Стрекоза просверкала над водной гладью и устремилась прочь, скользя на струях тёплого ветра, – как песня в солнечных лучах, как вздох в летнем воздухе.
А мышонок с отцом терпеливо ждали на дне, в грязи. Обрывок выхухолевой бечёвки был теперь привязан к рыболовной леске, тянувшейся вверх, к раздвоенной ветке, нависшей над плоским камнем.
– Опять ждем, – вздохнул мышонок. – Сколько же времени мы потратили в своей жизни на ожидание!
Серпентина проснулась, зевнула и с аппетитом щёлкнула клювом.
– Новое пробуждение, – проскрежетала она, – навстречу новым исследованиям сущности БЫТЬ. Итак. Что вы обнаружили по ту сторону ничто?
– Выход, – ответил мышонок.
– Ну и ну! – возмутилась Серпетина. – А вы хоть дали себе труд задуматься о том, что в действительности никакого выхода нет и быть не может? Принимая во внимание, что выход из каждой ситуации в то же самое время есть и вход в другую ситуацию… Эй! Стойте!.. Это же очень важно!..
Но мышонок с отцом, прорвавшись сквозь облако ила, были уже на полпути к озарённой солнцем поверхности. Над ними наискось взрезал воду ореховый барабанчик. Окунь, проглотивший монету, пулей мчался через пруд, а следом за ним, пропиливая развилку ветки ещё глубже, вздымала V-образную волну длинная леска с жестяными мышатами на конце.
Промокшие насквозь и набитые грязью, отец и сын вынырнули навстречу солнцу и, рассыпая брызги, понеслись прямиком через черепашьи камни. «Летние люди!» – в ужасе закричали черепахи и тотчас поплюхались в воду. Мышонок с отцом долетели до ветки и врезались в развилку. Узел, скреплявший выхухолеву бечёвку с леской, развязался, и мышата, глухо звякнув, рухнули на плоский камень у самой кромки воды.
Там они и остались лежать неподвижно – в луже мало-помалу вытекающей из них воды. Оба были в пятнах и потёках ржавчины, и от ручек их, протянутых друг к другу, остались только голые ржавые проволочки. Чудом уцелевшие клочки меха позеленели от водорослей и мха, а то и вовсе почернели от гнили. Изорванные ушки жалобно обвисли, усики поникли в унынии.
Солнце казалось невыносимо ярким, но с каким же наслаждением отец и сын купались в его тепле! И до чего же чёткими и чистыми были звуки – и шелест листьев, и стрекотанье цикад, и тягучий мелодичный напев белошейного вьюрка, и странное мерное гуканье, доносившееся из камышей на болоте: «У-У-У-БУМ-ТРУМБ! У-У-У-БУМ-ТРУМБ!» Из листвы соседней берёзы с любопытством выглядывал зимородок. В когтях он сжимал моток лески, конец которой уходил прямо под воду. Гуканье на болоте стихло, и далеко над прудом разнёсся тоненький жестяной голосок мышонка:
– И что нам теперь делать?
– Покинуть эти края насколько возможно скорее, – отозвался кто-то из камышей замогильным голосом.
Отец, лежавший лицом к болоту, разглядел чуть поодаль большую голенастую птицу, бурую, всю в полосках и крапинках: неподвижно стоя в камышах, она оставалась почти невидимой. Маскировку довершал поднятый кверху длинный тонкий клюв. Выдавали птицу только жёлтые стеклянные глаза-очочки, посаженные очень близко друг к другу и устремлённые прямиком на мышонка с отцом.
– Кто вы? – спросил отец и уставился на незнакомку, не веря своим глазам: птица умудрялась то появляться, то вновь исчезать из виду, не сходя с места.
– Любительница уединения, – ответила выпь. – Этим и ограничимся. Вполне достаточно для знакомства. Не смею вас дольше задерживать. Прощайте. – Камыши всколыхнулись на ветру, и выпь закачалась вместе с ними, сохраняя маскировку.
– Если бы вы смогли помочь нам… – начал мышонок.
