А это много значит.
Метель вихрит всю ночь. На огромной опушке векового леса снег сразу же накрепко утрамбовывается ветром, но в глубине чащоб остается рыхлым, идти по целине трудно, спина под шинелью мокреет. Тем не менее батальоны первого эшелона занимают свои места в указанный срок. Утром в дело вступают пушки и гаубицы артполка. Командиры батарей находятся на рубеже атаки и оттуда подают команды на свои огневые позиции. Поначалу открывают огонь, на увеличенных прицелах, потом уменьшают их. Это называется пристрелкой на слух. Артиллерия противника безмолвствует, и наши комбаты слышат разрывы своих снарядов, даже наблюдают их. Огонь ведется по значительной площади, противнику наверняка будет нанесен урон, ведь снег не укрывает от осколков.
— Артиллеристы на уровне! — торжествует ротный Сергей Мальцев.
Теперь идут в атаку роты первого эшелона. Идут и не встречают сопротивления. Стоит странная, непривычная тишина. Молчат пулеметы и автоматы. Лишь изредка, где-то сзади, с легким вздохом зарываются в снег мины, посланные противником наугад. Ротный останавливается, хотя еще не сознает, что же произо- шло, почему с такой поспешностью отошел неприятель.
— Как думаешь, Кирилл Яковлевич? Двинем батальон? — Заседателсву обстановка кажется предельно ясной.
Но комполка колеблется.
— Не могу без разведки. Любой риск должен быть оправданным, и в данном случае потери недопустимы.
— Риск требует мужества,— негромко произносит капитан Нароенко. И не понять, он упрекает или поощряет осторожность майора Тымчика.
В полдень батальон Нароенко с ходу занимает опорный пункт. Но затем до вечера не в состоянии сколько-нибудь продвинуться: слишком плотный заградительцый огонь противника.
Подразделения остаются на достигнутом за день рубеже. Бойцы дружно складывают горкой сучья — заготовить их не составляет труда. И вот уже прислушиваются к треску костра, с удовольствием вдыхают запах смолы. Воздух неподвижный, как и люди, полукругом рассевшиеся возле очага.
Озеров разгребает угли, достает причудливой формы картофелину, перекидывает с ладони на ладонь, кладет на колено, легонько отстукивает кулаком, затем разла- мывает пополам и приглашает соседей:
— Пользуйтесь, ребята, десятка два засыпал. Все
желудок согреем.
Яков Олейник присаживается рядом, принимает де- ловой вид.
- Отведать можно.— Он достает из-за борта шинели краюху хлеба, мнет пальцами, отделяет корку от мякоти.— Отогрелся, милый, воздушным стал...
— Невелика важность, коль остынет хлеб. Беда, если охладеет боевой пыл,— Пантелей Горулько поправляет котелок, добавляет в него пригоршню снега, которая сразу же темнеет и оседает на дно.
— Талая вода вкуса не имеет, а эта еще и порохом пахнет,—Тимощук передает кружку соседу.
— Так вы подлечились?
— Что это на дне? — удивляется Олейник.
— Похоже, осколок попал.—Горулько подбрасывает на ладони бесформенный кусочек металла.— Вылечили нас с Тимощуком.
Неожиданно несется простуженный бас:
— Гаси костры!
Бойцы хмурятся, не поймут, от кого может исходить такая команда. Но в небе уже слышен гул моторов, и они проворно сдвигают ногами снег, образуя бугорок над красными углями.
— И ночью покоя не дает,—злится Тимощук.
Самолеты уходят, не сбросив ни одной бомбы.
— Зима показывает свой норов. Градусов двадцать будет,— потирая замерзшие щеки, уверяет Лукьян Озеров.—Предлагаю строить снежные домики...
Шутка-шуткой, а иного ничего не остается делать. Между стволами сосен ставят квадратики из снега на двух-четырех человек, стелят ветки. Укладываются попарно, прижимаясь спинами друг к другу. В изголовья кладут вещмешки и патронные сумки. Обессиленные, бойцы тут же засыпают. Но холод быстро дает о себе знать. Люди поднимаются и, чтобы отогреться, толкают один другого, трут снегом руки, лица.
