Заседателеву приходится употребить приказ, чтобы как-то подбодрить людей, рассеять их опасения. «В любом случае без надлежащего распоряжения никто отсюда не уйдет»,— повторяет он, и эта фраза, ставшая всем привычной, кажется, ставит все на свое место.
Ночь проходит спокойно. На заре деревья, выкрашенные инеем в белый цвет, начинают вздрагивать от взрывов. Артиллерийский обстрел методический. Впечатление такое, будто противник никуда не торопится. И действительно, минут через тридцать пальба смолкает.
Тишина однако длится недолго.
— Танки!.— предупреждает чей-то нервный крик.
Вскоре лязг гусениц и рокот моторов становятся невыносимыми. Невольно хочется заткнуть уши, прижать» ся к земле. Но командиру полка надо и слышать, и видеть, иначе он не сможет руководить боем. Майор Тымчик подносит к глазам бинокль и замечает полусогнутую спину бойца, увешанную стеблями чертополоха; этой же пожухлой травой обмотан кожух «максима», что сейчас чертит стволом землю после каждой торопливой перебежки пулеметчика. Вслед за ним покидают траншею другие бойцы. Этого командир полка не ожидал.
— Что там у вас происходит, Семен Ильич? Струков пытается что-то объяснить.
— Легче всего подчиниться бою, труднее — подчинить его себе. Разберитесь... Звонить не надо, я лично понаблюдаю.
Сейчас для командира полка важно скоординировать действия подразделений. Звонок Заседателева обнадеживает: на его фланге все готово к отражению атаки. Минут через пять успокаивает Струков: положение
восстановлено. Собственно, оно и не было нарушено, если не считать минутной слабости отдельных бойцов... Небо почти сплошь затянуто чёрными рваными тучами. Но дождь пока не заявляет о себе..
Грохот вражеской техники нарастает. Как беспомощ-ны и беззащитны по сравнению с этими бронированными чудовищами пехотинцы. Правда, у них есть окопы, которые укроют, а если запастись гранатами и хотя бы по одной в каждом взводе угодить под гусеницу танка—тогда и сами спасены, и врагу —урон...
Но как поведут себя солдаты? Притаившись, каждый выжидает удобный момент. Вот правофланговый боец Умаров сжимается в комок, потом распрямляется, метает гранату, а сам прячется на дно окопа. Граната падает под гусеницу, и последняя, лишившись трака, распускается с той легкостью, с какой разматывается на ноге слабо укрепленная обмотка. Случись такое в походе — танкисту не стоит труда водворить ее на место. Но вражеские солдаты на поле боя ничего предпринять не могут. Танк ошеломленно скользит на месте, а к нему со всех сторон уже летят гранаты.
— С одним, считай, покончили... Но другие танки не снижают темпа атаки.
Да, крепкие нервы нужно иметь, не всякий выдержит такое испытание. Кирилл Яковлевич вспоминает: незадолго перед войной он где-то читал сообщение о том, что генералы немецко-фашистской армии намерены учить своих солдат преодолевать танкобоязнь путем обкатки пехоты танками. С публикацией в дивизии познакомились, но широко не комментировали, и вскоре позабыли о ней. В ту пору полки оснащались новой техникой, забот было невпроворот. Если бы за плечами имелся солидный военный опыт!
Стальные чудовища с разлапистыми по бортам белыми крестами уже близко, почти рядом. Стреляя на ходу из пушек и пулеметов, они загибают фланги. Один из танков долго утюжит окоп, затем, развернувшись, набирает скорость. Тут же над перепаханной землей появляется почерневший от дыма и пыли с винтовкой наперевес сержант Легкий. В два прыжка настигает танк, взбирается на его броню, поочередно бьет по смотровым окошкам прикладом своей трехлинейки. «Ослепленному» водителю ничего не остается, как остановить машину. Сержант соскакивает на землю и почти в тот же миг
снаряд пробивает правый борт.—Танк чадит густым дымом.
В дело вступает дивизионная артиллерия. Огненные разрывы прыгают вокруг крепостей на колесах, однако никакого вреда им не причиняют. Наконец еще один танк вспыхивает.
— Северин подбил,—торжествующе потрясает телефонной трубкой Мацай.
На лице Василия Северина - напряженное внимание. Держится он уверенно. Спокойствие командира передается номерам расчетов. Комсорг Пантелей Горулько и парторг Федор Тимощук прикованы взглядами к панорамам.
— Наперегонки стараются!
- Наводить под танк. Огонь! — командует взводный.
