Казус Вагнер
------------------------------------------------------------------------
Friedrich Nietzsche
Der fall Wagner <Фридрих Вильгельм Ницше>
------------------------------------------------------------------------
Туринское письмо Казус Вагнер написано весной и вышло в свет в
сентябре 1888 г. в издательстве К. Г. Наумана.
Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения в 2-х
томах, том 2, издательство Мысль , Москва 1990.
Перевод Н. Полилова.
------------------------------------------------------------------------
ПРЕДИСЛОВИЕ
1
Я делаю себе маленькое облегчение. Это не просто чистая злоба, если в этом
сочинении я хвалю Бизе за счёт Вагнера. Под прикрытием многих шуток я
говорю о деле, которым шутить нельзя. Повернуться спиной к Вагнеру было для
меня чем-то роковым; снова полюбить что-нибудь после этого победой. Никто,
быть может, не сросся в более опасной степени с вагнерианством, никто
упорнее не защищался от него, никто не радовался больше, что освободился от
него. Длинная история! Угодно, чтобы я сформулировал её одним словом? Если
бы я был моралистом, кто знает, как назвал бы я её! Быть может,
самопреодолением. Но философ не любит моралистов... он не любит также
красивых слов...
Чего требует философ от себя прежде всего и в конце концов? Победить в себе
своё время, стать безвременным . С чем, стало быть, приходится ему вести
самую упорную борьбу? С тем, в чём именно он является сыном своего времени.
Ладно! Я так же, как и Вагнер, сын этого времени, хочу сказать decadent:
только я понял это, только я защищался от этого. Философ во мне защищался
от этого.
Во что я глубже всего погрузился, так это действительно в проблему
decadence, у меня были основания для этого. Добро и зло только вариант этой
проблемы. Если присмотришься к признакам упадка, то поймёшь также и мораль
поймёшь, что скрывается за её священнейшими именами и оценками: оскудевшая
жизнь, воля к концу, великая усталость. Мораль отрицает жизнь... Для такой
задачи мне была необходима самодисциплина: восстать против всего больного
во мне, включая сюда Вагнера, включая сюда Шопенгауэра, включая сюда всю
современную человечность . Глубокое отчуждение, охлаждение, отрезвление от
всего временного, сообразного с духом времени: и, как высшее желание, око
Заратустры, око, озирающее из страшной дали весь факт человек видящее его
под собою... Для такой цели какая жертва была бы несоответственной? какое
самопреодоление ! какое самоотречение !
Высшее, что я изведал в жизни, было выздоровление. Вагнер принадлежит лишь
к числу моих болезней.
Не то чтобы я хотел быть неблагодарным по отношению к этой болезни. Если
этим сочинением я поддерживаю положение, что Вагнер вреден, то я хочу
ничуть не менее поддержать и другое, кому он, несмотря на это, необходим
философу. В других случаях, пожалуй, и можно обойтись без Вагнера: но
философ не волен не нуждаться в нём. Он должен быть нечистой совестью
своего времени, для этого он должен наилучшим образом знать его. Но где же
найдёт он для лабиринта современной души более посвящённого проводника,
более красноречивого знатока душ, чем Вагнер? В лице Вагнера современность
говорит своим интимнейшим языком: она не скрывает ни своего добра, ни
своего зла, она потеряла всякий стыд перед собою. И обратно: мы почти
подведём итог ценности современного, если ясно поймём добро и зло у
Вагнера. Я вполне понимаю, если нынче музыкант говорит: я ненавижу Вагнера,
но не выношу более никакой другой музыки . Но я понял бы также и философа,
который объявил бы: Вагнер резюмирует современность. Ничего не поделаешь,
надо сначала быть вагнерианцем...
------------------------------------------------------------------------
КАЗУС ВАГНЕР
ТУРИНСКОЕ ПИСЬМО В МАЕ 1888
Ridendo dicere severum...
1
Я слышал вчера поверите ли в двадцатый раз шедевр Бизе. Я снова вытерпел до
конца с кротким благоговением, я снова не убежал. Эта победа над моим
нетерпением поражает меня. Как совершенствует такое творение! Становишься
сам при этом шедевром . И действительно, каждый раз, когда я слушал Кармен,
я казался себе более философом, лучшим философом, чем кажусь себе в другое
время: ставшим таким долготерпеливым, таким счастливым, таким индусом,
таким оседлым... Пять часов сидения: первый этап к святости! Смею ли я
сказать, что оркестровка Бизе почти единственная, которую я ещё выношу? Та
другая оркестровка, которая теперь в чести, вагнеровская, зверская,
искусственная и невинная в одно и то же время и говорящая этим сразу трём
чувствам современной души, как вредна для меня она! Я называю её сирокко.
