Она отлично видела, что он сделал с человеком. Второй бандит, появившись в гараже, что-то крикнул, и практически одновременно с этим зверь взвился в воздух и, став похожим на смазанное пятно, мгновенно преодолел расстояние до человека: за этим последовал глухой удар, сдавленный крик и спустя момент – плеск льющейся жидкости. Это хлестала кровь. Потом все стихло. Чуть постукивая когтями о бетонный пол, ягуар приблизился к девушке, и его морда оказалась всего в нескольких дюймах от ее лица. Она взглянула прямо в желтые, безжалостные глаза. Зубы стучали от страха, но Дженни как-то удалось выговорить: «Мойе, не убивай меня».
Ягуар оскалился. Она увидела измазанную в крови морду, длинные желтые клыки. Из пасти хищника исходил резкий запах свежего мяса и какой-то другой, сладковатый, перебивавший все прочее. Дженни вдохнула, вобрала этот запах в себя, внезапно ощутила такой знакомый внутренний холод и, испытывая не столько страх, сколько облегчение, ускользнула в забвение эпилептического припадка.
Когда Дженни пришла в себя, ее путы были перерезаны. Она нашла водопроводный кран, утолила жажду, вымыла лицо и руки, а потом и ноги, на которых засохла моча. В гараже царила полная тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи приглушенным городским шумом. На пол и на то, что там находилось, девушка не смотрела. Милосердная амнезия снизошла на ее сознание, которое сейчас походило на большущий пыльный склад, в просторной пустоте которого витают лишь немногие разрозненные мыслишки, главной из которых являлось прямое указание: ЖИВИ.
Повинуясь ему, она, как была голышом, покинула ремонтный отсек, замешкавшись лишь для того, чтобы щелкнуть выключателем, ибо ей с малолетства вбили в голову, что, выходя из помещения, надо обязательно гасить за собой свет.
Даже в таком городе, как Майами, где господствует весьма вольный стиль в одежде, появление на оживленной улице обнаженной женщины не могло не привлечь к себе внимания. Дженни повезло, что, не пройдя и четверти мили, она наткнулась на двух женщин, возвращавшихся из кино. Обе оказались социальными работниками и имели немалый опыт. Они сразу поняли, что девушка пребывает под воздействием наркотиков. Ее остановили, завернули в накидку и доставили в приемный покой ближайшего медицинского учреждения. Им оказался госпиталь Южного Майами.
Выкурив сигару, Пруденсио Ривера Мартинес прогулялся в мексиканскую закусочную, угостился taco – кукурузной лепешкой с вложенным в нее ломтиком мяса, сходил в туалет и, вернувшись в гаражный офис, с удивлением обнаружил исчезновение обоих своих спутников. Он заглянул в ремонтный отсек, несколько раз окликнул их по имени, но, не получив ответа, прошел несколько шагов внутрь, на чем-то поскользнулся и, не удержавшись, грохнулся на четвереньки. Поднявшись, Мартинес взглянул на липкие ладони – они были запачканы кровью. Включив свет, он увидел, что поскользнулся на куске печени Сантьяго Иглесиаса.
Тот, кому пришлось лишиться этого органа, лежал поблизости, в нескольких ярдах. В глубине помещения виднелся еще один бугор посреди большой, темной лужи: что-то подсказало Мартинесу, что это Раскон. Девчонка пропала. Он достал свой сотовый телефон и совсем было собрался набрать номер, но тут в его сознании зародилась новая идея. Мартинес положил телефон на инструментальный шкафчик и обдумал сложившуюся ситуацию: у него имелось несколько тысяч наличными, новый фургон, пушка и небольшой личный запас очень чистого кокаина.
Этого было более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке. Конечно, Хуртадо или El Silencio могли отправиться на его поиски, но сначала им следовало разобраться с тем, кем бы он ни был, кто устранил двоих крутых, отмороженных колумбийских гангстеров, даже троих, считая Рафаэля в доме Кальдерона, и он полагал, что на это им потребуется немало времени и усилий. Так или иначе, у него не было больше желания участвовать в этом fregado – дурно пахнущем деле.
Он сел в фургон и, как очень многие его соотечественники, иммигрировал в Америку.