В голове у него проносятся отдаленные временем и совсем недавние события. Видятся оренбургские степи и, село Благодатное, где осталась мать. А вот их батарея спешит к Днепру. От станции Потоки, где выгрузились, они походным маршем двигаются всю ночь. В сумерках колонну догоняет Семен Михайлович Буденный. Выходит из машины, шагает рядом с бойцами, интересуется, чем кормят, получают ли письма из дому, откуда призваны служить, знают ли свою задачу. И ответы людей, и их выправка радуют его. Старший лейтенант Алтухов, с опозданием заметивший маршала, смешавшись, рапортует. Буденный жмет ему руку, хлопает по плечу и говорит: «Всему личному составу объявляю благодарность». В ответ нестройно несется: «Служим Советскому Союзу!»
И хорошо служат. Только потери в полку ощутимые: и в живой силе, и в технике. Под Мотрино два орудия пришлось вывести из строя — погибли упряжки. И потом уничтожали пушки. Вынужденно. Куда денешься, силен противник. И вообще, без потерь бой не выиграешь.
— Танки слева! — докладывает наблюдатель.
Старший сержант Северин видит их в бинокль. Идут проторенной дорогой — опасаются напороться на минное поле. Две передние машины толкают перед собой катки. Сзади, по их следам, ползут остальные. У траншей развертываются в линию. Сегодня наступает не рота; целый батальон наберется.
По команде Северина огонь открывают оба орудия. Разрывы бронебойных снарядов не такие заметные, как
фугасные, но Василию Игнатьевичу они видны. Уже горит, как спичечный коробок, еще Один танк. Тут же появляется тягач, берет пылающую маслянистым пламенем машину на буксир, тащит в укрытие.
— Боится, фриц, как бы мы не увели подбитую технику...
— Смотрите, улепетывают...
Танки врага отходят, но его артиллерия не прекращает обстрел позиций 1051-го стрелкового полка. — Не лезет вслепую...
— Сейчас приведет себя в порядок и двинет.
— Остался ящик с каэс — пусть сунется...
Но противник не возобновляет боевых действий. Скорее всего, занят перегруппировкой. Не ведет и разведку.
«Уверовал, что мы понесли большие потери и наступать не рискнем,— думает Тымчик,—Выводы правильные, нам бы продержаться еще денек, как требует комдив».
Через затвердевшее клеверище он идет к лесопосадке, туда, где замечает несколько полуторок. Откуда им взяться? Все проясняется, когда перед ним с докладом предстает рослый, кряжистый военинженер 3-го ранга Донец, помощник начальника артснабжения дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Ночь проходит спокойно. На заре деревья, выкрашенные инеем в белый цвет, начинают вздрагивать от взрывов. Артиллерийский обстрел методический. Впечатление такое, будто противник никуда не торопится. И действительно, минут через тридцать пальба смолкает.
Тишина однако длится недолго.
— Танки!.— предупреждает чей-то нервный крик.
Вскоре лязг гусениц и рокот моторов становятся невыносимыми. Невольно хочется заткнуть уши, прижать» ся к земле. Но командиру полка надо и слышать, и видеть, иначе он не сможет руководить боем. Майор Тымчик подносит к глазам бинокль и замечает полусогнутую спину бойца, увешанную стеблями чертополоха; этой же пожухлой травой обмотан кожух «максима», что сейчас чертит стволом землю после каждой торопливой перебежки пулеметчика. Вслед за ним покидают траншею другие бойцы. Этого командир полка не ожидал.
— Что там у вас происходит, Семен Ильич? Струков пытается что-то объяснить.
— Легче всего подчиниться бою, труднее — подчинить его себе. Разберитесь... Звонить не надо, я лично понаблюдаю.
Сейчас для командира полка важно скоординировать действия подразделений. Звонок Заседателева обнадеживает: на его фланге все готово к отражению атаки. Минут через пять успокаивает Струков: положение
восстановлено. Собственно, оно и не было нарушено, если не считать минутной слабости отдельных бойцов... Небо почти сплошь затянуто чёрными рваными тучами. Но дождь пока не заявляет о себе..
Грохот вражеской техники нарастает. Как беспомощ-ны и беззащитны по сравнению с этими бронированными чудовищами пехотинцы. Правда, у них есть окопы, которые укроют, а если запастись гранатами и хотя бы по одной в каждом взводе угодить под гусеницу танка—тогда и сами спасены, и врагу —урон...
Но как поведут себя солдаты? Притаившись, каждый выжидает удобный момент. Вот правофланговый боец Умаров сжимается в комок, потом распрямляется, метает гранату, а сам прячется на дно окопа. Граната падает под гусеницу, и последняя, лишившись трака, распускается с той легкостью, с какой разматывается на ноге слабо укрепленная обмотка. Случись такое в походе — танкисту не стоит труда водворить ее на место. Но вражеские солдаты на поле боя ничего предпринять не могут. Танк ошеломленно скользит на месте, а к нему со всех сторон уже летят гранаты.