– Продолжить ваше странствие? – подхватила выпь. – С превеликим удовольствием! Чем могу споспешествовать вашему отбытию?
– Поверните ключ в моей спине и заведите нас, пожалуйста, – сказал отец.
Выпь неохотно выступила из камышей и двинулась к камню бочком, словно сокрушаясь о рассеивающемся с каждым шагом уединении. Крепко придерживая отца длиннопалой лапой, клювом она ухватила ключик. Глазки её выпучились от натуги, шея вывернулась чуть ли не кругом, но ключик не шелохнулся.
– Что это ещё за фокусы? – возмутилась она. – Ваш ключ не поворачивается!
– Мы немножко заржавели, – объяснил отец. – Попробуйте ещё разок!
Выпь собралась с силами, перехватила ключик покрепче и, тяжело пыхтя, наконец его провернула. Шестерёнки защёлкали, ржавая пружина напряглась, и отец внутренне замер, предвкушая всегда накатывавшую за этим волну облегчения. Выпь помогла мышатам подняться и отпустила ключик. И – ничего. Ножки отца не двигались.
– Прощайте, – молвила выпь. – Не стоит тратить время на благодарности.
Она исчезла в камышах, а мышонок испуганно уставился на отца:
– В чём дело, папа? Почему мы не идём?
– Мы сломались! – воскликнул отец, даже не понимая, что терзает его больней: туго сжавшаяся внутри пружина или это жуткое слово.
– Сломались?! – ужаснулся малыш, от потрясения не в силах даже заплакать.
– Сломались, – подтвердил отец. – Мы пережили ограбление банка, войну, «Последний карк моды», разрушение плотины и созерцание бесконечности. И, спрашивается, чего ради?…
– Может быть, у тебя в механизме просто скопилось слишком много всякой гадости из этого пруда? – с надеждой спросил мышонок. – Может, когда мы ещё немножко подсохнем…
– Сохнуть тут бесполезно, – вздохнул отец. – Чувствую я, это что-то посерьёзнее. Теперь у нас одна надежда – на Выхухоля. Но как нам до него добраться?
– ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! – донёсся сверху знакомый пронзительный голосок, и над прудом закружилась голубая сойка. – НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ! ВЫХУХОЛЬ РАЗДАВЛЕН НАСМЕРТЬ УПАВШИМ ДЕРЕВОМ! ПОГИБ В ХОДЕ РАБОТ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ БОБРОВОЙ ЗАПРУДЫ. ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА: «ЧТО РАЗДЕЛИТЬ НА КАК РАВНЯЕТСЯ ПОЧЕМУ». НОВОСТИ ВОДНОГО ПОЛО: ЖУКИ-ПЛАВУНЦЫ ОДЕРЖАЛИ ПОБЕДУ НАД ГЛАДЫШАМИ. ГОЛОВАСТИКИ ОПУСКАЮТСЯ НА ПОСЛЕДНЮЮ СТРОЧКУ В РЕЙТИНГЕ МАЛОЙ ЛИГИ. – Сойка окинула взглядом берег, приветственно кивнула и понеслась прочь, проверещав: – ЗАВОДЯШКИ ПРИБЫЛИ НА ОТДЫХ!
– Эй, берегись!!! – крикнул с берёзы зимородок.
– ЧАС ОБЕДА! – взвизгнул над ними третий голос, грубее и резче. Чёрная тень накрыла мышонка с отцом, и мощные, острые когти болотного ястреба впились в их проржавевшую жесть. Весь пруд с окрестными деревьями и топями внезапно очутился далеко внизу, стремительно уменьшаясь и ускользая из виду. – Добыча! – вне себя от радости клекотал ястреб. Лютый жёлтый огонь пылал в его глазах, а когти были твёрже стали. – Добыча, добыча! Свежая кровь! Сладкая плоть! – Он залился хохотом, и крылья его яростно полыхнули под солнцем.
