– Наш-то дядя Сид порядочный осел, зато хижина нормальная.
– А с Ленни как уживаешься? Не пристает?
В сознании Герби авторитет Личности его мучителя был непоколебим.
– Кто, Ленни? Не-е! Он сейчас совсем другой. Парень что надо.
Это обрадовало Фелисию.
– В героях теперь ходит, да?
– Ага. Таким ребятам здорово в лагере.
– И лагерю здорово.
– Еще бы.
Помолчав, Фелисия заглянула в глаза брату:
– Герби, странно, что тебе нравится в лагере. Здесь же целыми днями мяч гоняют.
– Ну, я читаю много, – ответил Герби.
– Как дома.
– Ага, только под деревом.
– Такой же книжный червь.
Брат и сестра непривычно тепло улыбнулись друг другу. Наверное, подумал Герби, надо бы почаще разговаривать с сестрой. Тут он вспомнил про Люсиль и принялся нетерпеливо озираться по сторонам.
– Ну, иди уж, иди, ищи ее, – разозлилась Фелисия, заметив рассеянный взгляд Герберта. – Прям так бегаешь за этой рыженькой, можно подумать, тебе пятнадцать лет.
Герби, весьма польщенный тем, что его причислили к зрелым сердцеедам, сказал: «Я на минутку, Флис» – и нырнул в ребячий водоворот. Люсиль попалась ему почти тотчас за не очень приятным для него занятием. Она была одной из десятка девочек, сгрудившихся вокруг Ленни. В центре виднелось только лицо героя, остальное скрывали их головы, белые блузки и синие шаровары. Герби топтался возле тесного кружка, стараясь поймать взгляд Люсиль. Прошло минуты две, пока ему это удалось. Завидев его, Люсиль радостно улыбнулась и подошла.
– Приветик, а я тебя всюду искала.
Герби что-то не заметил никаких поползновений к поискам, пока наблюдал за ней, но ее улыбка сгладила эту шероховатость.
– Кино здоровское, да? – сказал он.
– Ага.
– Отойдем на минутку к окну.
– Да мне уже надо к вожатой, – ответила кокетка, но все-таки пошла за Гербертом. Они облокотились на подоконник и выглянули в окно – деревья, озеро, звезды…
– Во сверчки заливаются, – заметил, помолчав, Герби.
– Я их не люблю. Хоть бы они все ускакали куда-нибудь.
– Да, я тоже. Слушай, а костер с сосисками завтра будет классный. Тед говорит, все рассаживаются по четверо, два мальчика и две девочки, и разводят маленькие костры. Здорово, да?
Девочка осторожно спросила:
– А не хочешь лучше на танцы?
– Ну уж дудки. Танцуют пусть дураки.
– А я обожаю танцы.
– А по-моему, дурацкое занятие.
– Да брось ты. Самому же нравится.
– Ага. Психам это нравится.
Герби допустил ошибку, высмеивая то, что ему было не под силу. Мало есть ошибок, которые ставили бы человека в более глупое положение. Люсиль окинула ухажера холодным оценивающим взглядом, и тому стало не по себе. В таких делах мальчику одиннадцати с половиной лет ни за что не обвести вокруг пальца одиннадцатилетнюю девочку.
– А ты умеешь танцевать-то? – спросила Люсиль.
– Не-а, и учиться даже не собираюсь. Охота была прыгать, как мартышка.
– Все вожатые танцуют.
– Во-во, они и есть мартышки.
Доводы – один слабее другого, по этой колее Герби неуклонно сползал со своей ошибочной исходной позиции. Он заметался в поисках соломинки, чтобы предотвратить падение.
– Сосиски, жаренные на костре, такая вкуснятина! Ух, объедение. Сосисочки! Пальчики оближешь!
– А мне больше нравится жареный зефир, – сказала Люсиль, – и танцы.
