Мы пробирались по растрескавшейся дорожке, лавируя между валявшимися повсюду игрушками, огромной коробкой из-под телевизора «Сони» и одиноким ярко-розовым ботинком.
– Я бы очень хотел поболтать с твоим отцом, – прошептал он, стуча в дверь.
– Кливленд.
Он хлопнул меня по плечу, потом этой же рукой снова постучал в дверь.
Женщина, открывшая дверь на ленивый стук Кливленда, расцвела приятной улыбкой, которая увяла через десятую долю секунды, едва она поняла, кто стоит перед ней.
– Его здесь нет, – отрезала она, переводя взгляд с меня на Кливленда и обратно. Она не нервничала, а скорее была раздражена и словно пыталась запомнить наши лица.
– Ну что поделаешь. Я-то здесь. – Голос его внезапно приобрел очень убедительные агрессивные нотки. – А еще здесь незримо присутствует человек, который был так щедр к твоему брату. Он мысленно с нами.
Она глянула на меня, но тут же смекнула, кого Кливленд имел в виду. Скорее всего, это был не сам дядюшка Ленни или тот, кто стоял над ним, а один из бойцов Стерна. Женщина или, вернее, девушка – она выглядела лет на шестнадцать – сократила просвет между дверью и косяком, одновременно втянув свое тело обратно в дом, так что на виду осталось только ее лицо.
– Кто там? – раздался мужской голос из глубины дома.
Девушка покраснела. Кливленд улыбнулся.
– Подождите, – буркнула она и захлопнула дверь прямо перед нашим носом.
– Зайти? Нет, спасибо. Я лучше подожду здесь, на крыльце. – Он повернулся ко мне, выдал еще одну ухмылку, закурил сигарету и привалился к облезлой стене дома.
– У меня большое хозяйство, – сообщил он. – Но сюда я прихожу в первую очередь. Они мои любимцы.
– Ха.
– Это люди во вкусе твоего отца.
– Хватит, Кливленд. Довольно!
На этот раз дверь распахнул настежь высокий небритый малый, в майке без рукавов, с такой же длинной черной гривой, как у Кливленда. Улыбка не слиняла с его лица, как у сестры, а, наоборот, застыла – жалкий желтозубый оскал.
– Заходите.
Мы вошли в дом, полный запахов. Все их перешибал густой, терпкий и сладковатый душок марихуаны. Он подминал под себя и вбирал более слабые эманации томатного соуса, секса и старой мебели. Обстановка оказалась какой-то старушечьей и чистенькой: простенькие стулья, плафоны с волнистым краем и обшарпанная горка. Черноволосая, как брат, девушка сидела на диване рядом с другой молодой женщиной, державшей на коленях малыша. Карапуз не смотрел на нас: он был занят игрушечным вертолетом. По телевизору шло игровое шоу, публика выкрикивала подсказки игрокам.
– Кто это? – спросил высокий парень, кивнув в мою сторону.
– Мой папа, – ответил Кливленд. – Никак не может поверить, что у меня есть стабильный заработок.
Мы рассмеялись, точнее, рассмеялись мужчины, а женщины продолжали бросать на Кливленда обжигающие взоры. Потом мы немного послушали телевизор.
– Ну что? – прервал молчание Кливленд.
– Да отдай ты ему, и пусть они убираются отсюда, – подала голос женщина с ребенком. Она говорила прямо в лысую маленькую макушку.
– Заткнись! – Парень полез в карман джинсов и достал клеенчатый бумажник, который казался совсем новым. Вытащив оттуда две смятые двадцатки, он протянул их Кливленду. – На этой неделе не получится, – добавил он.
– Нет проблем, – отозвался Кливленд, вынул светло-коричневый кошелек и положил в него деньги. – Как пожелаете. К сентябрю им снова понадобятся помощники, так что… – И он улыбнулся этой своей страшной улыбкой.
Карапуз слез с коленок матери, проковылял по комнате и остановился прямо перед нами. Он посмотрел на меня, сдвинул брови и пролепетал что-то с крайне серьезным видом.
– Да, и не говори, – согласился я.
После того как за нами закрылись двери и мы пошли по разбитой дорожке, я спросил Кливленда, что такого замечательного он нашел в этом доме.
– Они обе его родные сестры, – ответил тот. Пока я пытался переварить услышанное, между нами возникла молчаливая пауза.
– Тогда чей…
– Не знаю. Может, даже не его. Видел бы ты их в хороший день. Сегодня они все под кайфом. А в хороший день это место похоже на цирк.
Это меня разозлило.
– Кливленд, ты… Это ужасно. Ты тянешь деньги из этого безработного парня, раз в неделю ходишь к ним в дом и треплешь нервы. Готов поспорить, что после твоего ухода вспыхивают жуткие скандалы, а тебе все это кажется развлечением. Нет, ты просто тащишься от этого! Эти люди ненавидят то, чем ты занимаешься. Они ненавидят тебя самого! Как ты можешь каждую неделю любоваться дерьмовой улыбкой этого парня?
