Мартин начал было локтями пробивать себе дорогу, но это оказалось ему не под силу. Крики, шум и смех стояли над площадью. Люди подталкивали друг друга, стонали от хохота и ругались.
– Что случилось? – спросил Мартин, поравнявшись с пареньком одних с ним лет.
Тот подозрительно оглядел его с головы до ног и раздраженно ответил:
– Чего орешь? Кузнецы поймали Синюю Голубку и швырнули ее в бассейн в чем мать родила. Чтоб я ослеп, если вру!..
– Ну да, неужто взаправду швырнули? – переспросил потрясенный Мартин.
– Да, швырнули, тебе говорят! Вот только сейчас! А ну, подвинься, черт тебя возьми!
Мартин посторонился. В этой давке того и гляди кости переломают. Подумать только, значит, Синяя Голубка, которую он столько раз встречал на улице, барахтается в бассейне. Ну да, теперь он уже мог расслышать ее вопли… Вот так история! За последние сто лет ничего похожего в этом городе не случалось!
Позади Мартина стояли две женщины с взволнованными лицами и горящими от возбуждения глазами – им не терпелось посмотреть, что происходит в бассейне.
– Все-таки ребята хватили через край, – сказала одна из них. – Так я и знала, что это добром не кончится.
– Подумать только, – откликнулась другая. – Кузнецы притащили ее сюда всей гурьбой. Дрянь девка, ничего другого о ней не скажешь, но, как-никак, она женщина, а ее волокли по улицам совершенно голую…
– Поглядите, вон кого хлебом не корми, а подай такой спектакль! – сказала вдруг первая женщина, кивнув на Мартина.
Смутившись, он отошел в сторону и пристроился к группе взрослых мужчин. Те хохотали, то и дело сплевывая на землю.
– Н-да, – говорили они, – неплохая была картина, и бабенка собой недурна, да только ванна для нее, пожалуй, холодновата.
Мартин стремительно вырвался из людского кольца и побежал прямо в лавку мясника Борка.
* * *
Спросив его имя и возраст, Борк погладил Мартина по голове и сказал:
– Конечно, ты еще очень молод, но для своих лет ты парень что надо. Давай поглядим: сможешь ты поднять ящик, что стоит вон в том углу, не надорвешься?
Мартин легко поднял ящик.
– Куда его поставить? – спросил он.
– Ладно, ладно, – рассмеялся Борк. – Поди-ка сюда, парень, и давай лапу. С завтрашнего дня считай себя моим компаньоном!
Мартин ушел из мясной довольный и счастливый. На площади людская толпа уже поредела, народ потянулся домой ужинать. Небо задернулось плотным синевато-серым покрывалом, стекла окон сверкали, как живое серебро… Теперь жди дождя. Ветер налетал порывами, он гнал по мостовой бумагу и опавшие листья. Засунув руки в карман, Мартин зашагал домой.
* * *
Якоб и Карен наконец подыскали себе жилье – большую комнату на чердаке сравнительно приличного дома. Из чердачного окна был виден весь город и река, что, кружа, уходила вдаль. В соседней каморке стояла спиртовка, на которой Карен готовила обед, а воду приходилось брать в нижних этажах дома.
Часто сюда приходил Фойгт и оставался обедать. Он стал самым близким другом семьи. Когда его долго не было, всем его недоставало и всех беспокоило, где он пропадает.
После еды мужчины обычно мыли посуду, а Карен прибирала в комнате и наводила порядок, чтобы «создать хоть какой-то уют», говорила она. Затем все собирались вокруг стола, покрытого клеенкой, и беседовали, иногда играли в лото. А то читали вслух какую-нибудь книгу. У Фойгта было много замечательных книг, к тому же он очень выразительно читал, меняя голоса и живо изображая действие. Сначала они бродили вместе с Горьким в русских степях, затем вместе с Нурдалем Григом сражались за свободу Испании. Слушая Фойгта, они забывали собственную жизнь с ее невзгодами, борьбу, которую вели, а очнувшись, еще яснее осознавали ее смысл.
– Никогда бы не поверила, что так легко читать книги великих писателей! – говорила Карен.
– В этом-то и состоит их величие, – объяснял Фойгт. Мартин сидел, подперев рукой голову, и разглядывал книги, лежавшие на столе.
– Вот этот писатель, – говорил он, показывая на одну из книг, – и вон тот, и еще автор вон того романа… неужели они все коммунисты?
– Да, – отвечал Фойгт, – они коммунисты, и еще многие, равные им по таланту, тоже коммунисты. Если ты возьмешь в руки глобус и ткнешь пальцем в любое место на земном шаре, где только живут люди, можешь быть уверен, что там обязательно найдутся коммунисты. Коммунисты живут и работают всюду – в разных странах, как и среди разных слоев общества. С каждым днем их становится все больше и больше. Этот век, Мартин, – наш век, ему суждено увидеть нашу победу.
