— Я не могу так оставить, я должен отомстить насильнику за поруганную честь! Я не позволю, чтобы с моей семьей расправлялись, как кому захочется! Нет, и еще во времена эмира не мог вынести оскорбления, нанесенного мне. И сейчас еще, слава богу, у меня хватит силы прицелиться из револьвера или винтовки...
— Что, что вы хотите делать? — быстро спросил Низамиддин.
— Убить Насим-джана, а потом рассчитаться и с другими.
— Но ведь они люди влиятельные, хозяева ЧК,— сказал несколько испуганный Низамиддин.— Иначе я сам бы привлек их к ответственности... А вы...
— А я их уничтожу без суда и следствия! — усмехнулся Бако-джан и встал.
— Во всяком случае, мой вам совет — действуйте обдуманно и разумно! — сказал Низамиддин и вытащил из ящика стола револьвер.— Возьмите, это вам пригодится, раз у вас есть такие враги. Но если у вас не хватит решимости, лучше не беритесь за дело. Может быть, найдем какой-нибудь другой способ...
От гнева и ярости у Бако-джана дрожали руки, когда он брал револьвер.
Часы на стене пробили шесть раз и умолкли. Оим Шо оторвалась от книги и посмотрела во двор. Там, кроме тетки Насим-джана, которая стряпала, никого не было. Оим Шо хотела продолжать чтение, но другие, более старинные часы, стоявшие на полочке над кушеткой, тоже пробили, из окошечка над циферблатом показалась кукушка, которая прокуковала шесть раз, взмахнула крылышками и исчезла, и дверца закрылась. Оим Шо улыбнулась и снова взялась за книгу.
Некоторое время Хамрохон страдала от ревности, мучилась сама и Насим-джану омрачала дни. Но потом успокоилась, даже стала смеяться над своими дикими поступками.
Почему она должна жить в вечном страхе за любимого? Да, да, в постоянном страхе, в ужасном страхе. Время неспокойное, на каждом шагу Насим-джана подстерегают опасности... А Насим-джан беспечный, ничего не боится, он такой горячий, готов идти навстречу любой беде. Враги подстерегают его всюду, готовят против него свои черные козни. Ведь не зря звонил ей домой и запугивал какой-то незнакомый мужчина. Видно, покушаются на жизнь Насим-джана, хотят убить его... Сегодня он обещал прийти пораньше, а его до сих пор нет... Уже вечер, все учреждения закрыты. А Насим-джана все нет... Господи! Хоть бы он был жив, хоть бы с ним ничего не случилось!..
Хамрохон жила ожиданием встречи с Насим-джаном, его одного любила, ему одному отдала себя всю. Насим-джан сказал ей, что простил ей все, что было до него. Почему? Потому что их связала любовь и дружба. Что может быть выше этого счастья? Но почему же она живет в такой тревоге, в таком беспокойстве? Верно сказал поэт:
Сомненье мешает мне наслаждаться встречей с любимым, Любимый в объятьях моих, а я все жду чего-то.
«Да, Насим-джан в моих объятиях, никто не смеет отнять его у меня...» Но почему же его до сих пор нет? Уже почти семь часов... Она выскочила босиком во двор, закричала тетушке Насим-джана:
— Кто пришел?
Старушка удивленно посмотрела на нее и сказала:
— Никто не пришел, доченька, успокойся.
— Почему же он так запаздывает?
— Еще не поздно. Придет... не волнуйся.
Немного успокоившись, она вернулась в комнату. Но не успела перевернуть страницу, как снова страх охватил ее, мысли заметались, ее бросало то в жар, то в холод.
Она выбежала в другую комнату, где был телефон. Позвонила, попросила ЧК. Насим-джана в кабинете не было. Какая-то женщина ответила, что он у коменданта — какое-то важное дело... Интересно, что делает эта женщина в кабинете Насим-джана в такое позднее время? Ревность не давала ей покоя, но она сдержалась: может быть, это уборщица — ведь после работы она убирает все комнаты в учреждении... Но зачем Насим-джан пошел к коменданту, что за важное дело?..
Вдруг со двора послышался мужской голос, а потом крик тети.
— Боже мой, да кто же вы? Куда вы? В чем дело? — спрашивала старушка.
Хамрохон выбежала во двор и увидела, что к ней быстро направляется незнакомый мужчина среднего роста, с округлой бородой, одетый в изношенный сатиновый халат.
Хамрохон невольно прикрыла рукавом лицо и закачала:
— Стойте! Что вам нужно в чужом доме?
Но мужчина, не слушая, оттолкнул ее и вошел в дом. Хамрохон и тетя, тяжело дыша, последовали за ним. Стоя посреди комнаты, мужчина, весь бледный от гнева, с налитыми кровью глазами, с дрожащими руками глядел на них.
— Где твой муж? Где развратный Насим-джан?
— Кто ты такой? Почему кричишь? Зачем тебе нужен мой муж?
