Вряд ли. Я не знаю, читала ли ты истории о женщинах, беженках, или как их там… Короче, они несут на руках своего ребенка, уворачиваясь от пуль, голодая, истекая кровью, а потом, когда добираются до лагеря беженцев и показывают дитя доктору, тот видит, что младенец уже неделю как мертв. Я это к чему: она не могла этого не знать, но не подпускала это знание к себе. Но оно все равно ее настигло. Есть в этом смысл?
– Да, в каком-то странном смысле. Что ты будешь делать?
– Не знаю, Лола. Думаешь, мне следует послать венок?
Услышав этот сарказм, она поднялась с кровати, ее лицо снова напряглось, но он схватил ее за руку и усадил обратно.
– Извини. Просто с утра пораньше это малость трудновато переварить.
Он погладил ее руку.
– Важнее другое: когда ты расскажешь мне, что происходит с тобой?
– Ничего не происходит. Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Еще как имеешь. Ты нервничаешь, раздражаешься – та наша с тобой стычка, она ведь возникла не на пустом месте! Ты возвращаешься с работы, и у тебя стеклянный взгляд, словно ты принимала наркотики.
Он помолчал и старательно вытянул шею, пытаясь поймать ее взгляд. Она опустила голову, уклоняясь от этого.
– Ты принимаешь наркотики? – спросил он.
– Конечно нет! Просто очень много работы. Работа нейропсихологом в приемном отделении – это не пикник. Иногда я принимаю валиум.
Это была ложь. Лола пичкала себя всевозможными транквилизаторами и антидепрессантами в самых различных дозировках и комбинациях уже не одну неделю. А ведь она психиатр, ей хорошо известны все признаки надвигающегося кризиса. А еще ей, как врачу, известно, что в психическом недуге, как в недуге вообще, нет ничего постыдного, однако она стыдилась своего состояния и не хотела говорить об этом с мужем. Она рассказала о навязчивых снах своему психотерапевту. Они поговорили об этом. Они обсудили, что значит видеть навязчивые сны о том, как твой муж отдает твоего ребенка ягуару, чтобы тот унес его и съел. Что значит, когда во сне ты сама желаешь, чтобы это случилось? Что твой муж одет в меховые шкуры, в одной руке несет лук и стрелу, а в другой – маленькую модель тюрьмы? Может быть, это подсознательное проявление расизма – ты видишь в нем дикаря? Или чувствуешь себя в этом браке как в неволе? Маленькая тюрьма? Это обычное дело. Ничего особенного. А как насчет той женщины в голубом и белом, которая стоит позади вашего мужа: может быть, это ваша мать? А семь стрел, которые ваш муж выпускает во сне, они попадают в дочь или в зверя? Двусмысленность – источник тревоги, да? Что бы это значило, попади он в зверя? Что символизируют стрелы? Почему семь? Это может быть сексуальный комплекс, например страх соперничества с дочерью, сексуальная агрессия со стороны мужа против дочери, пугающая и подавляемая? Что символизирует ягуар?
Но она, конечно, всегда говорит, что он ничего не символизирует, и недоговаривает, а поскольку недоговаривает, то не получает облегчения и несет свою напряженность домой. И то сказать, не может же она сообщить доктору, что золотые пятнистые звери, точно такие же, снятся и ее мужу, и ее дочери, и подтекст у их снов тот же. Это не может быть ничем, кроме совпадения, но такое совпадение невозможно, а значит, этого не может быть. И начни она уверять, что это так, на нее, конечно, посмотрят с сочувствием, но уже не как на коллегу, а как на больную. Абсолютный материализм является одним из главнейших, неписаных, но непреложных в ее профессии законов, что же до всякого рода духов, призраков, посланий из иного мира, голосов и видений, то это всего лишь символы, проявления скрытых желаний. Следствие каких-то внутренних травм. Верить во что-то иное – это, по их понятиям, и значит быть сумасшедшим.
Она знала, что ее муж не придерживается этого убеждения и верит, что невидимый мир может быть не порождением больного воображения, а такой же реальностью, как пожарные гидранты и манго. Конечно, на людях он ничего такого не говорил, но ведь не просто же так потащил ребенка на тот обряд. Ну а ее свекровь, его мать, верит во все это по-настоящему, и вместе они обратят ее дочь против нее. И она останется одна.
– Как часто это случается, JIo? – спросил Паз голосом старого копа, каким полицейские разговаривают с наркоманами. Он сразу почувствовал это, она тоже.