Лодка Паза представляла собой фанерную лохань местной работы, страшную как черт, к тому же покрытую шелушившейся розовой краской. Первоначально она носила название «Марта», но с тех пор, как одна из металлических букв отвалилась и плюхнулась в море, стала «Мата» – куст. Паз счел это имя даже более подходящим для суденышка, принадлежащего детективу убойного отдела, и оставил все как есть. Посудина пропускала воду, не отличалась удобством, но зато сдвоенный двигатель «Меркури Оптимакс» гонял по воде ее плоский корпус с быстротой молнии.
В настоящий момент это чудо судостроения стояло на якоре на Флоридском заливе, у впадины, где Паз рыбачил годами. Они вышли в море на рассвете, и Паз успел поймать пару жирных робало, а Цвик – несколько круглых трахинотов; общее же число выловленных рыбин достигло одиннадцати. Сейчас рыба перестала клевать, и только Амелия всерьез продолжала ловлю, вновь и вновь методично забрасывая удочку, скармливая наживку донным крабам.
Двое мужчин сидели на обитом рундуке, расправляясь со второй упаковкой баночного пива, и Цвик распространялся о своей работе. Он всегда был не против потолковать на эту тему, в данном же случае Паз его всячески к этому поощрял.
В результате он основательно ознакомился с теорией Пенроуза о том, что сознание в известном смысле является квантовым феноменом, проявляющимся в тончайших, микроскопических трубочках нейронов. Познакомился он и с теорией Эйдельмана, говорящей, что мозг есть не что иное, как набор планов или схем с пластами нейронов, систематически взаимодействующих с рецепторными клетками, воспринимающими полноту реальности, данной в ощущениях. Согласно этой концепции, ощущения, в сущности, конструируют сознание.
Идея Цвика заключалась в том, что истинный ключ находится в согласовании двух теорий: предложенного Эйдельманом представления об обратном плане, объясняющем, как мозг конструирует картину мира и своего места в нем, и концепции Пенроуза, объясняющей, насколько мог понять эту мудреную тарабарщину Паз, чем сознание отличается от машины, то есть почему человек может выдумывать что-то новое, на что решительно не способен компьютер.
Паз слушал, спрашивал, получал подробные ответы, иногда даже что-то понимал и терпеливо ждал, когда Цвик напьется настолько, что можно будет перейти к менее ортодоксальным вопросам. Как оказалось, усваивать информацию из речей Цвика намного сложнее, чем черпать ее из постельных бесед с голыми женщинами, тех, которые на протяжении многих лет были для Паза основным источником научных познаний.
«Интересно, – подумал он, – это секс повышает умственную восприимчивость или, наоборот, выброс Цвиком тестостерона ее понижает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Ягуар оскалился. Она увидела измазанную в крови морду, длинные желтые клыки. Из пасти хищника исходил резкий запах свежего мяса и какой-то другой, сладковатый, перебивавший все прочее. Дженни вдохнула, вобрала этот запах в себя, внезапно ощутила такой знакомый внутренний холод и, испытывая не столько страх, сколько облегчение, ускользнула в забвение эпилептического припадка.
Когда Дженни пришла в себя, ее путы были перерезаны. Она нашла водопроводный кран, утолила жажду, вымыла лицо и руки, а потом и ноги, на которых засохла моча. В гараже царила полная тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи приглушенным городским шумом. На пол и на то, что там находилось, девушка не смотрела. Милосердная амнезия снизошла на ее сознание, которое сейчас походило на большущий пыльный склад, в просторной пустоте которого витают лишь немногие разрозненные мыслишки, главной из которых являлось прямое указание: ЖИВИ.
Повинуясь ему, она, как была голышом, покинула ремонтный отсек, замешкавшись лишь для того, чтобы щелкнуть выключателем, ибо ей с малолетства вбили в голову, что, выходя из помещения, надо обязательно гасить за собой свет.
Даже в таком городе, как Майами, где господствует весьма вольный стиль в одежде, появление на оживленной улице обнаженной женщины не могло не привлечь к себе внимания. Дженни повезло, что, не пройдя и четверти мили, она наткнулась на двух женщин, возвращавшихся из кино. Обе оказались социальными работниками и имели немалый опыт. Они сразу поняли, что девушка пребывает под воздействием наркотиков. Ее остановили, завернули в накидку и доставили в приемный покой ближайшего медицинского учреждения. Им оказался госпиталь Южного Майами.