– Деловой мир построен на дерьмовых улыбках.
– Хватит строить циника, Кливленд!
– Ты же экономист. Ты должен знать, что такое экономика.
– Я не помню.
– Все ты помнишь. Экономика – это сфера влияния сплошного дерьма, это наука о нищете и страданиях. Сам подумай, я просто должен относиться к этому, как к чему-то смешному. Понял?
Он замолчал и остановился. Мы уже прошли почти половину ряда домов. Показалось солнце, и стало еще жарче. Он наклонился, чтобы отлепить ткань джинсов от подколенных впадин, я почувствовал, что мне тоже липко и неудобно, и последовал его примеру.
– Ладно, послушай, я ведь взял тебя с собой, так? Раньше я никого не брал сюда, и никто, кроме Арти, не знает, чем я занимаюсь. Даже Джейн. А Леконта я никогда бы не повез в это место. Почему? Не знаю. Я вообще не должен никого сюда привозить. Но мне почему-то захотелось, чтобы ты это увидел. Ты должен понять. Неужели ты не знаешь, зачем я это делаю? – Он почти кричал, распаляя себя еще сильнее, чем я минуту назад. В его бровях скопились капли пота и стали постепенно скатываться по щекам.
Только я ему не поверил. Внезапно мне открылось то, что видело Артурово сердце-рентген. Я понял, что Кливленд вводит меня в заблуждение, а сам прекрасно понимает, почему я стою рядом с ним на холме, мокрый от пота, злой и пристыженный.
– Зачем? Затем, что это просто, – рявкнул я. – Непыльная и прибыльная работенка. К тому же дает тебе почувствовать, что ты лучше тех, за счет кого наживаешься!
Я думал, он меня ударит. Он стиснул кулаки и с трудом удержал при себе. Потом он остыл, его плечи расслабились. Он разжал кулаки и чуть заметно улыбнулся.
– Неправильно. Нет. Неправильно. Я занимаюсь этим потому, что это весело и увлекательно.
– Надо же…
– Видишь ли, я очень общительный человек, – сказал он и гордо вскинул косматую башку.
– Я понял.
– И потом… Странно, что ты не догадался, Бехштейн. Я делаю это потому…
– Я знаю – потому что это дурно.
Он усмехнулся и добавил:
– У меня хвост гремучей змеи вместо галстука…
Я засмеялся.
– …и тяжелая рука, – закончил он.
Мне было очень трудно – почти так же трудно, как выразить восхищение ремеслом моего отца и его «коллег», на чьи деньги я жил, – внутренне признать, что сбор процентов по долгам если не веселое, то исключительно занятное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Я бы очень хотел поболтать с твоим отцом, – прошептал он, стуча в дверь.
– Кливленд.
Он хлопнул меня по плечу, потом этой же рукой снова постучал в дверь.
Женщина, открывшая дверь на ленивый стук Кливленда, расцвела приятной улыбкой, которая увяла через десятую долю секунды, едва она поняла, кто стоит перед ней.
– Его здесь нет, – отрезала она, переводя взгляд с меня на Кливленда и обратно. Она не нервничала, а скорее была раздражена и словно пыталась запомнить наши лица.
– Ну что поделаешь. Я-то здесь. – Голос его внезапно приобрел очень убедительные агрессивные нотки. – А еще здесь незримо присутствует человек, который был так щедр к твоему брату. Он мысленно с нами.
Она глянула на меня, но тут же смекнула, кого Кливленд имел в виду. Скорее всего, это был не сам дядюшка Ленни или тот, кто стоял над ним, а один из бойцов Стерна. Женщина или, вернее, девушка – она выглядела лет на шестнадцать – сократила просвет между дверью и косяком, одновременно втянув свое тело обратно в дом, так что на виду осталось только ее лицо.
– Кто там? – раздался мужской голос из глубины дома.
Девушка покраснела. Кливленд улыбнулся.
– Подождите, – буркнула она и захлопнула дверь прямо перед нашим носом.
– Зайти? Нет, спасибо. Я лучше подожду здесь, на крыльце. – Он повернулся ко мне, выдал еще одну ухмылку, закурил сигарету и привалился к облезлой стене дома.
– У меня большое хозяйство, – сообщил он. – Но сюда я прихожу в первую очередь. Они мои любимцы.
– Ха.
– Это люди во вкусе твоего отца.
– Хватит, Кливленд. Довольно!
На этот раз дверь распахнул настежь высокий небритый малый, в майке без рукавов, с такой же длинной черной гривой, как у Кливленда. Улыбка не слиняла с его лица, как у сестры, а, наоборот, застыла – жалкий желтозубый оскал.
– Заходите.
Мы вошли в дом, полный запахов. Все их перешибал густой, терпкий и сладковатый душок марихуаны. Он подминал под себя и вбирал более слабые эманации томатного соуса, секса и старой мебели. Обстановка оказалась какой-то старушечьей и чистенькой: простенькие стулья, плафоны с волнистым краем и обшарпанная горка. Черноволосая, как брат, девушка сидела на диване рядом с другой молодой женщиной, державшей на коленях малыша. Карапуз не смотрел на нас: он был занят игрушечным вертолетом. По телевизору шло игровое шоу, публика выкрикивала подсказки игрокам.
