Так, что ли?
Юм не ответил, только вдруг посмотрел на нее с такой ненавистью, что любая другая женщина сразу замолчала бы. Но Женя только рассмеялась:
— Какой ты страшный, как обезьяна! Нет, ну ты скажи, чего ради мы тут сидим? Они же сопьются, наваляют по пузу кому-нибудь, и нас всех тут тепленькими...
— Рот закрой! — закричал он, не вытерпев. — Ты что, сучка, забыла, кто тут главный? Думаешь, если я с тобой сплю, ты мне можешь советы давать? Да я с тобой знаешь что сделаю! — Он вскочил, схватил ее за руку и с силой швырнул на кровать.
Женя совсем не кричала, только изредка рыкала, как тигрица, и больно впивалась в его спину ногтями, придавая еще большую остроту ощущениям...
— ...Все поняли? — спросил он.
Остальные некоторое время молчали. Только Ванечка шелестел упаковкой от таблеток.
— Понятно, — засопел Мент недовольно. — Только...
— Что? — Юм пристально посмотрел ему в глаза.
— Блин, снова на шару. Нас за такие дела...
— По заднице ремешком, — зло хмыкнула Женя. — Если не хочешь, собирай манатки и дуй отсюда, больше воздуху будет.
— Ты скажи своей... — набычился Мент.
— Хорош, не залупайся, — оборвал его Юм.
— А что она? — отступил Мент.
— А ты что? — вызверилась Женя.
— А ну вас На фиг, — махнул рукой Мент.
— И ладушки, — сказал Юм. — Завтра утречком выгружаемся отсюда и валим в гостиницу подешевле, а пока гуляйте.
Все встали и быстро вышли из номера, кроме Мента и Жени.
— Ну, что тебе? — спросил Юм.
— Побазарить надо. — Мент покосился на женщину, которая сидела в кресле, вжикая по ногтям пилочкой.
— Говори.
Мент молчал.
— Женя, — повернулся к ней Юм, — сходи, прогуляйся маленько.
— Вот еще, — криво ухмыльнулась она.
— Бегом, твою мать! — закричал он и вытолкал ее из номера.
— Значит, так, — сказал Мент, когда он сел на свое место. — Ты только меня внимательно выслушай. Тут тебе не чисто поле, не колхоз. Это — Москва. И КГБ, и МВД — все тут. Так что с топориком, как на большой дороге, уже не получится. По крайней мере, я на такое дело не подписываюсь. Или мы все готовим заранее, или погорим, как дешевые воришки.
— Да ла-адно! — махнул рукой Юм.
— Нет, не ладно. Тут не через час приезжают, как в Чехове, а через три минуты, и не один человек, а кодла. Так что послушай моего совета хоть раз, давай все посчитаем.
— Ну давай. — Юм пожал плечами: — А что считать? Все просто. Заваливаемся ночью, крошим всех в капусту, бабки по карманам и — деру.
— Ага, ,а вот это ты видел. — Мент протянул ему газету с рекламными объявлениями.
— Что это? — Юм взял ее и повертел в руках.
— Ты вот тут почитай, вот это объявление. — Мент ткнул пальцем.
— «Обучаем частных охранников. Приемы рукопашного боя, владение огнестрельным оружием». Ну и что? Новую работу подыскиваешь?
— Ты не понял? — Мент вздохнул: — А то, что есть уже частная охрана. И не старушки с трехлинейками. Это же не ювелирторг, это частное заведение. А раз там такие бабки крутят, значит, про свой зад подумали обязательно. Сигнализация, охрана и тому подобное. И это они нас скорее в капусту покрошат, если мы к ним такими «ваньками» явимся.
Юм задумался.
— Ну хорошо, а что ты предлагаешь? — спросил он.
— А вот что. — Мент достал из-за пазухи карту города и расстелил ее на полу. — Это у нас вот тут находится...
ИНТРИГА
В деле с самого начала была какая-то неприятная загадочная интрига. Наташа поняла это по той простой причине, что в качестве следственного органа здесь снова выступало КГБ.
— Почему я? — спросила она у Дробышева. — Кажется, я этому ведомству не очень приглянулась еще со времен Дрыгова.
— Ну, Наталья Михайловна, не все же там негодяи работают. Есть и честные люди, — как-то неумело оправдывался Дробышев.
— Они что, сами просили? Ну, чтобы я?..
— Да.
Вот с этого и начиналась интрига.
А дальше — больше. Дело было о взятках в особо крупных размерах, ни больше ни меньше — начальника ХОЗУ Московской Патриархии гражданина Погостина Андрея Олеговича.
Наташа, конечно, с полным недоверием стала переворачивать многостраничное обвинительное заключение, но чем дальше читала, тем больше становилось ей не по себе. Обвиниловка была настолько ладно и добротно сложена, что сомнений не оставалось — Погостин действительно взяточник.
«Ну и фамилия, — подумала Наташа мрачно. — Что ж ты, гражданин Погостин? Как ты мог?»
Нет, дело не в том, что Наташа слишком трепетно относилась к Московской Патриархии. Наоборот, она и Православную Церковь не очень-то жаловала. Да и вообще христианство.
Ей ближе и милей были греческие языческие боги, каждый из которых отвечал за что-нибудь одно. Как в жизни: моряк, пахарь, актер, историк, винодел. Это казалось Наташе естественнее. А Христос был слишком уж большим начальником. К нему не сунешься со своим мелким, людским, с ним только о вечном и можно говорить.
А сама Церковь Наташу раздражала. И не только вечными старушками, которые постоянно замечали, что не так одета, не там стоишь, не так смотришь, не так крестишься...
Тонкий Наташин вкус просто коробило от самоварного золота русских храмов. Этот тяжелый купеческий ампир, удручающе однообразные завитушки и листики-цветочки, вычурность и показная сытость, опереточность... Нет, не радовало все это ни глаз, ни сердце.
А уж о священниках и вспоминать не хотелось. Как-то свела судьба с двумя-тремя еще в университете. Ограниченные, недобрые люди.
Один с какой-то чуть ли не садистской радостью говорил: «Все, кто не причащается, — это мясо. Сразу в ад».
Наташе жутко стало от мысли, что такой человек будет стоять у врат загробной жизни.
Возможно, в КГБ знали о Наташиной неприязни. Но что-то тут не сходилось. Их ведомство Наташе несравненно противнее.
Не знали самое главное — Наташины религиозные убеждения никакого отношения к работе не имели. Вернее, имели, но с обратным знаком. Какого-нибудь греческого историка она бы судила куда строже. С близкого и спросится.
Священника, а Погостин имел сан, Наташа будет судить строго. Все-таки пастырь духовный должен быть кристальным.
Дело снова оказалось громким. Еще задолго до суда в газетах и на телевидении поднялся страшный шум. Как же! Компартия теперь была позором и грязью, а Церковь — умом, честью и совестью. Ну, перестроились журналисты, в ногу со временем пошли.
Наташе стали снова звонить какие-то типы, угрожать. Пытались поймать телевизионщики, газетчики... А она от них пряталась.
Погостин заключал со строительными организациями договоры на ремонт и строительство храмов. Строители ему и давали — кто две тысячи, кто пять, кто даже десять. В общей сложности набежало тридцать шесть тысяч с копейками. Все очевидно — Патриархия платила строителям живые деньги, без всяких там перечислений. Платила исправно, щедро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84