Выкурив сигару, Пруденсио Ривера Мартинес прогулялся в мексиканскую закусочную, угостился taco – кукурузной лепешкой с вложенным в нее ломтиком мяса, сходил в туалет и, вернувшись в гаражный офис, с удивлением обнаружил исчезновение обоих своих спутников. Он заглянул в ремонтный отсек, несколько раз окликнул их по имени, но, не получив ответа, прошел несколько шагов внутрь, на чем-то поскользнулся и, не удержавшись, грохнулся на четвереньки. Поднявшись, Мартинес взглянул на липкие ладони – они были запачканы кровью. Включив свет, он увидел, что поскользнулся на куске печени Сантьяго Иглесиаса.
Тот, кому пришлось лишиться этого органа, лежал поблизости, в нескольких ярдах. В глубине помещения виднелся еще один бугор посреди большой, темной лужи: что-то подсказало Мартинесу, что это Раскон. Девчонка пропала. Он достал свой сотовый телефон и совсем было собрался набрать номер, но тут в его сознании зародилась новая идея. Мартинес положил телефон на инструментальный шкафчик и обдумал сложившуюся ситуацию: у него имелось несколько тысяч наличными, новый фургон, пушка и небольшой личный запас очень чистого кокаина.
Этого было более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь в Нью-Йорке. Конечно, Хуртадо или El Silencio могли отправиться на его поиски, но сначала им следовало разобраться с тем, кем бы он ни был, кто устранил двоих крутых, отмороженных колумбийских гангстеров, даже троих, считая Рафаэля в доме Кальдерона, и он полагал, что на это им потребуется немало времени и усилий. Так или иначе, у него не было больше желания участвовать в этом fregado – дурно пахнущем деле.
Он сел в фургон и, как очень многие его соотечественники, иммигрировал в Америку.
Лодка Паза представляла собой фанерную лохань местной работы, страшную как черт, к тому же покрытую шелушившейся розовой краской. Первоначально она носила название «Марта», но с тех пор, как одна из металлических букв отвалилась и плюхнулась в море, стала «Мата» – куст. Паз счел это имя даже более подходящим для суденышка, принадлежащего детективу убойного отдела, и оставил все как есть. Посудина пропускала воду, не отличалась удобством, но зато сдвоенный двигатель «Меркури Оптимакс» гонял по воде ее плоский корпус с быстротой молнии.
В настоящий момент это чудо судостроения стояло на якоре на Флоридском заливе, у впадины, где Паз рыбачил годами. Они вышли в море на рассвете, и Паз успел поймать пару жирных робало, а Цвик – несколько круглых трахинотов; общее же число выловленных рыбин достигло одиннадцати. Сейчас рыба перестала клевать, и только Амелия всерьез продолжала ловлю, вновь и вновь методично забрасывая удочку, скармливая наживку донным крабам.
Двое мужчин сидели на обитом рундуке, расправляясь со второй упаковкой баночного пива, и Цвик распространялся о своей работе. Он всегда был не против потолковать на эту тему, в данном же случае Паз его всячески к этому поощрял.
В результате он основательно ознакомился с теорией Пенроуза о том, что сознание в известном смысле является квантовым феноменом, проявляющимся в тончайших, микроскопических трубочках нейронов. Познакомился он и с теорией Эйдельмана, говорящей, что мозг есть не что иное, как набор планов или схем с пластами нейронов, систематически взаимодействующих с рецепторными клетками, воспринимающими полноту реальности, данной в ощущениях. Согласно этой концепции, ощущения, в сущности, конструируют сознание.
Идея Цвика заключалась в том, что истинный ключ находится в согласовании двух теорий: предложенного Эйдельманом представления об обратном плане, объясняющем, как мозг конструирует картину мира и своего места в нем, и концепции Пенроуза, объясняющей, насколько мог понять эту мудреную тарабарщину Паз, чем сознание отличается от машины, то есть почему человек может выдумывать что-то новое, на что решительно не способен компьютер.
Паз слушал, спрашивал, получал подробные ответы, иногда даже что-то понимал и терпеливо ждал, когда Цвик напьется настолько, что можно будет перейти к менее ортодоксальным вопросам. Как оказалось, усваивать информацию из речей Цвика намного сложнее, чем черпать ее из постельных бесед с голыми женщинами, тех, которые на протяжении многих лет были для Паза основным источником научных познаний.
«Интересно, – подумал он, – это секс повышает умственную восприимчивость или, наоборот, выброс Цвиком тестостерона ее понижает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124