– Крепкая у тебя вера, Фойгт… – ласково сказала Карен. – А теперь давайте варить кофе. Только бы спиртовка не подкачала…
Выпив кофе, Фойгт ушел. Пора было ложиться спать. Карен постелила Мартину на полу, больше лечь было негде. Якоб запер дверь тяжелым засовом, затем открыл окно и положил на подоконник сверток, в котором были рабочий халат, пара обуви, деньги и револьвер. Если ночью явится гестапо, он убежит с чердака по крышам.
Только они уснули, как гул мощных взрывов прокатился над городом, в домах вылетели оконные стекла, с крыш посыпалась черепица, небо озарилось красным отсветом пожара. Вскочив с постели, Якоб, Карен и Мартин увидели в окно, что горит центральная часть города. Старый городской театр, редакция газеты «Дагбладет», магазины и рестораны были обращены в развалины, огромные языки пламени плясали над ними.
– Это месть фашистов, – сказал Якоб.
В мерцающем красном зареве резко выделялось его лицо с крупным орлиным носом, серыми глазами и суровым ртом. В этот миг отец Мартина походил на индейского, вождя.
* * *
На следующий день спасательная команда начала выкапывать из-под развалин трупы погибших. Их вынесли на улицу и, уложив в ряд на тротуаре, прикрыли, как могли.
Мартин ехал по городу на новом велосипеде, который дал ему Борк. Притормозив, он увидел, как спасательная команда выкопала два трупа из груды камней, которая еще вчера называлась обувным магазином. Это были фрекен Исхей и хозяин. Видно, они опять миловались в задней комнате, и стены рухнули на них. Тела их положили рядом с другими трупами и накрыли простыней.
Так он и лежал теперь – человек, которому ни до кого не было дела – ни до евреев, ни до нацистов; тот самый, что говорил: пусть другие дерутся и убивают друг друга, а мне на все наплевать. Выходит, тот, кто прячется от жизни, кто хочет быть в ней сторонним наблюдателем, все равно расплачивается за зло, которое творят другие.
Глава двадцать первая
К рождеству 1944 года немецкий генерал фон Рунштедт предпринял наступление на Западном фронте. Немцам удалось прорвать фронт союзников, и в начале января американским войскам пришлось туго.
В связи с этим ускорили свое весеннее наступление русские.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Что случилось? – спросил Мартин, поравнявшись с пареньком одних с ним лет.
Тот подозрительно оглядел его с головы до ног и раздраженно ответил:
– Чего орешь? Кузнецы поймали Синюю Голубку и швырнули ее в бассейн в чем мать родила. Чтоб я ослеп, если вру!..
– Ну да, неужто взаправду швырнули? – переспросил потрясенный Мартин.
– Да, швырнули, тебе говорят! Вот только сейчас! А ну, подвинься, черт тебя возьми!
Мартин посторонился. В этой давке того и гляди кости переломают. Подумать только, значит, Синяя Голубка, которую он столько раз встречал на улице, барахтается в бассейне. Ну да, теперь он уже мог расслышать ее вопли… Вот так история! За последние сто лет ничего похожего в этом городе не случалось!
Позади Мартина стояли две женщины с взволнованными лицами и горящими от возбуждения глазами – им не терпелось посмотреть, что происходит в бассейне.
– Все-таки ребята хватили через край, – сказала одна из них. – Так я и знала, что это добром не кончится.
– Подумать только, – откликнулась другая. – Кузнецы притащили ее сюда всей гурьбой. Дрянь девка, ничего другого о ней не скажешь, но, как-никак, она женщина, а ее волокли по улицам совершенно голую…
– Поглядите, вон кого хлебом не корми, а подай такой спектакль! – сказала вдруг первая женщина, кивнув на Мартина.
Смутившись, он отошел в сторону и пристроился к группе взрослых мужчин. Те хохотали, то и дело сплевывая на землю.
– Н-да, – говорили они, – неплохая была картина, и бабенка собой недурна, да только ванна для нее, пожалуй, холодновата.
Мартин стремительно вырвался из людского кольца и побежал прямо в лавку мясника Борка.
* * *
Спросив его имя и возраст, Борк погладил Мартина по голове и сказал:
– Конечно, ты еще очень молод, но для своих лет ты парень что надо. Давай поглядим: сможешь ты поднять ящик, что стоит вон в том углу, не надорвешься?
Мартин легко поднял ящик.
– Куда его поставить? – спросил он.
– Ладно, ладно, – рассмеялся Борк. – Поди-ка сюда, парень, и давай лапу. С завтрашнего дня считай себя моим компаньоном!