– Ну нет. Да я одну жареную сосиску на миллион танцев не променяю. И костер и вообще. Хоть бы поскорей наступил завтрашний вечер.
– Костер! – ехидно хмыкнула девочка. – Развлечение для малышей.
У взрослых слово «малышка» имеет добродушную, Даже ласкательную окраску. В устах наших героев, однако, это было самое оскорбительное из дозволенных ругательств. Герби не нашелся что ответить.
– Ну ладно, – сказала рыженькая красавица позорно умолкшему собеседнику, – мне пора к вожатой. Пока.
– Увидимся на костре? – сказал Герби, когда девочка повернулась, чтобы уйти.
Люсиль остановилась, теребя пальчиками крахмальный отворот блузки.
– Говорю же тебе, Герби, не люблю я жареных сосисок. Лучше спать пойти, чем на этот несчастный костер. Так что я уж пойду на танцы. Пока.
– Ну да, – ехидно бросил ей вслед Герби, – потому что там будет Ленни Кригер.
Люсиль круто повернулась к нему:
– Угадал, именно потому, что там будет Ленни. А что ты совершил сегодня такого выдающегося, чтобы насмехаться над Ленни? Если хочешь знать, он пригласил меня на танцы, да еще в присутствии десяти девочек, в том числе и старших. А я даже не дала ему согласия, потому что хотела узнать, пойдешь ли ты. Но раз ты такой младенец, я пойду с ним. Вот так. А ты можешь объедаться своими сосисками, пока не лопнешь.
И она метнулась прочь, как разъяренная фурия, если можно вообразить себе фурию в синих шароварах.
В тот вечер после отбоя в Тринадцатой хижине вместо обычного уютного шепота висела гробовая тишина. Койка Ленни пустовала; юного героя оставили на ночь в лазарете. Герби имел веские основания горевать, но молчание товарищей немного удивило его. Наконец раздался скрипучий голос Теда:
– Эй, мужики, Гусь-то, вот трепло, а?
– Это точно! Еще какое! Балабол! – подхватил мрачный хор.
– Наплел с три короба про какую-то победу, – продолжал Тед. – Нас же на обе лопатки положили. Кому он вкручивает?
– Эти пенобскотики нас изничтожили, – послышался в темноте голос.
– Я вот Йиши Гейблсона с удовольствием изничтожил бы, – произнес другой голос.
– Личность! – прошипел Тед. – Играл Ленни сегодня классно, а кровать он все равно не застилает и с маленькими задирается.
– Да Ленни нормальный парень, – сказал Герби.
– И киношка тоже гадость, – ни с того ни с сего брякнул Эдди Бромберг.
Снова наступила тишина, только по-прежнему гремел оркестр ночных цикад. Захрустел гравий под ногами дежурного вожатого, он посветил фонариком в окно, сказал: «Чего это сегодня все как пристукнутые?» – и пошел своей дорогой.
– Знаете что, мужики? – прошептал Эдди. – Меня тошнит от этого лагеря. Хоть бы уж лето кончилось.
– Кому ж этого неохота? – заметил Тед. – И мне хотелось бы домой, если бы у меня был дом. Но даже в интернате лучше, чем здесь.
– А у меня есть дом, – произнес Герби. – Вот бы очутиться там сейчас.
На этом вечерний разговор закончился, ребята поворочались, поерзали и один за другим уснули. Бедные мальчишки! Беда в том, что Гауссова победа оставляет отвратительный привкус. Честное поражение, честно проглоченное, – достаточно горькая пилюля, но безвредная и проскакивает без задержки. Когда же взрослые поймут наконец, что, как ни противно касторовое масло, а разбавленное апельсиновым соком оно противно вдвойне?
18. Танцы
На следующий вечер Герби сказал, что у него болит голова, и попросил разрешения не ходить на костер. Дядя Сид встревожился. В его представлении, чтобы мальчик отказался от жареных сосисок, его должен по меньшей мере хватить удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94