На наблюдательный пункт Алтухов не пошел, но оттуда в течение ночи несколько раз раздавались телефонные звонки, и выспаться как следует ему не удалось. На рассвете уже собрался к командиру 1051-го стрелкового полка, но тот опередил приглашением. «Заботится о взаимодействии не меньше артиллеристов»,— одобрительно думает Николай Титович. Но, оказывается, вызов исходит от Утина. Возле штабной палатки толпились, машинально втаптывая в снег сбитые осколками ветви деревьев, щуплый Трунов, коренастый Карпушинскии, в длинной, без морщин шинели Миршавко — почти все командиры батарей и минометных рот стрелковых полков. Из артполка нет пока капитана Ескевича; вот-вот должен появиться..
— Запасайтесь блокнотами, товарищи командиры,— протирает запотевшие очки лейтенант Трунов. — Утин не терпит, если его указания не записываются...
Штатная должность Иосифа Андрияновича Утина — заместитель командира дивизии и начальник артиллерии. Может, поэтому и относятся к нему по-разному. Одни полагают, что он слишком опекает артиллеристов, другим не нравится, если вмешивается в дела пехотных командиров, а третьи не отвергают его деловых качеств, но добавляют: сухарь и педант, каких днем с огнем не сыщешь. Кирилл Яковлевич пока не составил о нем четкого представления, а пересудам особого значения не придает.
А вот и он сам. Издали приветливо кивает головой. Выслушав доклад о том, что все в сборе, тотчас переходит к делу, ради которого собрал командиров. Дивизион Алтухова, как и прежде, поддерживает 1051-й стрелковый полк. И он не один. На участке прорыва будет действовать почти вся артиллерия дивизии.
— Задачу свою все уяснили? У кого есть конструктивные предложения?
Не ожидая, что последние поступят мгновенно, Утин достает записную книжку, неторопливо листает ее:
— У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет претив обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желаемый эффект. Это не наступление, а преступление — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы...
Иосиф Андриянович поднимает глаза на собравшихся, замечает недоумение на их лицах, поясняет, что привел выдержку из недавно полученного директивного письма Ставки. Оно секретное, и до вобравшихся доводятся те требования, которые их непосредственно касаются.
— Помните, как строили мы боевые порядки на Днепре? Дивизионы тогда были удалены от переднего края на пять и более километров. Роты поднимались в атаку, а батареи не сразу меняли свои огневые позиции, в связи с чем взаимодействие со стрелковыми подразделениями нарушалось. Теперь все будет иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Метель вихрит всю ночь. На огромной опушке векового леса снег сразу же накрепко утрамбовывается ветром, но в глубине чащоб остается рыхлым, идти по целине трудно, спина под шинелью мокреет. Тем не менее батальоны первого эшелона занимают свои места в указанный срок. Утром в дело вступают пушки и гаубицы артполка. Командиры батарей находятся на рубеже атаки и оттуда подают команды на свои огневые позиции. Поначалу открывают огонь, на увеличенных прицелах, потом уменьшают их. Это называется пристрелкой на слух. Артиллерия противника безмолвствует, и наши комбаты слышат разрывы своих снарядов, даже наблюдают их. Огонь ведется по значительной площади, противнику наверняка будет нанесен урон, ведь снег не укрывает от осколков.
— Артиллеристы на уровне! — торжествует ротный Сергей Мальцев.
Теперь идут в атаку роты первого эшелона. Идут и не встречают сопротивления. Стоит странная, непривычная тишина. Молчат пулеметы и автоматы. Лишь изредка, где-то сзади, с легким вздохом зарываются в снег мины, посланные противником наугад. Ротный останавливается, хотя еще не сознает, что же произо- шло, почему с такой поспешностью отошел неприятель.
— Как думаешь, Кирилл Яковлевич? Двинем батальон? — Заседателсву обстановка кажется предельно ясной.
Но комполка колеблется.
— Не могу без разведки. Любой риск должен быть оправданным, и в данном случае потери недопустимы.
— Риск требует мужества,— негромко произносит капитан Нароенко. И не понять, он упрекает или поощряет осторожность майора Тымчика.
В полдень батальон Нароенко с ходу занимает опорный пункт. Но затем до вечера не в состоянии сколько-нибудь продвинуться: слишком плотный заградительцый огонь противника.
Подразделения остаются на достигнутом за день рубеже. Бойцы дружно складывают горкой сучья — заготовить их не составляет труда. И вот уже прислушиваются к треску костра, с удовольствием вдыхают запах смолы. Воздух неподвижный, как и люди, полукругом рассевшиеся возле очага.
