отдых. Веерообразные отпечатки лыж говорили о том, что человек обернулся и долго смотрел назад. Боялся ли он преследования? Кун изучил каждый отпечаток. От зорких глаз охотника ничего не ускользало. Но сколько он ни присматривался, не нашел такого следа, который говорил бы о том, что незнакомец опасался погони. Простояв три— четыре минуты, Кун двинулся дальше. Теперь лыжня под небольшим углом пересекла долину. Неожиданно ему почудился какой-то шорох. Он затаил дыхание, чтобы «шепот звезд» не мешал слушать. Теперь до ушей явственно доносился скрип полозьев. «Нарты!» — определил Кун и пожалел, что не взял с собой ружье. Из-за кустарников
выехали три оленьи упряжки и двинулись на юг. Старый Кун присел и не поднимался до тех пор, пока они не скрылись.«Худой люди!» — прошептал Кун, спускаясь в ложбину. Здесь он обнаружил остатки костра, три банки из-под консервов, несколько окурков папирос. «Много курил, значит боялся», — решил охотник. На снегу валялись крошки хлеба. «Олени хлеб ели», — удивился Кун. Он знал, что в колхозах мало ручных оленей, привыкших есть хлеб. На снегу были отпечатки ног. Двое в унтах, один в вален-*ках. «Нездешние», — определил охотник.
Он вернулся к костру и еще раз обошел вокруг, зорко присматриваясь ко всему. Луна хорошо освещала полянку, и поэтому отчетливо виднелся каждый предмет. Кун уже хотел было подняться и еще раз подойти к месту стоянки нарт, как его внимание привлек кусок веревки, лежащий в трех метрах от костра. Он поднял его и начал рассматривать. Это был размотанный виток пенькового каната. Кун аккуратно свернул находку и спрятал ее за козырек шапки. Поднявшись из ложбины и пройдя несколько шагов вперед, охотник присмотрелся к следам нарт. Они глубоко утопали в снегу. «Тяжелый воз», — подумал Кун.
Вернувшись домой в третьем часу ночи, Максим Николаевич долго не мог уснуть. Два сообщения не выходили из головы: первое — о появлении в районе Полюса холода бывшего князца Мичина Старкова и второе — о подозрительном оленьем транспорте. Слух о появлении Мичина Старкова распространился' в селе с невероятной быстротой; кто его пустил, не удалось установить; может быть, Максим Николаевич и не обратил бы внимания на разговоры, если бы не обстоятельный рассказ Куна о трех оленьих упряжках.
Глава третья
ЗАВЕЩАНИЕ БАСТЫРЕВА
Алексей соскочил с постели и включил приемник. В Москве кремлевские куранты били полночь, а в Хабаровске уже наступило утро. Прозвучали мелодии гимна, и голос
диктора предложил открыть форточку, постелить на пол коврик и приготовиться к гимнастике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45