— С одним, считай, покончили... Но другие танки не снижают темпа атаки.
Да, крепкие нервы нужно иметь, не всякий выдержит такое испытание. Кирилл Яковлевич вспоминает: незадолго перед войной он где-то читал сообщение о том, что генералы немецко-фашистской армии намерены учить своих солдат преодолевать танкобоязнь путем обкатки пехоты танками. С публикацией в дивизии познакомились, но широко не комментировали, и вскоре позабыли о ней. В ту пору полки оснащались новой техникой, забот было невпроворот. Если бы за плечами имелся солидный военный опыт!
Стальные чудовища с разлапистыми по бортам белыми крестами уже близко, почти рядом. Стреляя на ходу из пушек и пулеметов, они загибают фланги. Один из танков долго утюжит окоп, затем, развернувшись, набирает скорость. Тут же над перепаханной землей появляется почерневший от дыма и пыли с винтовкой наперевес сержант Легкий. В два прыжка настигает танк, взбирается на его броню, поочередно бьет по смотровым окошкам прикладом своей трехлинейки. «Ослепленному» водителю ничего не остается, как остановить машину. Сержант соскакивает на землю и почти в тот же миг
снаряд пробивает правый борт.—Танк чадит густым дымом.
В дело вступает дивизионная артиллерия. Огненные разрывы прыгают вокруг крепостей на колесах, однако никакого вреда им не причиняют. Наконец еще один танк вспыхивает.
— Северин подбил,—торжествующе потрясает телефонной трубкой Мацай.
На лице Василия Северина - напряженное внимание. Держится он уверенно. Спокойствие командира передается номерам расчетов. Комсорг Пантелей Горулько и парторг Федор Тимощук прикованы взглядами к панорамам.
— Наперегонки стараются!
- Наводить под танк. Огонь! — командует взводный.
В голове у него проносятся отдаленные временем и совсем недавние события. Видятся оренбургские степи и, село Благодатное, где осталась мать. А вот их батарея спешит к Днепру. От станции Потоки, где выгрузились, они походным маршем двигаются всю ночь. В сумерках колонну догоняет Семен Михайлович Буденный. Выходит из машины, шагает рядом с бойцами, интересуется, чем кормят, получают ли письма из дому, откуда призваны служить, знают ли свою задачу. И ответы людей, и их выправка радуют его. Старший лейтенант Алтухов, с опозданием заметивший маршала, смешавшись, рапортует. Буденный жмет ему руку, хлопает по плечу и говорит: «Всему личному составу объявляю благодарность». В ответ нестройно несется: «Служим Советскому Союзу!»
И хорошо служат. Только потери в полку ощутимые: и в живой силе, и в технике. Под Мотрино два орудия пришлось вывести из строя — погибли упряжки. И потом уничтожали пушки. Вынужденно. Куда денешься, силен противник. И вообще, без потерь бой не выиграешь.
— Танки слева! — докладывает наблюдатель.
Старший сержант Северин видит их в бинокль. Идут проторенной дорогой — опасаются напороться на минное поле. Две передние машины толкают перед собой катки. Сзади, по их следам, ползут остальные. У траншей развертываются в линию. Сегодня наступает не рота; целый батальон наберется.
По команде Северина огонь открывают оба орудия. Разрывы бронебойных снарядов не такие заметные, как
фугасные, но Василию Игнатьевичу они видны. Уже горит, как спичечный коробок, еще Один танк. Тут же появляется тягач, берет пылающую маслянистым пламенем машину на буксир, тащит в укрытие.
— Боится, фриц, как бы мы не увели подбитую технику...
— Смотрите, улепетывают...
Танки врага отходят, но его артиллерия не прекращает обстрел позиций 1051-го стрелкового полка. — Не лезет вслепую...
— Сейчас приведет себя в порядок и двинет.
— Остался ящик с каэс — пусть сунется...
Но противник не возобновляет боевых действий. Скорее всего, занят перегруппировкой. Не ведет и разведку.
«Уверовал, что мы понесли большие потери и наступать не рискнем,— думает Тымчик,—Выводы правильные, нам бы продержаться еще денек, как требует комдив».
Через затвердевшее клеверище он идет к лесопосадке, туда, где замечает несколько полуторок. Откуда им взяться? Все проясняется, когда перед ним с докладом предстает рослый, кряжистый военинженер 3-го ранга Донец, помощник начальника артснабжения дивизии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78