Зал затаил дыхание. Мари Дорваль почувствовала, что надо действовать. И вот покойница поднимается, встает и подходит к рампе. «Господа, – сказала она, – я сопротивлялась ему… И он меня убил».
Затем сделала изящный реверанс и вышла под гром аплодисментов. Таков театр.
Чтобы понять, каким событием в театральной жизни был «Антони», достаточно прочесть статью Альфреда де Виньи в «Ревю де Де Монд». Строгий и серьезный поэт пытался доказать, что это талантливое и живое произведение никак не посягает на мораль. Всем, конечно, известно, что Виньи был любовником Мари Дорваль и что иногда статьи пишутся из любезности, но эта статья звучит вполне искренне.
«Меня нисколько не огорчает, – пишет он, – что мелодрама вновь завоевала себе место в литературном мире и что на сей раз она проникла туда через салон 1831 года… Во всяком случае, драма имеет невиданный успех, каждый спектакль напоминает вернисаж, но не одного, а по меньшей мере двадцати салонов… Во всех ложах завязываются любопытные споры о том, какова природа любви, споры перекидываются из ложи в ложу, спорят молодые женщины и мужчины, иногда даже незнакомые… По всему залу то здесь, то там ведутся приглушенные разговоры о проблеме рыцарства, о великой и вечной проблеме – проблеме верности в любви… Уступит ли спорщица своему собеседнику, уступит ли он ей, оба они в конечном счете не избегнут влияния „Антони“. О великое искусство сцены, если ты и впрямь совершенствуешь нравы, на этот раз не смех выбрало ты своим оружием! Нет, на спектакле не смеются и мало плачут, но страдают по-настоящему…»
Виньи, видимо, признает, что «Антони» – прекрасная пьеса. Однако имеет ли она социальное значение?
«…Я отнюдь не допускаю, – продолжает Виньи, – что автору можно приписать намерение, как это пытались сделать некоторые, подорвать обычай вступать в брак и привить обычай убивать тех женщин, чьи мужья живут с ними под одной крышей: это было бы слишком мрачно, и господин Дюма, несомненно, не желает ничего подобного… У него выработалась своя манера – сначала придумать развязку, а затем уже, отталкиваясь от нее, строить всю пьесу… Отличная манера, которая вполне удовлетворяет нашу жажду сильных ощущений… да и потом, разве успех сам по себе не является уже достаточным оправданием?.. Нужно принимать человека таким, каков он есть, и судить его по тому, каковы его намерения…»
Это шпилька. Виньи, «неприступному, как скала», не нравились и не могли нравиться патетические излияния Дюма. Но дело касалось также Мари Дорваль, и, когда речь заходит о ней, Виньи впадает в лирику:
«Госпожа д'Эрве – меланхолическая женщина, милая и добрая, во всем покорная мужу; она очень любит свою маленькую дочку, но любит также и наряды, и розовые платья, и красивые шляпки, и цветы… Однако она никогда не забывает о том, что ее любил Антони. Стоит ему появиться вновь – и она погибнет… От него она приемлет все: бесчестье, падение и смерть, приемлет без упрека, восклицая лишь: „Но я погибла, погибла!“ Наивные слова, которые Адель из Порт-Сен-Мартен произносит в таком горестном удивлении, что ужас пронизывает сердца зрителей, ибо они понимают: все эти три опьяняющих и самозабвенных месяца она была настолько глуха ко всему окружающему, что впервые очнулась лишь теперь, очутившись на краю пропасти, и лишь теперь поняла, что ей угрожает…»
В конце статьи Виньи описывает женщин, «очень молодых, очень красивых и очень нарядных», которые бросают свои букеты госпоже Дорваль. «Перегнувшись через барьер лож и улыбаясь сквозь слезы, они простирают к ней руки, словно желая обнять и спрятать под свое крыло поверженную у их ног сестру». Александр Дюма в этот вечер вписал не только «новую страницу в историю сердца», но и новую страницу в историю театра, потому что его триумф заставил Гюго доверить театру Порт-Сен-Мартен «Марион Делорм», а Виньи – написать «Маршальшу д'Анкр» для Мари Дорваль – «первой трагической актрисы своего времени». Так во второй раз в жизни Дюма выступил как человек, прокладывающий новые пути.
Глава пятая
MILLE Е TRE – ТЫСЯЧА И ТРИ
Триумф «Антони» вернул Дюма непоколебимую уверенность в себе. Он пользовался успехом. Тонкий и стройный, как денди, он приближался к тридцати годам. Взъерошенная шевелюра, голубые глаза, «сияющие, как две капли света», маленькие черные усики придавали ему своеобразное очарование. Победы над женщинами окружали его особым ореолом. Любовь к Мелани Вальдор не пережила «Антони». Когда автор превращает женщину в героиню своего произведения, она для него умирает. Да и потом сама Мелани, ревнивая, анемичная, снедаемая жаждой литературной славы, всецело поглощенная своей репутацией, стала совершенно несносной.