Неприятный пот прошибает меня. Моей хорошей погоде настаёт конец.
Эта музыка кажется мне совершенной. Она приближается легко, гибко, с
учтивостью. Она любезна, она не вгоняет в пот. Хорошее легко, всё
божественное ходит нежными стопами первое положение моей эстетики. Эта
музыка зла, утончённа, фаталистична: она остаётся при этом популярной, она
обладает утончённостью расы, а не отдельной личности. Она богата. Она
точна. Она строит, организует, заканчивает: этим она представляет собою
контраст полипу в музыке, бесконечной мелодии . Слышали ли когда-нибудь
более скорбный трагический тон на сцене? А как он достигается! Без гримас!
Без фабрикации фальшивых монет! Без лжи высокого стиля! Наконец: эта музыка
считает слушателя интеллигентным, даже музыкантом, она и в этом является
контрастом Вагнеру, который, как бы то ни было, во всяком случае был
невежливейшим гением в мире (Вагнер относится к нам как если бы , он
говорит нам одно и то же до тех пор, пока не придёшь в отчаяние, пока не
поверишь этому).
Повторяю: я становлюсь лучшим человеком, когда со мной говорит этот Бизе.
Также и лучшим музыкантом, лучшим слушателем. Можно ли вообще слушать ещё
лучше? Я зарываюсь моими ушами ещё и под эту музыку, я слышу её причину.
Мне чудится, что я переживаю её возникновение я дрожу от опасностей,
сопровождающих какой-нибудь смелый шаг, я восхищаюсь счастливыми местами, в
которых Бизе неповинен. И странно! в сущности я не думаю об этом или не
знаю, как усиленно думаю об этом. Ибо совсем иные мысли проносятся в это
время в моей голове... Заметили ли, что музыка делает свободным ум? даёт
крылья мысли? что становишься тем более философом, чем более становишься
музыкантом? Серое небо абстракции как бы бороздят молнии; свет достаточно
силён для всего филигранного в вещах; великие проблемы близки к постижению;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
------------------------------------------------------------------------
Friedrich Nietzsche
Der fall Wagner <Фридрих Вильгельм Ницше>
------------------------------------------------------------------------
Туринское письмо Казус Вагнер написано весной и вышло в свет в
сентябре 1888 г. в издательстве К. Г. Наумана.
Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения в 2-х
томах, том 2, издательство Мысль , Москва 1990.
Перевод Н. Полилова.
------------------------------------------------------------------------
ПРЕДИСЛОВИЕ
1
Я делаю себе маленькое облегчение. Это не просто чистая злоба, если в этом
сочинении я хвалю Бизе за счёт Вагнера. Под прикрытием многих шуток я
говорю о деле, которым шутить нельзя. Повернуться спиной к Вагнеру было для
меня чем-то роковым; снова полюбить что-нибудь после этого победой. Никто,
быть может, не сросся в более опасной степени с вагнерианством, никто
упорнее не защищался от него, никто не радовался больше, что освободился от
него. Длинная история! Угодно, чтобы я сформулировал её одним словом? Если
бы я был моралистом, кто знает, как назвал бы я её! Быть может,
самопреодолением. Но философ не любит моралистов... он не любит также
красивых слов...
Чего требует философ от себя прежде всего и в конце концов? Победить в себе
своё время, стать безвременным . С чем, стало быть, приходится ему вести
самую упорную борьбу? С тем, в чём именно он является сыном своего времени.
Ладно! Я так же, как и Вагнер, сын этого времени, хочу сказать decadent:
только я понял это, только я защищался от этого. Философ во мне защищался
от этого.
Во что я глубже всего погрузился, так это действительно в проблему
decadence, у меня были основания для этого. Добро и зло только вариант этой
проблемы. Если присмотришься к признакам упадка, то поймёшь также и мораль
поймёшь, что скрывается за её священнейшими именами и оценками: оскудевшая
жизнь, воля к концу, великая усталость. Мораль отрицает жизнь... Для такой
задачи мне была необходима самодисциплина: восстать против всего больного
во мне, включая сюда Вагнера, включая сюда Шопенгауэра, включая сюда всю
современную человечность . Глубокое отчуждение, охлаждение, отрезвление от
всего временного, сообразного с духом времени: и, как высшее желание, око
Заратустры, око, озирающее из страшной дали весь факт человек видящее его
под собою... Для такой цели какая жертва была бы несоответственной? какое
самопреодоление ! какое самоотречение !
