младшего преподавателя Военно-медицинской академии Гуцевича, жены его Скрынник, микробиолога Рыжова, научного сотрудника Зоологического института Академии наук Мончадского и биолога-охотника Грачова. Здесь, среди пней, на болоте, ждали их домик, доставленный трактором, несколько бараков и лаборатория. Домик был полон слепней и комаров, и с внешним миром его связывали только бревенчатые гати, утопавшие в грязи.
Гуцевич в новом доме поспешил первым делом переловить комаров и заключить их в пробирку. Это объяснялось его исключительной слабостью к двукрылым класса насекомых, подотряда длинноусых.
Когда приезжие разместились и передохнули с дороги, Гуцевич обратился к ним.
– Я прошу иметь в виду, – начал он, – что мы здесь не одни, с нами экспедиция Наркомздрава, которой наш отряд подчинен. Евгений Никанорович просил нас блюсти дисциплину и исполнять распоряжения руководства. В связи с этим передаю вам первую инструкцию. Всем сотрудникам без исключения два раза в день капать себе в нос цинковые капли и полоскать рот марганцовкой. Противозаразные меры, как боевые приказы, осуществляются без промедления.
Ни торжественность тона, ни официальность языка начальника отряда не сделали заявление убедительным. Сотрудники привыкли к опасностям и считали эти меры излишними.
– Мне придется проследить, – предупредил их Гуцевич, – как выполняется распоряжение.
Можно было не сомневаться, что начальник отряда справится с этой задачей.
– Теперь перейдем к рассмотрению плана…
Честно говоря, ни разбирать, ни рассматривать было нечего: план обсуждался в Ленинграде, о нем много говорили в пути, все знали его наизусть, – но кто откажет в удовольствии Гуцевичу лишний раз поговорить на эту тему? Всем известна его слабость к «системам» и «схемам» и жажда видеть во всем «законченный план». Он не простит бессистемности ни другим, ни себе; его жизнь в этом смысле может служить образцом. Она аккуратно рассчитана, дела и обязанности по порядку расписаны. В соответствии с планом он утром приступает к работе, чтоб, следуя расписанию дня, закончить ее в положенный час.
Это выглядело внешне педантично и сухо. Несколько холодно звучал порой его голос, слишком придирчивы казались упреки, но ни в чиновном бездушии, ни в мелочной пунктуальности Гуцевича нельзя было обвинить. Он просто любил предельную ясность и точность во всем. И своя и чужая небрежность причиняла ему почти физическую боль. Именно эта особенность привела его к Павловскому, ей обязан он тем, что ученый его оценил.
Случилось однажды, что студент Днепропетровского университета Александр Васильевич Гуцевич во время отдыха в Крыму был искусан москитами. Заинтересовавшись кровососами, студент так долго разглядывал их под микроскопом, пока не обнаружил ряд неточностей в работе природы. Она «штамповала» москитов небрежно. Измерив много тысяч крыльев и усиков, хоботков и ног, Гуцевич нашел, что они очень различны – величина их колеблется у экземпляров одной и той же семьи. Судить по длине члеников о том, какого вида москит, заключил молодой наблюдатель, значит неизменно ошибаться. Для классификации нужны непогрешимые признаки, которые ему, Гуцевичу, пока неизвестны.
С этой работой он, уже аспирантом, отправился в Ленинград. Одновременно, располагая таким же материалом, туда прибыл ученый из Средней Азии – Магницкий. Авторы встретились в лаборатории Павловского, согласились работу объединить и опубликовать ее совместно. Два года спустя Павловский послал Гуцевичу письмо, в котором приглашал его к себе на работу.
С тех пор прошло много лет, и ученый серьезно привязался к помощнику.
План работы в Оборе был отрядом обсужден, назначения были сделаны, и каждый сотрудник занял отведенное ему место.
Мончадский уехал в сторону горного приморья, за пятьсот верст от Обора. Гуцевич и Скрынник приступили к изучению насекомых тайги, Грачов занялся отстрелом зверьков, а Рыжов – лабораторной работой.
Каждый раз в заранее намеченное время Гуцевич отправлялся в тайгу. В военной гимнастерке, застегнутой наглухо, в начищенных до блеска сапогах, он, аккуратный, подтянутый, приходил на свое место. Ливень, пронизывающая сырость, гроза, ураган не могли ни отсрочить, ни приблизить его приход. Дождь вообще не мешал. Насекомые и под дождем на него, Гуцевича, нападают, работа и в непогоду идет хорошо.
Гуцевич занимался подсчетом двукрылых, изучал их появление и исчезновение в тайге. Техника дела была проста. Охотник, вооруженный пробиркой, терпеливо подставлял себя насекомым. Мошки, слепни и комары шли стеной на живую приманку. Они лезли в глаза, уши и нос, кусали и присасывались к телу. Ничтожные мокрецы, едва различимые глазом, осыпали охотника множеством уколов. Гуцевич проворно работал пробиркой, но где ему было всех переловить! Безнаказанно улетали нападавшие сзади или жалившие с налету прямо в лицо. Иногда кровосовов налетало так много, что руки не успевали их ловить или туман не давал их различить, – тогда охотник бросал собирать насекомых, продолжая подсчеты каждого вида по укусам, полученным от него. Этот метод приходилось иногда проверять на другом человеке, и Гуцевич в таких случаях приглашал лаборантку.
– Двадцать минут, – убеждал он ее, – не вечность. Проявите терпение, дайте себя как следует искусать. Старайтесь не шевелиться, пока насекомое погружает вам под кожу хоботок. Укус должен быть настоящим, мы не можем себе позволить принимать кажущееся за действительное…
Гуцевич имел целью сопоставить появление каждой группы насекомых с течением эпидемии энцефалита, началом и развитием ее. Для наглядности исследователь тщательно записывал цифры сборов насекомых и количество вновь заболевших людей. Две ломаные линии на разграфленной бумаге то шли параллельно, то расходились, сближались и вновь покидали друг друга. На этом листе экспериментатор рассчитывал установить, какой из кровососов своим появлением предваряет эпидемию, определяет ее возникновение и течение до конца.
Гуцевичу в его сборах помогала жена – научная сотрудница Скрынник. Она приезжала уже на Дальний Восток, направленная сюда Павловским. Тогда, как и теперь, она изучала мир насекомых края. Работа была нужная, и Скрынник в то время охотно переносила лишения. Иначе сложилось на этот раз. То, что Гуцевич делал сейчас, ей казалось бесполезным и лишним. Она не мирилась с делом, порученным ей, и решительно от него уклонялась.
– Какой толк в этих сборах, – недоумевала она, – когда и без того вероятно, что энцефалит передается клещами?
Ему трудно было ей все объяснить, да это и не имело бы успеха. Признаться, что он втайне желал, чтобы именно комар оказался переносчиком болезни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53