Тип донжуана имеет множество разновидностей. Донжуан жестокий и циничный мстит всем женщинам за то, что его отвергла одна из них, за то, что его произвели на свет, или за свое собственное уродство. Донжуан сатанинский не столько стремится внушить любовь, сколько попрать все законы божеские и человеческие. Донжуан разочарованный ищет совершенную любовь, не находит ее и с грустью продолжает свои поиски. Донжуан – добродушный сладострастник берет женщин лишь потому, что хочет их, точно так же как он собирал бы плоды, если б был голоден. В нем нет ничего сатанинского, он не мстителен, ему бы очень не хотелось огорчать ни одну из своих любовниц; он старается сохранять их всех одновременно, что очень великодушно с его стороны, но утомительно; и так как все они ревнивы, ему приходится лгать всем, что неизбежно приводит его в круг Ада, уготованный для обманщиков, то есть в восьмой круг.
Таким донжуаном и был Дюма. Строго говоря, он не порывал с Мелани Вальдор, но все символические герани, расцветавшие в их сердцах, давно увяли. В октябре 1830 года, по возвращении из Жарри, он все еще обещал ей ребенка. «Да, мой ангел, – писал он, – я мечтаю о нашем Антони». Дитя любви они собирались назвать в честь дитяти вдохновения. Дюма клялся расстаться с Белль Крельсамер: «К тому же я не думаю, что она способна на глубокую любовь… И потом уверенность в том, что я позабочусь о ее театральной карьере, утешит ее…»
Слова, слова!.. Вернувшись в Париж, Мелани Вальдор обнаружила, что Дюма не только не расстался с Белль Крельсамер (по сцене мадемуазель Мелани), но что она живет неподалеку от него и что он проводит с ней все вечера. Госпоже Вальдор пришла пагубная мысль отправиться в один прекрасный день к сопернице и устроить ей чудовищный скандал. Взбешенный Дюма попытался было порвать с ней. Мелани Первая, чувствуя, что ее карта бита, сделала последнюю ставку на отчаяние.
Мелани Вальдор – Александру Дюма:
«Я пишу вам эти строки ночью: лихорадка не дает мне спать… Я буду вспоминать лишь Алекса, любящего и благородного, который скорее почел бы себя виновным, чем заподозрил меня… О, тот Алекс был моей радостью, моей гордостью, моим Богом, моим кумиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Затем сделала изящный реверанс и вышла под гром аплодисментов. Таков театр.
Чтобы понять, каким событием в театральной жизни был «Антони», достаточно прочесть статью Альфреда де Виньи в «Ревю де Де Монд». Строгий и серьезный поэт пытался доказать, что это талантливое и живое произведение никак не посягает на мораль. Всем, конечно, известно, что Виньи был любовником Мари Дорваль и что иногда статьи пишутся из любезности, но эта статья звучит вполне искренне.
«Меня нисколько не огорчает, – пишет он, – что мелодрама вновь завоевала себе место в литературном мире и что на сей раз она проникла туда через салон 1831 года… Во всяком случае, драма имеет невиданный успех, каждый спектакль напоминает вернисаж, но не одного, а по меньшей мере двадцати салонов… Во всех ложах завязываются любопытные споры о том, какова природа любви, споры перекидываются из ложи в ложу, спорят молодые женщины и мужчины, иногда даже незнакомые… По всему залу то здесь, то там ведутся приглушенные разговоры о проблеме рыцарства, о великой и вечной проблеме – проблеме верности в любви… Уступит ли спорщица своему собеседнику, уступит ли он ей, оба они в конечном счете не избегнут влияния „Антони“. О великое искусство сцены, если ты и впрямь совершенствуешь нравы, на этот раз не смех выбрало ты своим оружием! Нет, на спектакле не смеются и мало плачут, но страдают по-настоящему…»
Виньи, видимо, признает, что «Антони» – прекрасная пьеса. Однако имеет ли она социальное значение?