— Я — смерть твоему мужу! — сказал мужчина и, подойдя к ней, с угрозой повторил: — Отвечай, где он.
— Насим-джан сейчас с воинами-чекистами возвращается домой. Если хочешь найти здесь свою смерть, жди его!
— Если бы я не знал, что ты тоже обманута, несчастная,— сказал мужчина, глядя на Хамрохон воспаленными глазами,— то, ей-богу, сначала убил бы тебя, а потом пошел встречать Насима. Но я знаю, знаю, что и ты им обижена... Ладно, не бойся, кончились твои черные дни, сегодня же ты избавишься от этого развратника!..
Сказал — выскочил во двор и мгновенно исчез за воротами, оставив женщин в смятении.
— О боже, да что ж это такое? — сказала тетя, успокаивая Хамрохон, близкую к обмороку.— Кто это? Разбойник?
— Нет, не разбойник,— ответила Хамрохон,— это был смертельный враг Насим-джана.
— Враг Насим-джана? О боже! Тогда надо что-то делать! Позовем соседей...
— Бесполезно. Он уже ушел, идет встречать Насим-джана. Господи, хоть бы Насим еще был в учреждении, хоть бы он еще не вышел...
Хамрохон позвонила в ЧК. Звонила долго, но почему-то никто не подходил. Очевидно, в кабинете уже никого не было или телефон испорчен. Ах, недаром говорится: земля тверда, как камень, а небо высоко! На мгновение Хамрохон задумалась, потом быстро прошла в свою комнату и, достав из сундука маленький револьвер, сунула его в карман своего лилового бархатного камзола. Надела камзол поверх домашнего платья, взяла с полочки шитую золотом тюбетейку, надела и вышла на двор. Тетя поспешила за ней, спросила со страхом:
— Куда ты, доченька?
— Я должна пойти и предотвратить смерть! — сказала она и направилась к воротам.
— Постой, что же ты можешь сделать? Погоди, я позову кого-нибудь на помощь!
— Я сама! Сама готова на все! — ответила Хамрохон и, не обращая внимания на причитания тетки, вышла на улицу как была — без паранджи.
— О, смерть моя! — кричала старуха и била себя в грудь руками.— Да что же это за день выдался?!
А Хамрохон, без паранджи, без чашмбанда, шла гордо и решительно, направляясь к торговым рядам. Она ни на кого не глядела, не боялась никого. А между тем это была первая в Бухаре таджичка, вышедшая на улицу без паранджи. Но ни сама Хамрохон, ни Насим-джан, ни все те люди, которые увидели ее без паранджи, не глядели ей вслед с изумлением, не понимая еще, не зная, почему она решилась на такой смелый поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Что, что вы хотите делать? — быстро спросил Низамиддин.
— Убить Насим-джана, а потом рассчитаться и с другими.
— Но ведь они люди влиятельные, хозяева ЧК,— сказал несколько испуганный Низамиддин.— Иначе я сам бы привлек их к ответственности... А вы...
— А я их уничтожу без суда и следствия! — усмехнулся Бако-джан и встал.
— Во всяком случае, мой вам совет — действуйте обдуманно и разумно! — сказал Низамиддин и вытащил из ящика стола револьвер.— Возьмите, это вам пригодится, раз у вас есть такие враги. Но если у вас не хватит решимости, лучше не беритесь за дело. Может быть, найдем какой-нибудь другой способ...
От гнева и ярости у Бако-джана дрожали руки, когда он брал револьвер.
Часы на стене пробили шесть раз и умолкли. Оим Шо оторвалась от книги и посмотрела во двор. Там, кроме тетки Насим-джана, которая стряпала, никого не было. Оим Шо хотела продолжать чтение, но другие, более старинные часы, стоявшие на полочке над кушеткой, тоже пробили, из окошечка над циферблатом показалась кукушка, которая прокуковала шесть раз, взмахнула крылышками и исчезла, и дверца закрылась. Оим Шо улыбнулась и снова взялась за книгу.
Некоторое время Хамрохон страдала от ревности, мучилась сама и Насим-джану омрачала дни. Но потом успокоилась, даже стала смеяться над своими дикими поступками.
Почему она должна жить в вечном страхе за любимого? Да, да, в постоянном страхе, в ужасном страхе. Время неспокойное, на каждом шагу Насим-джана подстерегают опасности... А Насим-джан беспечный, ничего не боится, он такой горячий, готов идти навстречу любой беде. Враги подстерегают его всюду, готовят против него свои черные козни. Ведь не зря звонил ей домой и запугивал какой-то незнакомый мужчина. Видно, покушаются на жизнь Насим-джана, хотят убить его... Сегодня он обещал прийти пораньше, а его до сих пор нет... Уже вечер, все учреждения закрыты. А Насим-джана все нет... Господи! Хоть бы он был жив, хоть бы с ним ничего не случилось!..