Нежнейший тёплый ветерок обвевал мышонка с отцом и, поддерживая ястреба на крыле, о чём-то вздыхал и бормотал ему вслед. Внизу улыбались своим послеполуденным грезам зеленые и желтые поля, унизанные сверкающими ручейками, как лентами самоцветов, а статные деревья величаво кивали собственным прохладным теням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
А мышонок с отцом терпеливо ждали на дне, в грязи. Обрывок выхухолевой бечёвки был теперь привязан к рыболовной леске, тянувшейся вверх, к раздвоенной ветке, нависшей над плоским камнем.
– Опять ждем, – вздохнул мышонок. – Сколько же времени мы потратили в своей жизни на ожидание!
Серпентина проснулась, зевнула и с аппетитом щёлкнула клювом.
– Новое пробуждение, – проскрежетала она, – навстречу новым исследованиям сущности БЫТЬ. Итак. Что вы обнаружили по ту сторону ничто?
– Выход, – ответил мышонок.
– Ну и ну! – возмутилась Серпетина. – А вы хоть дали себе труд задуматься о том, что в действительности никакого выхода нет и быть не может? Принимая во внимание, что выход из каждой ситуации в то же самое время есть и вход в другую ситуацию… Эй! Стойте!.. Это же очень важно!..
Но мышонок с отцом, прорвавшись сквозь облако ила, были уже на полпути к озарённой солнцем поверхности. Над ними наискось взрезал воду ореховый барабанчик. Окунь, проглотивший монету, пулей мчался через пруд, а следом за ним, пропиливая развилку ветки ещё глубже, вздымала V-образную волну длинная леска с жестяными мышатами на конце.
Промокшие насквозь и набитые грязью, отец и сын вынырнули навстречу солнцу и, рассыпая брызги, понеслись прямиком через черепашьи камни. «Летние люди!» – в ужасе закричали черепахи и тотчас поплюхались в воду. Мышонок с отцом долетели до ветки и врезались в развилку. Узел, скреплявший выхухолеву бечёвку с леской, развязался, и мышата, глухо звякнув, рухнули на плоский камень у самой кромки воды.
Там они и остались лежать неподвижно – в луже мало-помалу вытекающей из них воды. Оба были в пятнах и потёках ржавчины, и от ручек их, протянутых друг к другу, остались только голые ржавые проволочки. Чудом уцелевшие клочки меха позеленели от водорослей и мха, а то и вовсе почернели от гнили. Изорванные ушки жалобно обвисли, усики поникли в унынии.
Солнце казалось невыносимо ярким, но с каким же наслаждением отец и сын купались в его тепле! И до чего же чёткими и чистыми были звуки – и шелест листьев, и стрекотанье цикад, и тягучий мелодичный напев белошейного вьюрка, и странное мерное гуканье, доносившееся из камышей на болоте: «У-У-У-БУМ-ТРУМБ! У-У-У-БУМ-ТРУМБ!» Из листвы соседней берёзы с любопытством выглядывал зимородок. В когтях он сжимал моток лески, конец которой уходил прямо под воду. Гуканье на болоте стихло, и далеко над прудом разнёсся тоненький жестяной голосок мышонка:
– И что нам теперь делать?
– Покинуть эти края насколько возможно скорее, – отозвался кто-то из камышей замогильным голосом.
Отец, лежавший лицом к болоту, разглядел чуть поодаль большую голенастую птицу, бурую, всю в полосках и крапинках: неподвижно стоя в камышах, она оставалась почти невидимой. Маскировку довершал поднятый кверху длинный тонкий клюв. Выдавали птицу только жёлтые стеклянные глаза-очочки, посаженные очень близко друг к другу и устремлённые прямиком на мышонка с отцом.
– Кто вы? – спросил отец и уставился на незнакомку, не веря своим глазам: птица умудрялась то появляться, то вновь исчезать из виду, не сходя с места.
– Любительница уединения, – ответила выпь. – Этим и ограничимся. Вполне достаточно для знакомства. Не смею вас дольше задерживать. Прощайте. – Камыши всколыхнулись на ветру, и выпь закачалась вместе с ними, сохраняя маскировку.
– Если бы вы смогли помочь нам… – начал мышонок.
– Продолжить ваше странствие? – подхватила выпь. – С превеликим удовольствием! Чем могу споспешествовать вашему отбытию?