– Кто это? – спросил высокий парень, кивнув в мою сторону.
– Мой папа, – ответил Кливленд. – Никак не может поверить, что у меня есть стабильный заработок.
Мы рассмеялись, точнее, рассмеялись мужчины, а женщины продолжали бросать на Кливленда обжигающие взоры. Потом мы немного послушали телевизор.
– Ну что? – прервал молчание Кливленд.
– Да отдай ты ему, и пусть они убираются отсюда, – подала голос женщина с ребенком. Она говорила прямо в лысую маленькую макушку.
– Заткнись! – Парень полез в карман джинсов и достал клеенчатый бумажник, который казался совсем новым. Вытащив оттуда две смятые двадцатки, он протянул их Кливленду. – На этой неделе не получится, – добавил он.
– Нет проблем, – отозвался Кливленд, вынул светло-коричневый кошелек и положил в него деньги. – Как пожелаете. К сентябрю им снова понадобятся помощники, так что… – И он улыбнулся этой своей страшной улыбкой.
Карапуз слез с коленок матери, проковылял по комнате и остановился прямо перед нами. Он посмотрел на меня, сдвинул брови и пролепетал что-то с крайне серьезным видом.
– Да, и не говори, – согласился я.
После того как за нами закрылись двери и мы пошли по разбитой дорожке, я спросил Кливленда, что такого замечательного он нашел в этом доме.
– Они обе его родные сестры, – ответил тот. Пока я пытался переварить услышанное, между нами возникла молчаливая пауза.
– Тогда чей…
– Не знаю. Может, даже не его. Видел бы ты их в хороший день. Сегодня они все под кайфом. А в хороший день это место похоже на цирк.
Это меня разозлило.
– Кливленд, ты… Это ужасно. Ты тянешь деньги из этого безработного парня, раз в неделю ходишь к ним в дом и треплешь нервы. Готов поспорить, что после твоего ухода вспыхивают жуткие скандалы, а тебе все это кажется развлечением. Нет, ты просто тащишься от этого! Эти люди ненавидят то, чем ты занимаешься. Они ненавидят тебя самого! Как ты можешь каждую неделю любоваться дерьмовой улыбкой этого парня?
– Деловой мир построен на дерьмовых улыбках.
– Хватит строить циника, Кливленд!
– Ты же экономист. Ты должен знать, что такое экономика.
– Я не помню.
– Все ты помнишь. Экономика – это сфера влияния сплошного дерьма, это наука о нищете и страданиях. Сам подумай, я просто должен относиться к этому, как к чему-то смешному. Понял?
Он замолчал и остановился. Мы уже прошли почти половину ряда домов. Показалось солнце, и стало еще жарче. Он наклонился, чтобы отлепить ткань джинсов от подколенных впадин, я почувствовал, что мне тоже липко и неудобно, и последовал его примеру.
– Ладно, послушай, я ведь взял тебя с собой, так? Раньше я никого не брал сюда, и никто, кроме Арти, не знает, чем я занимаюсь. Даже Джейн. А Леконта я никогда бы не повез в это место. Почему? Не знаю. Я вообще не должен никого сюда привозить. Но мне почему-то захотелось, чтобы ты это увидел. Ты должен понять. Неужели ты не знаешь, зачем я это делаю? – Он почти кричал, распаляя себя еще сильнее, чем я минуту назад. В его бровях скопились капли пота и стали постепенно скатываться по щекам.
Только я ему не поверил. Внезапно мне открылось то, что видело Артурово сердце-рентген. Я понял, что Кливленд вводит меня в заблуждение, а сам прекрасно понимает, почему я стою рядом с ним на холме, мокрый от пота, злой и пристыженный.
– Зачем? Затем, что это просто, – рявкнул я. – Непыльная и прибыльная работенка. К тому же дает тебе почувствовать, что ты лучше тех, за счет кого наживаешься!
Я думал, он меня ударит. Он стиснул кулаки и с трудом удержал при себе. Потом он остыл, его плечи расслабились. Он разжал кулаки и чуть заметно улыбнулся.
– Неправильно. Нет. Неправильно. Я занимаюсь этим потому, что это весело и увлекательно.
– Надо же…
– Видишь ли, я очень общительный человек, – сказал он и гордо вскинул косматую башку.
– Я понял.
– И потом… Странно, что ты не догадался, Бехштейн. Я делаю это потому…
– Я знаю – потому что это дурно.
Он усмехнулся и добавил:
– У меня хвост гремучей змеи вместо галстука…
Я засмеялся.
– …и тяжелая рука, – закончил он.
Мне было очень трудно – почти так же трудно, как выразить восхищение ремеслом моего отца и его «коллег», на чьи деньги я жил, – внутренне признать, что сбор процентов по долгам если не веселое, то исключительно занятное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64