Бесполезно ожидать, что Анна будет вести себя, как взрослый клиент. Она эмоционально не способна принимать решения, не поддаваясь влиянию сложившейся в доме ситуации.
– Именно поэтому я и подал прошение, – ответил я.
– Честно говоря, меньше получаса назад Анна сказала мне, что передумала подавать в суд. – Джулия подняла бровь. – Ты же не знал об этом, правда?
– Она мне этого не говорила.
– Потому что ты говоришь не о том. Ты рассказал ей о юридическом способе избавиться от давления. И она, разумеется, ухватилась за эту возможность. Но неужели ты действительно думаешь, что она осознавала все последствия этого поступка: то, что не оба родителя будут готовить, отвозить ее в школу, проверять уроки, а один, что она не сможет поцеловать маму перед сном, что остальные члены семьи, скорее всего, рассердятся на нее? Когда ты объяснял ей, она слышала только, что на нее будут давить. Она не слышала, что ее отделят от матери.
Судья уже начал жалобно выть.
– Мне надо идти.
Джулия не отставала.
– Куда?
– Я же сказал тебе, у меня встреча.
В коридор выходило множество дверей, но все они были закрыты. Наконец-то одна из ручек повернулась. Я вошел и закрыл за собой дверь.
– Только для мужчин, – облегченно вздохнул я.
Джулия подергала ручку двери. Потом постучала в маленькое матовое окошко. Я чувствовал, как по моему лицу стекает пот.
– На этот раз ты не сбежишь, – прокричала она через дверь. – Я буду ждать тебя прямо здесь.
– Я все еще занят, – прокричал я в ответ.
Судья стал передо мной, и я схватился за густую шерсть на его загривке.
– Все в порядке, – сказал я ему и повернулся лицом к пустой комнате.
Джесси
Время от времени я отступаю от своих принципов и верю, что Бог все-таки существует. Как, например, сейчас, когда я вернулся и увидел эту прекрасную куколку, сидящую на пороге моего дома. Она встала и спросила, знаю ли я, где найти Джесси Фитцджеральда.
– А кто его спрашивает?
– Я.
Я наградил ее одной из своих лучших улыбок.
– Тогда это я.
Отвлекусь на минутку и скажу, что она была старше меня, но с каждым мгновением это становилось все менее заметно. У нее были волосы, в которых я бы заблудился, а рот такой мягкий и полный, что я еле оторвал от него глаза, чтобы осмотреть все остальное. У меня зачесались руки от желания прикоснуться к ее коже и убедиться, что она такая же мягкая на ощупь, как и на вид.
– Меня зовут Джулия Романо, – сказала она. – Я опекун-представитель.
Скрипка, играющая в моей душе, взвизгнула и умолкла.
– Вы что, коп?
– Нет, я адвокат и помогаю судье по делу твоей сестры.
– Вы имеете в виду Кейт?
Что-то в ее лице изменилось.
– Я имею в виду Анну. Она подала ходатайство о выходе из-под родительской опеки в вопросах здоровья.
– Ах да. Я знаю об этом.
– Правда? – Казалось, это ее удивило, будто только Анна может подавать в суд. – А вы случайно не знаете, где она?
Я посмотрел на дом, темный и пустой.
– Я что, ее ангел-хранитель? – Потом улыбнулся ей. – Если хотите подождать, можете зайти и посмотреть на мои картины.
Неожиданно она согласилась.
– В принципе, неплохая идея. Я бы с удовольствием поговорила с вами.
Я прислонился к двери и скрестил руки так, чтобы заиграли мышцы. Потом послал ей улыбку, которая сражала наповал половину женского населения университета Роджер Вильямс.
– Какие у вас планы на вечер?
Она посмотрела на меня так, будто я сказал это по-гречески. Нет, она наверняка понимает греческий. Она глядела на меня, как на марсианина. Или как на ненормального Вулкана.
– Вы приглашаете меня на свидание?
– Понято же, что да.
– Понятно, что у вас ничего не получится, – сухо проговорила она. – Я гожусь тебе в матери.
– У тебя фантастические глаза. – Я хотел сказать «грудь», но сдержался.
Как раз в этот момент Джулия Романо застегнула пиджак, и это меня рассмешило.
– Почему бы нам просто не поговорить?
– Как хочешь. – Я провел ее в свое жилище.
По сравнению с тем, как обычно выглядит моя комната, сейчас она была в относительном порядке. Немытая посуда стояла всего день или два. И рассыпанные утром хлопья не воняют в конце дня так, как разлитое молоко. Посредине комнаты стояли ведро с тряпкой и бутылка керосина – я как раз делал зажигательные гранаты. На полу валялась одежда, а одна футболка живописно раскинулась на самогонном аппарате.
– Ну как? – Я улыбнулся ей. – Марта Стюарт была бы в восторге.