– Поверните ключ в моей спине и заведите нас, пожалуйста, – сказал отец.
Выпь неохотно выступила из камышей и двинулась к камню бочком, словно сокрушаясь о рассеивающемся с каждым шагом уединении. Крепко придерживая отца длиннопалой лапой, клювом она ухватила ключик. Глазки её выпучились от натуги, шея вывернулась чуть ли не кругом, но ключик не шелохнулся.
– Что это ещё за фокусы? – возмутилась она. – Ваш ключ не поворачивается!
– Мы немножко заржавели, – объяснил отец. – Попробуйте ещё разок!
Выпь собралась с силами, перехватила ключик покрепче и, тяжело пыхтя, наконец его провернула. Шестерёнки защёлкали, ржавая пружина напряглась, и отец внутренне замер, предвкушая всегда накатывавшую за этим волну облегчения. Выпь помогла мышатам подняться и отпустила ключик. И – ничего. Ножки отца не двигались.
– Прощайте, – молвила выпь. – Не стоит тратить время на благодарности.
Она исчезла в камышах, а мышонок испуганно уставился на отца:
– В чём дело, папа? Почему мы не идём?
– Мы сломались! – воскликнул отец, даже не понимая, что терзает его больней: туго сжавшаяся внутри пружина или это жуткое слово.
– Сломались?! – ужаснулся малыш, от потрясения не в силах даже заплакать.
– Сломались, – подтвердил отец. – Мы пережили ограбление банка, войну, «Последний карк моды», разрушение плотины и созерцание бесконечности. И, спрашивается, чего ради?…
– Может быть, у тебя в механизме просто скопилось слишком много всякой гадости из этого пруда? – с надеждой спросил мышонок. – Может, когда мы ещё немножко подсохнем…
– Сохнуть тут бесполезно, – вздохнул отец. – Чувствую я, это что-то посерьёзнее. Теперь у нас одна надежда – на Выхухоля. Но как нам до него добраться?
– ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! – донёсся сверху знакомый пронзительный голосок, и над прудом закружилась голубая сойка. – НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ! ВЫХУХОЛЬ РАЗДАВЛЕН НАСМЕРТЬ УПАВШИМ ДЕРЕВОМ! ПОГИБ В ХОДЕ РАБОТ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ БОБРОВОЙ ЗАПРУДЫ. ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА: «ЧТО РАЗДЕЛИТЬ НА КАК РАВНЯЕТСЯ ПОЧЕМУ». НОВОСТИ ВОДНОГО ПОЛО: ЖУКИ-ПЛАВУНЦЫ ОДЕРЖАЛИ ПОБЕДУ НАД ГЛАДЫШАМИ. ГОЛОВАСТИКИ ОПУСКАЮТСЯ НА ПОСЛЕДНЮЮ СТРОЧКУ В РЕЙТИНГЕ МАЛОЙ ЛИГИ. – Сойка окинула взглядом берег, приветственно кивнула и понеслась прочь, проверещав: – ЗАВОДЯШКИ ПРИБЫЛИ НА ОТДЫХ!
– Эй, берегись!!! – крикнул с берёзы зимородок.
– ЧАС ОБЕДА! – взвизгнул над ними третий голос, грубее и резче. Чёрная тень накрыла мышонка с отцом, и мощные, острые когти болотного ястреба впились в их проржавевшую жесть. Весь пруд с окрестными деревьями и топями внезапно очутился далеко внизу, стремительно уменьшаясь и ускользая из виду. – Добыча! – вне себя от радости клекотал ястреб. Лютый жёлтый огонь пылал в его глазах, а когти были твёрже стали. – Добыча, добыча! Свежая кровь! Сладкая плоть! – Он залился хохотом, и крылья его яростно полыхнули под солнцем.
Нежнейший тёплый ветерок обвевал мышонка с отцом и, поддерживая ястреба на крыле, о чём-то вздыхал и бормотал ему вслед. Внизу улыбались своим послеполуденным грезам зеленые и желтые поля, унизанные сверкающими ручейками, как лентами самоцветов, а статные деревья величаво кивали собственным прохладным теням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46