«…Я отнюдь не допускаю, – продолжает Виньи, – что автору можно приписать намерение, как это пытались сделать некоторые, подорвать обычай вступать в брак и привить обычай убивать тех женщин, чьи мужья живут с ними под одной крышей: это было бы слишком мрачно, и господин Дюма, несомненно, не желает ничего подобного… У него выработалась своя манера – сначала придумать развязку, а затем уже, отталкиваясь от нее, строить всю пьесу… Отличная манера, которая вполне удовлетворяет нашу жажду сильных ощущений… да и потом, разве успех сам по себе не является уже достаточным оправданием?.. Нужно принимать человека таким, каков он есть, и судить его по тому, каковы его намерения…»
Это шпилька. Виньи, «неприступному, как скала», не нравились и не могли нравиться патетические излияния Дюма. Но дело касалось также Мари Дорваль, и, когда речь заходит о ней, Виньи впадает в лирику:
«Госпожа д'Эрве – меланхолическая женщина, милая и добрая, во всем покорная мужу; она очень любит свою маленькую дочку, но любит также и наряды, и розовые платья, и красивые шляпки, и цветы… Однако она никогда не забывает о том, что ее любил Антони. Стоит ему появиться вновь – и она погибнет… От него она приемлет все: бесчестье, падение и смерть, приемлет без упрека, восклицая лишь: „Но я погибла, погибла!“ Наивные слова, которые Адель из Порт-Сен-Мартен произносит в таком горестном удивлении, что ужас пронизывает сердца зрителей, ибо они понимают: все эти три опьяняющих и самозабвенных месяца она была настолько глуха ко всему окружающему, что впервые очнулась лишь теперь, очутившись на краю пропасти, и лишь теперь поняла, что ей угрожает…»
В конце статьи Виньи описывает женщин, «очень молодых, очень красивых и очень нарядных», которые бросают свои букеты госпоже Дорваль. «Перегнувшись через барьер лож и улыбаясь сквозь слезы, они простирают к ней руки, словно желая обнять и спрятать под свое крыло поверженную у их ног сестру». Александр Дюма в этот вечер вписал не только «новую страницу в историю сердца», но и новую страницу в историю театра, потому что его триумф заставил Гюго доверить театру Порт-Сен-Мартен «Марион Делорм», а Виньи – написать «Маршальшу д'Анкр» для Мари Дорваль – «первой трагической актрисы своего времени». Так во второй раз в жизни Дюма выступил как человек, прокладывающий новые пути.
Глава пятая
MILLE Е TRE – ТЫСЯЧА И ТРИ
Триумф «Антони» вернул Дюма непоколебимую уверенность в себе. Он пользовался успехом. Тонкий и стройный, как денди, он приближался к тридцати годам. Взъерошенная шевелюра, голубые глаза, «сияющие, как две капли света», маленькие черные усики придавали ему своеобразное очарование. Победы над женщинами окружали его особым ореолом. Любовь к Мелани Вальдор не пережила «Антони». Когда автор превращает женщину в героиню своего произведения, она для него умирает. Да и потом сама Мелани, ревнивая, анемичная, снедаемая жаждой литературной славы, всецело поглощенная своей репутацией, стала совершенно несносной.
Тип донжуана имеет множество разновидностей. Донжуан жестокий и циничный мстит всем женщинам за то, что его отвергла одна из них, за то, что его произвели на свет, или за свое собственное уродство. Донжуан сатанинский не столько стремится внушить любовь, сколько попрать все законы божеские и человеческие. Донжуан разочарованный ищет совершенную любовь, не находит ее и с грустью продолжает свои поиски. Донжуан – добродушный сладострастник берет женщин лишь потому, что хочет их, точно так же как он собирал бы плоды, если б был голоден. В нем нет ничего сатанинского, он не мстителен, ему бы очень не хотелось огорчать ни одну из своих любовниц; он старается сохранять их всех одновременно, что очень великодушно с его стороны, но утомительно; и так как все они ревнивы, ему приходится лгать всем, что неизбежно приводит его в круг Ада, уготованный для обманщиков, то есть в восьмой круг.
Таким донжуаном и был Дюма. Строго говоря, он не порывал с Мелани Вальдор, но все символические герани, расцветавшие в их сердцах, давно увяли. В октябре 1830 года, по возвращении из Жарри, он все еще обещал ей ребенка. «Да, мой ангел, – писал он, – я мечтаю о нашем Антони». Дитя любви они собирались назвать в честь дитяти вдохновения. Дюма клялся расстаться с Белль Крельсамер: «К тому же я не думаю, что она способна на глубокую любовь… И потом уверенность в том, что я позабочусь о ее театральной карьере, утешит ее…»
Слова, слова!.. Вернувшись в Париж, Мелани Вальдор обнаружила, что Дюма не только не расстался с Белль Крельсамер (по сцене мадемуазель Мелани), но что она живет неподалеку от него и что он проводит с ней все вечера. Госпоже Вальдор пришла пагубная мысль отправиться в один прекрасный день к сопернице и устроить ей чудовищный скандал. Взбешенный Дюма попытался было порвать с ней. Мелани Первая, чувствуя, что ее карта бита, сделала последнюю ставку на отчаяние.
Мелани Вальдор – Александру Дюма:
«Я пишу вам эти строки ночью: лихорадка не дает мне спать… Я буду вспоминать лишь Алекса, любящего и благородного, который скорее почел бы себя виновным, чем заподозрил меня… О, тот Алекс был моей радостью, моей гордостью, моим Богом, моим кумиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138