– Компакт-диск, – поправила она. – В моем случае это был компакт-диск, старина.
Оглядываясь на то время, что мы жили в Кембридже, я могу сказать, что не было никаких признаков того, что Габи не в себе или чокнутая. Если некоторые ее истории и казались странными – как, например, история с мастурбацией, – то это она их рассказывала. Они звучали как анекдоты – необычные происшествия из ее прошлого.
Только один раз я стал свидетелем совсем уж странной сцены однажды вечером, когда вернулся домой после работы.
Я застал Габи в саду с моим набором слесарных инструментов, электрической пилой и двумя большими деревянными досками. Я приблизился. Доски оказались дверцами шкафа из нашей спальни. Она их пилила.
– Эй, тебе помочь? – спросил я.
– Да, подержи тот конец дверцы, хорошо?
– А что, собственно, ты делаешь?
– Обрезаю дверцы. Так мы сможем открывать шкаф, не задевая кровать.
Она отпилила часть доски и заново прикрепила дверцы к петлям. С этого дня она могла открывать шкаф ногой, лежа в постели. Теперь Габи выбирала, что надеть, не вылезая из-под одеяла.
Было ли это ненормально? Не думаю. Это было забавно. Должна ли она была посоветоваться со мной? Наверное.
Мы вернулись в дом, таща двери. У порога Габриэль слегка наклонилась и подобрала с пола письма. Передала их мне.
– Пора проверить почту.
– Если ты настаиваешь.
В первых двух конвертах явно были счета, поэтому я открыл третий, в верхнем левом углу которого стояла цифра два. Оно гласило:
Дорогой Сал!
Я появлюсь без предупреждения, без предупреждения и уйду.
Я повертел письмо в руках.
– Что ты об этом думаешь? – спросил я Габи. Она глядела на него не больше секунды и только пожала плечами.
Я смял письмо, выбросил и забыл о нем.
Глава 4
Мы приехали в наш новый дом в Испании поздним утром в пятницу. Выяснилось, что не случайно он не был занят до нас. Дом оказался редкой развалиной.
Габриэль молча обошла помещение, поковыряла пальцем отваливающуюся штукатурку, заплесневевшие стены, гниющую деревянную обшивку. Справедливости ради нужно отметить, что у дома было одно достоинство: он был просторным и солнечным.
Габриэль ничего не сказала. Она была не в состоянии. Она просто молча вышла.
Я остановился у окна и выглянул наружу. Вид открывался прекрасный. Окна выходили на портовый городок Португалете; холм, на котором стояла постройка, был таким крутым, что, хотя от границы города нас отделяло всего четыреста ярдов, мы были выше его на пару сотен футов. Я увидел, как в расположенном ниже нас доме распахнулось окно; появилась швабра и лениво задвигалась вверх и вниз по стеклу.
Я смотрел на реку, змеящуюся ниже домов Португалете и несущую свои воды к Бильбао. Буксирные и грузовые суда скользили по зеленой воде мимо многочисленных лодок на восемь человек и на четыре без рулевого.
Вернулась Габи.
– У тебя все в порядке? – спросила она.
– Да, а почему ты спрашиваешь?
– Чем ты занимался?
– Просто смотрел в окно.
– Целый час?
Я взглянул на часы и пожал плечами.
– Помоги мне выгрузить краску и остальные покупки из машины, – попросила она. – Нам предстоит напряженная неделя.
Выяснилось, что Габриэль живет по принципу: сам себе не поможешь – никто тебе не поможет. Она планировала отбить всю потрескавшуюся штукатурку и оживить освободившееся пространство яркими красками. Все остальное в комнате предполагалось побелить, а границу между двумя поверхностями обозначить малиновым, оранжевым или зеленым цветом.
Габриэль переоделась и стала похожа на девушку сороковых годов, занятую на сельхозработах. На голове косынка, белая блуза завязана узлом на животе.
– Взгляни на меня, теперь я похожа на настоящего дизайнера!
Я купил ей шутливый испанский разговорник, чтобы она могла учить язык. Все выходные она не выпускала из одной руки валик для краски, а из другой – «Бесполезный испанский».
– Сейчас я выпью оливковое масло! – читала она по-испански. И, обмакнув валик в эмульсионную краску: – Мне очень неудобно из-за происшествия с соусом.
Габриэль схватывала язык на лету, даже когда много пила.
Она оказалась крайне дотошным дизайнером-оформителем. Входная дверь смотрела на юг, и на нее попадало много солнечного света, и Габриэль решила ее подправить и покрыть несколькими слоями лака. Она сняла дверь с петель и на несколько дней оставила ее на козлах, а главный вход заколотила. Габриэль полностью контролировала дом и раздражалась, если я вмешивался.
Я решил заняться садом. Дом располагался на таком крутом склоне холма, что примыкающая к нему пристройка оказывалась на уровне второго этажа. Я держал там все свои инструменты, соорудил устойчивый стеллаж у дальней стены, но мне было противно туда заходить, потому что казалось, что где-то внизу, вне моего поля зрения, все время кто-то шуршит. Вы думаете, что уважающая себя мышь затаится, когда человек возникает в дверном проеме, но здешняя популяция была какая-то уж слишком нахальная.
Я украсил эту часть сада альпийскими горками и засеял травой, которая быстро поднялась, и ее приходилось постоянно стричь.
В первые несколько недель мы не только занимались домом и садом, но и часто гуляли, знакомясь с окрестностями. Первый раз это было утром в воскресенье; мы спустились к реке.
Вероятно, Португалете известен только благодаря своему огромному транспортному мосту, который в местном туристическом агентстве лестно именуется Эйфелевой башней Бильбао, хотя его скорее можно назвать ее злобной провинциальной кузиной. Башни-опоры из стальной решетки высотой двести восемьдесят метров поддерживают мост, раскинувшийся на сто шестьдесят четыре метра от одного берега реки Нервион до другого. Под мостом расположена подвесная дорога с вагоном, который перевозит людей и машины с одного берега на другой. Мост очень узкий, длинный и высокий. Пара стабилизирующих тросов тянется горизонтально в обе стороны и теряется среди домов, отчего кажется, что вся конструкция держится на двух винтах восьмого диаметра и изношенном красном дюбеле. Когда работает канатная дорога, конструкция шатается, как пьяный после закрытия бара.
Как ни странно, чтобы подняться, нужно заплатить приличные деньги за билет. Большинство разумных людей отдали бы ту же сумму, чтобы этого не делать, но все же хотя бы раз в жизни поднимаются, чтобы переправиться через реку, полюбоваться видом и распрощаться со съеденным ланчем.
Мы проехали по канатной дороге до местечка Ареета и выпили там по чашке кофе.
В Ареете живет примерно пять тысяч человек, и все они являются прихожанами церкви. После воскресной мессы они любят прогуливаться; и двадцатилетние, и пятидесятилетние ведут себя одинаково: ходят под ручку и здороваются со знакомыми, то есть со всеми подряд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60