– Для Марты Стюарт твоя комната стала бы делом жизни, – пробормотала она. Села на кушетку и подскочила. Там оказалась картошка фри, которая – о святой Боже! – оставила жирный отпечаток на ее прекрасной попке.
– Хотите что-нибудь выпить? – Не надо говорить, что мама не научила меня хорошим манерам.
Она осмотрелась вокруг и покачала головой.
– Я пас.
Пожав плечами, я вытащил из холодильника бутылку пива.
– Что, на домашнем фронте не все в порядке?
– А ты не знаешь?
– Стараюсь не знать.
– Почему?
– Потому что у меня это получается лучше всего. – Улыбаясь, я сделал большой глоток пива. – Хотя в этот раз я бы с удовольствием посмотрел, чем это все закончится.
– Расскажи мне о Кейт и Анне.
– Что именно вам рассказать? – Я сел рядом с ней, слишком близко. Нарочно.
– Какие у тебя отношения с ними?
Я наклонился к ней.
– Мисс Романо, вы хотите узнать, хорошо ли я себя веду? – Когда она даже глазом не моргнула, я сдался. – Они терпят меня, – ответил я. – Как и все остальные.
Этот ответ, должно быть, заинтересовал ее, потому что она записала что-то в своем беленьком блокнотике.
– Как это, расти в такой семье?
В моей голове пронеслась дюжина ответов, но я сам не ожидал того, что в конце концов сказал.
– Когда мне было двенадцать лет, Кейт заболела – ничего серьезного, просто простудилась. Но справиться с болезнью самостоятельно она не могла. Поэтому у Анны нужно было взять гранулоциты – белые кровяные клетки. Это случилось в канун Рождества. Мы собирались всей семьей идти покупать елку, понимаете? – Я вытащил из кармана пачку сигарет. – Вы не против? – спросил я, но подкурил, не дождавшись ответа. – Меня в последнюю минуту отправили к каким-то соседям, и это было еще хуже, потому что у них был праздник, полно родственников, и все шептались, будто я был сиротой или глухим, как пень. В конце концов мне это надоело, я сказал, что хочу в туалет, и сбежал. Я пошел домой, взял папин топор, ручную пилу и срубил маленькую елку, которая росла посреди двора. Когда соседи спохватились, я уже установил елку в гостиной и украсил ее шарами, повесил разноцветную гирлянду и все, что только можно.
Я все еще помню эти мигающие лампочки – красные, синие, желтые – на елке было украшений, как на баллийском эскимосе.
– В рождественское утро родители пришли за мной к соседям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
– Именно поэтому я и подал прошение, – ответил я.
– Честно говоря, меньше получаса назад Анна сказала мне, что передумала подавать в суд. – Джулия подняла бровь. – Ты же не знал об этом, правда?
– Она мне этого не говорила.
– Потому что ты говоришь не о том. Ты рассказал ей о юридическом способе избавиться от давления. И она, разумеется, ухватилась за эту возможность. Но неужели ты действительно думаешь, что она осознавала все последствия этого поступка: то, что не оба родителя будут готовить, отвозить ее в школу, проверять уроки, а один, что она не сможет поцеловать маму перед сном, что остальные члены семьи, скорее всего, рассердятся на нее? Когда ты объяснял ей, она слышала только, что на нее будут давить. Она не слышала, что ее отделят от матери.
Судья уже начал жалобно выть.
– Мне надо идти.
Джулия не отставала.
– Куда?
– Я же сказал тебе, у меня встреча.
В коридор выходило множество дверей, но все они были закрыты. Наконец-то одна из ручек повернулась. Я вошел и закрыл за собой дверь.
– Только для мужчин, – облегченно вздохнул я.
Джулия подергала ручку двери. Потом постучала в маленькое матовое окошко. Я чувствовал, как по моему лицу стекает пот.
– На этот раз ты не сбежишь, – прокричала она через дверь. – Я буду ждать тебя прямо здесь.
– Я все еще занят, – прокричал я в ответ.
Судья стал передо мной, и я схватился за густую шерсть на его загривке.
– Все в порядке, – сказал я ему и повернулся лицом к пустой комнате.
Джесси
Время от времени я отступаю от своих принципов и верю, что Бог все-таки существует. Как, например, сейчас, когда я вернулся и увидел эту прекрасную куколку, сидящую на пороге моего дома. Она встала и спросила, знаю ли я, где найти Джесси Фитцджеральда.
– А кто его спрашивает?
– Я.
Я наградил ее одной из своих лучших улыбок.
– Тогда это я.
Отвлекусь на минутку и скажу, что она была старше меня, но с каждым мгновением это становилось все менее заметно. У нее были волосы, в которых я бы заблудился, а рот такой мягкий и полный, что я еле оторвал от него глаза, чтобы осмотреть все остальное. У меня зачесались руки от желания прикоснуться к ее коже и убедиться, что она такая же мягкая на ощупь, как и на вид.