Высшее, что я изведал в жизни, было выздоровление. Вагнер принадлежит лишь
к числу моих болезней.
Не то чтобы я хотел быть неблагодарным по отношению к этой болезни. Если
этим сочинением я поддерживаю положение, что Вагнер вреден, то я хочу
ничуть не менее поддержать и другое, кому он, несмотря на это, необходим
философу. В других случаях, пожалуй, и можно обойтись без Вагнера: но
философ не волен не нуждаться в нём. Он должен быть нечистой совестью
своего времени, для этого он должен наилучшим образом знать его. Но где же
найдёт он для лабиринта современной души более посвящённого проводника,
более красноречивого знатока душ, чем Вагнер? В лице Вагнера современность
говорит своим интимнейшим языком: она не скрывает ни своего добра, ни
своего зла, она потеряла всякий стыд перед собою. И обратно: мы почти
подведём итог ценности современного, если ясно поймём добро и зло у
Вагнера. Я вполне понимаю, если нынче музыкант говорит: я ненавижу Вагнера,
но не выношу более никакой другой музыки . Но я понял бы также и философа,
который объявил бы: Вагнер резюмирует современность. Ничего не поделаешь,
надо сначала быть вагнерианцем...
------------------------------------------------------------------------
КАЗУС ВАГНЕР
ТУРИНСКОЕ ПИСЬМО В МАЕ 1888
Ridendo dicere severum...
1
Я слышал вчера поверите ли в двадцатый раз шедевр Бизе. Я снова вытерпел до
конца с кротким благоговением, я снова не убежал. Эта победа над моим
нетерпением поражает меня. Как совершенствует такое творение! Становишься
сам при этом шедевром . И действительно, каждый раз, когда я слушал Кармен,
я казался себе более философом, лучшим философом, чем кажусь себе в другое
время: ставшим таким долготерпеливым, таким счастливым, таким индусом,
таким оседлым... Пять часов сидения: первый этап к святости! Смею ли я
сказать, что оркестровка Бизе почти единственная, которую я ещё выношу? Та
другая оркестровка, которая теперь в чести, вагнеровская, зверская,
искусственная и невинная в одно и то же время и говорящая этим сразу трём
чувствам современной души, как вредна для меня она! Я называю её сирокко.
Неприятный пот прошибает меня. Моей хорошей погоде настаёт конец.
Эта музыка кажется мне совершенной. Она приближается легко, гибко, с
учтивостью. Она любезна, она не вгоняет в пот. Хорошее легко, всё
божественное ходит нежными стопами первое положение моей эстетики. Эта
музыка зла, утончённа, фаталистична: она остаётся при этом популярной, она
обладает утончённостью расы, а не отдельной личности. Она богата. Она
точна. Она строит, организует, заканчивает: этим она представляет собою
контраст полипу в музыке, бесконечной мелодии . Слышали ли когда-нибудь
более скорбный трагический тон на сцене? А как он достигается! Без гримас!
Без фабрикации фальшивых монет! Без лжи высокого стиля! Наконец: эта музыка
считает слушателя интеллигентным, даже музыкантом, она и в этом является
контрастом Вагнеру, который, как бы то ни было, во всяком случае был
невежливейшим гением в мире (Вагнер относится к нам как если бы , он
говорит нам одно и то же до тех пор, пока не придёшь в отчаяние, пока не
поверишь этому).
Повторяю: я становлюсь лучшим человеком, когда со мной говорит этот Бизе.
Также и лучшим музыкантом, лучшим слушателем. Можно ли вообще слушать ещё
лучше? Я зарываюсь моими ушами ещё и под эту музыку, я слышу её причину.
Мне чудится, что я переживаю её возникновение я дрожу от опасностей,
сопровождающих какой-нибудь смелый шаг, я восхищаюсь счастливыми местами, в
которых Бизе неповинен. И странно! в сущности я не думаю об этом или не
знаю, как усиленно думаю об этом. Ибо совсем иные мысли проносятся в это
время в моей голове... Заметили ли, что музыка делает свободным ум? даёт
крылья мысли? что становишься тем более философом, чем более становишься
музыкантом? Серое небо абстракции как бы бороздят молнии; свет достаточно
силён для всего филигранного в вещах; великие проблемы близки к постижению;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11