Озеров разгребает угли, достает причудливой формы картофелину, перекидывает с ладони на ладонь, кладет на колено, легонько отстукивает кулаком, затем разла- мывает пополам и приглашает соседей:
— Пользуйтесь, ребята, десятка два засыпал. Все
желудок согреем.
Яков Олейник присаживается рядом, принимает де- ловой вид.
- Отведать можно.— Он достает из-за борта шинели краюху хлеба, мнет пальцами, отделяет корку от мякоти.— Отогрелся, милый, воздушным стал...
— Невелика важность, коль остынет хлеб. Беда, если охладеет боевой пыл,— Пантелей Горулько поправляет котелок, добавляет в него пригоршню снега, которая сразу же темнеет и оседает на дно.
— Талая вода вкуса не имеет, а эта еще и порохом пахнет,—Тимощук передает кружку соседу.
— Так вы подлечились?
— Что это на дне? — удивляется Олейник.
— Похоже, осколок попал.—Горулько подбрасывает на ладони бесформенный кусочек металла.— Вылечили нас с Тимощуком.
Неожиданно несется простуженный бас:
— Гаси костры!
Бойцы хмурятся, не поймут, от кого может исходить такая команда. Но в небе уже слышен гул моторов, и они проворно сдвигают ногами снег, образуя бугорок над красными углями.
— И ночью покоя не дает,—злится Тимощук.
Самолеты уходят, не сбросив ни одной бомбы.
— Зима показывает свой норов. Градусов двадцать будет,— потирая замерзшие щеки, уверяет Лукьян Озеров.—Предлагаю строить снежные домики...
Шутка-шуткой, а иного ничего не остается делать. Между стволами сосен ставят квадратики из снега на двух-четырех человек, стелят ветки. Укладываются попарно, прижимаясь спинами друг к другу. В изголовья кладут вещмешки и патронные сумки. Обессиленные, бойцы тут же засыпают. Но холод быстро дает о себе знать. Люди поднимаются и, чтобы отогреться, толкают один другого, трут снегом руки, лица.
На наблюдательный пункт Алтухов не пошел, но оттуда в течение ночи несколько раз раздавались телефонные звонки, и выспаться как следует ему не удалось. На рассвете уже собрался к командиру 1051-го стрелкового полка, но тот опередил приглашением. «Заботится о взаимодействии не меньше артиллеристов»,— одобрительно думает Николай Титович. Но, оказывается, вызов исходит от Утина. Возле штабной палатки толпились, машинально втаптывая в снег сбитые осколками ветви деревьев, щуплый Трунов, коренастый Карпушинскии, в длинной, без морщин шинели Миршавко — почти все командиры батарей и минометных рот стрелковых полков. Из артполка нет пока капитана Ескевича; вот-вот должен появиться..
— Запасайтесь блокнотами, товарищи командиры,— протирает запотевшие очки лейтенант Трунов. — Утин не терпит, если его указания не записываются...
Штатная должность Иосифа Андрияновича Утина — заместитель командира дивизии и начальник артиллерии. Может, поэтому и относятся к нему по-разному. Одни полагают, что он слишком опекает артиллеристов, другим не нравится, если вмешивается в дела пехотных командиров, а третьи не отвергают его деловых качеств, но добавляют: сухарь и педант, каких днем с огнем не сыщешь. Кирилл Яковлевич пока не составил о нем четкого представления, а пересудам особого значения не придает.
А вот и он сам. Издали приветливо кивает головой. Выслушав доклад о том, что все в сборе, тотчас переходит к делу, ради которого собрал командиров. Дивизион Алтухова, как и прежде, поддерживает 1051-й стрелковый полк. И он не один. На участке прорыва будет действовать почти вся артиллерия дивизии.
— Задачу свою все уяснили? У кого есть конструктивные предложения?
Не ожидая, что последние поступят мгновенно, Утин достает записную книжку, неторопливо листает ее:
— У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет претив обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желаемый эффект. Это не наступление, а преступление — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы...
Иосиф Андриянович поднимает глаза на собравшихся, замечает недоумение на их лицах, поясняет, что привел выдержку из недавно полученного директивного письма Ставки. Оно секретное, и до вобравшихся доводятся те требования, которые их непосредственно касаются.
— Помните, как строили мы боевые порядки на Днепре? Дивизионы тогда были удалены от переднего края на пять и более километров. Роты поднимались в атаку, а батареи не сразу меняли свои огневые позиции, в связи с чем взаимодействие со стрелковыми подразделениями нарушалось. Теперь все будет иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78