Хамрохон жила ожиданием встречи с Насим-джаном, его одного любила, ему одному отдала себя всю. Насим-джан сказал ей, что простил ей все, что было до него. Почему? Потому что их связала любовь и дружба. Что может быть выше этого счастья? Но почему же она живет в такой тревоге, в таком беспокойстве? Верно сказал поэт:
Сомненье мешает мне наслаждаться встречей с любимым, Любимый в объятьях моих, а я все жду чего-то.
«Да, Насим-джан в моих объятиях, никто не смеет отнять его у меня...» Но почему же его до сих пор нет? Уже почти семь часов... Она выскочила босиком во двор, закричала тетушке Насим-джана:
— Кто пришел?
Старушка удивленно посмотрела на нее и сказала:
— Никто не пришел, доченька, успокойся.
— Почему же он так запаздывает?
— Еще не поздно. Придет... не волнуйся.
Немного успокоившись, она вернулась в комнату. Но не успела перевернуть страницу, как снова страх охватил ее, мысли заметались, ее бросало то в жар, то в холод.
Она выбежала в другую комнату, где был телефон. Позвонила, попросила ЧК. Насим-джана в кабинете не было. Какая-то женщина ответила, что он у коменданта — какое-то важное дело... Интересно, что делает эта женщина в кабинете Насим-джана в такое позднее время? Ревность не давала ей покоя, но она сдержалась: может быть, это уборщица — ведь после работы она убирает все комнаты в учреждении... Но зачем Насим-джан пошел к коменданту, что за важное дело?..
Вдруг со двора послышался мужской голос, а потом крик тети.
— Боже мой, да кто же вы? Куда вы? В чем дело? — спрашивала старушка.
Хамрохон выбежала во двор и увидела, что к ней быстро направляется незнакомый мужчина среднего роста, с округлой бородой, одетый в изношенный сатиновый халат.
Хамрохон невольно прикрыла рукавом лицо и закачала:
— Стойте! Что вам нужно в чужом доме?
Но мужчина, не слушая, оттолкнул ее и вошел в дом. Хамрохон и тетя, тяжело дыша, последовали за ним. Стоя посреди комнаты, мужчина, весь бледный от гнева, с налитыми кровью глазами, с дрожащими руками глядел на них.
— Где твой муж? Где развратный Насим-джан?
— Кто ты такой? Почему кричишь? Зачем тебе нужен мой муж?
— Я — смерть твоему мужу! — сказал мужчина и, подойдя к ней, с угрозой повторил: — Отвечай, где он.
— Насим-джан сейчас с воинами-чекистами возвращается домой. Если хочешь найти здесь свою смерть, жди его!
— Если бы я не знал, что ты тоже обманута, несчастная,— сказал мужчина, глядя на Хамрохон воспаленными глазами,— то, ей-богу, сначала убил бы тебя, а потом пошел встречать Насима. Но я знаю, знаю, что и ты им обижена... Ладно, не бойся, кончились твои черные дни, сегодня же ты избавишься от этого развратника!..
Сказал — выскочил во двор и мгновенно исчез за воротами, оставив женщин в смятении.
— О боже, да что ж это такое? — сказала тетя, успокаивая Хамрохон, близкую к обмороку.— Кто это? Разбойник?
— Нет, не разбойник,— ответила Хамрохон,— это был смертельный враг Насим-джана.
— Враг Насим-джана? О боже! Тогда надо что-то делать! Позовем соседей...
— Бесполезно. Он уже ушел, идет встречать Насим-джана. Господи, хоть бы Насим еще был в учреждении, хоть бы он еще не вышел...
Хамрохон позвонила в ЧК. Звонила долго, но почему-то никто не подходил. Очевидно, в кабинете уже никого не было или телефон испорчен. Ах, недаром говорится: земля тверда, как камень, а небо высоко! На мгновение Хамрохон задумалась, потом быстро прошла в свою комнату и, достав из сундука маленький револьвер, сунула его в карман своего лилового бархатного камзола. Надела камзол поверх домашнего платья, взяла с полочки шитую золотом тюбетейку, надела и вышла на двор. Тетя поспешила за ней, спросила со страхом:
— Куда ты, доченька?
— Я должна пойти и предотвратить смерть! — сказала она и направилась к воротам.
— Постой, что же ты можешь сделать? Погоди, я позову кого-нибудь на помощь!
— Я сама! Сама готова на все! — ответила Хамрохон и, не обращая внимания на причитания тетки, вышла на улицу как была — без паранджи.
— О, смерть моя! — кричала старуха и била себя в грудь руками.— Да что же это за день выдался?!
А Хамрохон, без паранджи, без чашмбанда, шла гордо и решительно, направляясь к торговым рядам. Она ни на кого не глядела, не боялась никого. А между тем это была первая в Бухаре таджичка, вышедшая на улицу без паранджи. Но ни сама Хамрохон, ни Насим-джан, ни все те люди, которые увидели ее без паранджи, не глядели ей вслед с изумлением, не понимая еще, не зная, почему она решилась на такой смелый поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76