И вдруг Тифон упал на колени, воздел руки к черному, усыпанному звездами небу и начал читать громко, нараспев:
— О Амфитея, рожденная в Лесбосе, острове пышном, Славишься ты средь гетер златокудрых ольвийских. Даришь любовь свою всем за вина только чашу. Слаще вина твои ласки, что ты расточаешь. Если все семя собрать, что в тебя извергали из чресел Скифские странники дикие, с ними фракийцы и греки, Славные полчища воинов храбрых и силой прекрасных Свет бы увидел, когда бы плоды принесло это семя. Многим дарила ты ласки свои, но они уж забыли Облик твой дивный, богами даримый тебе, о волчица. Только лишь я по ночам от бессонницы лютой страдаю, Имя твое и черты не в силах забыть и богов умоляя Память отнять у меня или дарствовать мне тебя в жены.
По щекам его катились слезы, голос дрожал. Стражники стояли рядом, не смея остановить этого сумасшедшего. А Тифон продолжал читать.
Когда он умолк, наступила пронзительная тишина. А потом раздались аплодисменты...
ДУРАЧОК
Она была такая маленькая, что даже страшно было дотрагиваться до нее. И в то же время постоянно хотелось целовать ее, тискать, гладить. И все время почему-то на глазах появлялись слезы. Тогда Наташа просто брала ее на руки, прижимала к груди и тихонько, чтобы было слышно только им двоим, бормотала:
— Инночка, доченька моя, все у тебя будет хорошо. Ты вырастешь большая-большая. И будешь такая красавица, такая умница.
Дочка чмокала губками и удивленно смотрела на маму своими карими глазами.
А потом возвращался Виктор. Сразу с порога кричал:
— Как моя дочь? Все нормально? Она не заболела?
Наташа смеялась над этой неумелой мужской заботой, и почему-то опять появлялись слезы. Никогда раньше в своей жизни она так часто не плакала. И никогда не была так счастлива, как сейчас.
Когда родилась дочка, Виктор так волновался, так суетился и заботился, таким виноватым ходил вокруг Наташи и Инночки, что она отодвинула на задний план все свои обиды на мужа. Да, он явно не ангел во плоти, но он отец ее ребенка. Он кается. Может быть, это его исправит наконец. Она потерпит. Все-таки семья. Так продолжалось до самого лета. Только дочь и муж, муж и дочь. Странно, но раньше Наташа думала, что это просто несчастье для женщины — посвятить всю свою жизнь семье. А теперь вдруг поняла, что большего для нее и не нужно. Совсем не хотелось думать о работе, о том, что через несколько месяцев придется возвращаться из декрета и опять брать какое-нибудь дело, опять заниматься допросами, проверками и перепроверками показаний, копаться в уликах, прямых и косвенных, и выносить приговор. Тем более что за последние месяцы все, что она пережила в прокуратуре, все эти грязные и страшные дела стали казаться ей какой-то глупой и неинтересной игрой. А жизнь, настоящая, реальная жизнь, начиналась здесь, возле маленького веревочного манежика, в котором истошно орет, требуя к себе постоянного внимания, самое дорогое существо на свете.
Поэтому, когда пришло письмо, что она прошла конкурс и может сдавать экзамены в аспирантуру, Наташа даже немного огорчилась. Даже хотела плюнуть, пусть все остается как есть. Но вмешалась мама.
— Ты что, сдурела? — металась она по кухне, одновременно успевая варить кашку и тереть на терке свежие яблоки. — Опомнись, Натка! Ребенок — это, конечно, хорошо, это счастье, но ведь нельзя же из-за этого пускать всю жизнь коту под хвост. Пойми, что рано или поздно ты об этом пожалеешь. Так что не дури, готовься к экзаменам, пока есть время. Сейчас она еще в коляске лежит, а как бегать начнет по парням, так не до учебы будет.
— Мама! — счастливо смеялась Наташа. — Какие парни? Это когда еще будет?
— А ты не помнишь, когда в первый раз замуж собралась? — Мать грозно посмотрела на дочь.
— Ну лет в семнадцать, кажется. — Наташа пожала плечами.
— Как бы не так! В четыре года! С Олежкой из соседнего дома в электричку села и укатила в синие дали. Искали вас потом три дня. Не помнишь?
— Не-а! — Наташа захохотала.
— А вот я помню! — Мать не то злилась, не то сама готова была разразиться смехом. — Я все помню. И как ты в пять лет соседа по детскому саду в дом привела, заявила, что это твой муж и он будет с нами жить, и как ты во втором классе с соседом по парте в загс ходила заявление подавать, и как в пятом белугой ревела по ночам, что какой-то Игорек из «Б» класса на тебя не смотрит. Так что давай поступай в свою аспирантуру, а то опомниться не успеешь, как бабушкой станешь. И потом, если честно, — вдруг понизила голос мама, и лицо ее стало серьезным, — ты подумай хорошенько. Твой гений сможет семью прокормить?
— Подожди, мам, но ты сама говорила, что он талант... — Этот разговор возникал между дочерью и матерью примерно раз в месяц и был Наташе очень неприятен. — Он работает. Не все же сразу.
— А когда? После смерти? Ты меня прости, конечно, милая, но те малюнки, которые он мне на каждый день рождения дарит, у меня все за шкафом стоят. Людям показать стыдно, что он там накалякал. Нет, я-то ничего не понимаю. Да, я считаю — он гений. Но пока непризнанный. Только пожрать он горазд, как будто уже популярность всемирную снискал. Хоть бы ^постыдился, ей-богу.
И решила' поступать. Витька как раз в это время укатил на Ольвию, и поэтому маме пришлось снова перебраться жить к Наташе. По вечерам, пока дочь сидела на кухне за учебниками, мама стирала, готовила, убирала в квартире.
Экзамены Наташа сдала, как ни странно, легко. То ли все хорошо помнила, то ли преподаватели жалели эту миниатюрную молодую маму, которая просила пропустить ее первой, потому что нужно бежать домой кормить грудного ребенка. Только при зачислении ректор посоветовал хорошенько подумать, стоит ли браться за учебу, заранее зная, что со временем будет большая напряженка.
— Поступила! — Наташа влетела домой, как на крыльях. — Все, отстрелялась.
— И я отстрелялась, слава Богу, — вздохнула мать облегченно. — Интересно, наступит когда-нибудь такой момент, когда я смогу уже с тобой не возиться? Завтра еду домой.
И действительно, уехала. Странно, но Наташе стало легче, хотя и прибавилось работы по дому. Что ни говори, а две хозяйки в доме — это всегда плохо.
Через три дня неожиданно позвонил Граф. Позвонил рано утром, часов в шесть, когда Наташа еще спала.
— Привет! Как дела? — закричал он в трубку и, не дожидаясь ответа, сразу начал возбужденно рассказывать: — Наташка, ты не представляешь, мы еще один могильник отрыли! И знаешь где?
— Где? — Наташа стразу окончательно проснулась.
— Под фундаментом! Под тем, который три года назад расчистили. И такой богатый могильник! Мужчина, три женщины и пятеро детей. И все знатного рода! Так что украшений одних сто Двадцать единиц. И это еще не все, там наши дальше работают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84