– Меня зовут Джулия Романо, – сказала она. – Я опекун-представитель.
Скрипка, играющая в моей душе, взвизгнула и умолкла.
– Вы что, коп?
– Нет, я адвокат и помогаю судье по делу твоей сестры.
– Вы имеете в виду Кейт?
Что-то в ее лице изменилось.
– Я имею в виду Анну. Она подала ходатайство о выходе из-под родительской опеки в вопросах здоровья.
– Ах да. Я знаю об этом.
– Правда? – Казалось, это ее удивило, будто только Анна может подавать в суд. – А вы случайно не знаете, где она?
Я посмотрел на дом, темный и пустой.
– Я что, ее ангел-хранитель? – Потом улыбнулся ей. – Если хотите подождать, можете зайти и посмотреть на мои картины.
Неожиданно она согласилась.
– В принципе, неплохая идея. Я бы с удовольствием поговорила с вами.
Я прислонился к двери и скрестил руки так, чтобы заиграли мышцы. Потом послал ей улыбку, которая сражала наповал половину женского населения университета Роджер Вильямс.
– Какие у вас планы на вечер?
Она посмотрела на меня так, будто я сказал это по-гречески. Нет, она наверняка понимает греческий. Она глядела на меня, как на марсианина. Или как на ненормального Вулкана.
– Вы приглашаете меня на свидание?
– Понято же, что да.
– Понятно, что у вас ничего не получится, – сухо проговорила она. – Я гожусь тебе в матери.
– У тебя фантастические глаза. – Я хотел сказать «грудь», но сдержался.
Как раз в этот момент Джулия Романо застегнула пиджак, и это меня рассмешило.
– Почему бы нам просто не поговорить?
– Как хочешь. – Я провел ее в свое жилище.
По сравнению с тем, как обычно выглядит моя комната, сейчас она была в относительном порядке. Немытая посуда стояла всего день или два. И рассыпанные утром хлопья не воняют в конце дня так, как разлитое молоко. Посредине комнаты стояли ведро с тряпкой и бутылка керосина – я как раз делал зажигательные гранаты. На полу валялась одежда, а одна футболка живописно раскинулась на самогонном аппарате.
– Ну как? – Я улыбнулся ей. – Марта Стюарт была бы в восторге.
– Для Марты Стюарт твоя комната стала бы делом жизни, – пробормотала она. Села на кушетку и подскочила. Там оказалась картошка фри, которая – о святой Боже! – оставила жирный отпечаток на ее прекрасной попке.
– Хотите что-нибудь выпить? – Не надо говорить, что мама не научила меня хорошим манерам.
Она осмотрелась вокруг и покачала головой.
– Я пас.
Пожав плечами, я вытащил из холодильника бутылку пива.
– Что, на домашнем фронте не все в порядке?
– А ты не знаешь?
– Стараюсь не знать.
– Почему?
– Потому что у меня это получается лучше всего. – Улыбаясь, я сделал большой глоток пива. – Хотя в этот раз я бы с удовольствием посмотрел, чем это все закончится.
– Расскажи мне о Кейт и Анне.
– Что именно вам рассказать? – Я сел рядом с ней, слишком близко. Нарочно.
– Какие у тебя отношения с ними?
Я наклонился к ней.
– Мисс Романо, вы хотите узнать, хорошо ли я себя веду? – Когда она даже глазом не моргнула, я сдался. – Они терпят меня, – ответил я. – Как и все остальные.
Этот ответ, должно быть, заинтересовал ее, потому что она записала что-то в своем беленьком блокнотике.
– Как это, расти в такой семье?
В моей голове пронеслась дюжина ответов, но я сам не ожидал того, что в конце концов сказал.
– Когда мне было двенадцать лет, Кейт заболела – ничего серьезного, просто простудилась. Но справиться с болезнью самостоятельно она не могла. Поэтому у Анны нужно было взять гранулоциты – белые кровяные клетки. Это случилось в канун Рождества. Мы собирались всей семьей идти покупать елку, понимаете? – Я вытащил из кармана пачку сигарет. – Вы не против? – спросил я, но подкурил, не дождавшись ответа. – Меня в последнюю минуту отправили к каким-то соседям, и это было еще хуже, потому что у них был праздник, полно родственников, и все шептались, будто я был сиротой или глухим, как пень. В конце концов мне это надоело, я сказал, что хочу в туалет, и сбежал. Я пошел домой, взял папин топор, ручную пилу и срубил маленькую елку, которая росла посреди двора. Когда соседи спохватились, я уже установил елку в гостиной и украсил ее шарами, повесил разноцветную гирлянду и все, что только можно.
Я все еще помню эти мигающие лампочки – красные, синие, желтые – на елке было украшений, как на баллийском эскимосе.
– В рождественское утро родители пришли за мной к соседям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94