Мартин ушел из мясной довольный и счастливый. На площади людская толпа уже поредела, народ потянулся домой ужинать. Небо задернулось плотным синевато-серым покрывалом, стекла окон сверкали, как живое серебро… Теперь жди дождя. Ветер налетал порывами, он гнал по мостовой бумагу и опавшие листья. Засунув руки в карман, Мартин зашагал домой.
* * *
Якоб и Карен наконец подыскали себе жилье – большую комнату на чердаке сравнительно приличного дома. Из чердачного окна был виден весь город и река, что, кружа, уходила вдаль. В соседней каморке стояла спиртовка, на которой Карен готовила обед, а воду приходилось брать в нижних этажах дома.
Часто сюда приходил Фойгт и оставался обедать. Он стал самым близким другом семьи. Когда его долго не было, всем его недоставало и всех беспокоило, где он пропадает.
После еды мужчины обычно мыли посуду, а Карен прибирала в комнате и наводила порядок, чтобы «создать хоть какой-то уют», говорила она. Затем все собирались вокруг стола, покрытого клеенкой, и беседовали, иногда играли в лото. А то читали вслух какую-нибудь книгу. У Фойгта было много замечательных книг, к тому же он очень выразительно читал, меняя голоса и живо изображая действие. Сначала они бродили вместе с Горьким в русских степях, затем вместе с Нурдалем Григом сражались за свободу Испании. Слушая Фойгта, они забывали собственную жизнь с ее невзгодами, борьбу, которую вели, а очнувшись, еще яснее осознавали ее смысл.
– Никогда бы не поверила, что так легко читать книги великих писателей! – говорила Карен.
– В этом-то и состоит их величие, – объяснял Фойгт. Мартин сидел, подперев рукой голову, и разглядывал книги, лежавшие на столе.
– Вот этот писатель, – говорил он, показывая на одну из книг, – и вон тот, и еще автор вон того романа… неужели они все коммунисты?
– Да, – отвечал Фойгт, – они коммунисты, и еще многие, равные им по таланту, тоже коммунисты. Если ты возьмешь в руки глобус и ткнешь пальцем в любое место на земном шаре, где только живут люди, можешь быть уверен, что там обязательно найдутся коммунисты. Коммунисты живут и работают всюду – в разных странах, как и среди разных слоев общества. С каждым днем их становится все больше и больше. Этот век, Мартин, – наш век, ему суждено увидеть нашу победу.
– Крепкая у тебя вера, Фойгт… – ласково сказала Карен. – А теперь давайте варить кофе. Только бы спиртовка не подкачала…
Выпив кофе, Фойгт ушел. Пора было ложиться спать. Карен постелила Мартину на полу, больше лечь было негде. Якоб запер дверь тяжелым засовом, затем открыл окно и положил на подоконник сверток, в котором были рабочий халат, пара обуви, деньги и револьвер. Если ночью явится гестапо, он убежит с чердака по крышам.
Только они уснули, как гул мощных взрывов прокатился над городом, в домах вылетели оконные стекла, с крыш посыпалась черепица, небо озарилось красным отсветом пожара. Вскочив с постели, Якоб, Карен и Мартин увидели в окно, что горит центральная часть города. Старый городской театр, редакция газеты «Дагбладет», магазины и рестораны были обращены в развалины, огромные языки пламени плясали над ними.
– Это месть фашистов, – сказал Якоб.
В мерцающем красном зареве резко выделялось его лицо с крупным орлиным носом, серыми глазами и суровым ртом. В этот миг отец Мартина походил на индейского, вождя.
* * *
На следующий день спасательная команда начала выкапывать из-под развалин трупы погибших. Их вынесли на улицу и, уложив в ряд на тротуаре, прикрыли, как могли.
Мартин ехал по городу на новом велосипеде, который дал ему Борк. Притормозив, он увидел, как спасательная команда выкопала два трупа из груды камней, которая еще вчера называлась обувным магазином. Это были фрекен Исхей и хозяин. Видно, они опять миловались в задней комнате, и стены рухнули на них. Тела их положили рядом с другими трупами и накрыли простыней.
Так он и лежал теперь – человек, которому ни до кого не было дела – ни до евреев, ни до нацистов; тот самый, что говорил: пусть другие дерутся и убивают друг друга, а мне на все наплевать. Выходит, тот, кто прячется от жизни, кто хочет быть в ней сторонним наблюдателем, все равно расплачивается за зло, которое творят другие.
Глава двадцать первая
К рождеству 1944 года немецкий генерал фон Рунштедт предпринял наступление на Западном фронте. Немцам удалось прорвать фронт союзников, и в начале января американским войскам пришлось туго.
В связи с этим ускорили свое весеннее наступление русские.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55