– Я сказала, я в порядке! – отрезала Лола, вскочила с постели и пошла в спальню. Там она посмотрела на себя в зеркало и произвела профессиональную оценку.
Пациентка – тридцать девять лет, пол женский, белая, упитанная, могла бы и сбросить несколько фунтов, выглядит дерьмово – мешки под глазами, сухие губы, ломкие ногти, тусклая кожа. Жалобы: судороги, бессонница, раздражительность, выливающаяся в дурацкие стычки с мужем, ночные кошмары, пониженная сексуальность, повторяющиеся сны. История ипохондрии, ничего нового. Пациентка довольна (или была довольна) карьерой и отношениями, никаких предыдущих травм, кроме одной церемонии вуду, одного спасительного чуда, ниспосланного Господом, в которого она не верит, и нескольких происшествий, связанных с убийствами…
Она решила записаться на компьютерную томографию, пусть проверят, нет ли опухоли в мозгу. Ну а пока в качестве временной меры взяла флакончик с таблетками валиума, по пять миллиграммов в каждой.
Паз встал, надел толстовку и джинсы. Он решил приготовить завтрак для Амелии и отвезти ее в школу, а потом, вернувшись, принять душ, выкурить сигару и выпить еще кофе, словно это обычный день. На самом деле, когда он закончил эти рутинные дела, день и в самом деле превратится в обычный: этому снова помогла его невероятная способность отстраняться от нежелательных мыслей. Умей фармацевтические компании производить средства, дающие такую способность, валиум и ему подобные медикаменты были бы изгнаны с рынка.
Другое дело, что было ясно – тема всплывет снова, не сегодня, так завтра, не завтра, так на следующей неделе. Паз украдкой наблюдал за женой, высматривая признаки ментального расстройства. Они имелись в изобилии, но за годы совместной жизни Паз усвоил, что комментировать состояние жены, если жена психиатр, – дело в высшей степени неблагодарное. Впрочем, поскольку служба детективом в убойном отделе развивала терпение на уровне многострадального Иова, ему его было не занимать. Он терпеливо ждал, как будет развиваться ситуация, стараясь при этом уделять как можно больше внимания дочери.
Спустя неделю и один день после убийства Йойо Кальдерона, после пышных похорон (на которых Паз не присутствовал) и после того, как убийство исчезло с первых страниц газет, уступив место более недавним, хотя и менее резонансным, Паз находился на работе. Заканчивалось суматошное время ланча, и он, отчищая проволочной щеткой гриль, размышлял о том, как провести в этом году отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
– Да, в каком-то странном смысле. Что ты будешь делать?
– Не знаю, Лола. Думаешь, мне следует послать венок?
Услышав этот сарказм, она поднялась с кровати, ее лицо снова напряглось, но он схватил ее за руку и усадил обратно.
– Извини. Просто с утра пораньше это малость трудновато переварить.
Он погладил ее руку.
– Важнее другое: когда ты расскажешь мне, что происходит с тобой?
– Ничего не происходит. Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Еще как имеешь. Ты нервничаешь, раздражаешься – та наша с тобой стычка, она ведь возникла не на пустом месте! Ты возвращаешься с работы, и у тебя стеклянный взгляд, словно ты принимала наркотики.
Он помолчал и старательно вытянул шею, пытаясь поймать ее взгляд. Она опустила голову, уклоняясь от этого.
– Ты принимаешь наркотики? – спросил он.
– Конечно нет! Просто очень много работы. Работа нейропсихологом в приемном отделении – это не пикник. Иногда я принимаю валиум.
Это была ложь. Лола пичкала себя всевозможными транквилизаторами и антидепрессантами в самых различных дозировках и комбинациях уже не одну неделю. А ведь она психиатр, ей хорошо известны все признаки надвигающегося кризиса. А еще ей, как врачу, известно, что в психическом недуге, как в недуге вообще, нет ничего постыдного, однако она стыдилась своего состояния и не хотела говорить об этом с мужем. Она рассказала о навязчивых снах своему психотерапевту. Они поговорили об этом. Они обсудили, что значит видеть навязчивые сны о том, как твой муж отдает твоего ребенка ягуару, чтобы тот унес его и съел. Что значит, когда во сне ты сама желаешь, чтобы это случилось? Что твой муж одет в меховые шкуры, в одной руке несет лук и стрелу, а в другой – маленькую модель тюрьмы? Может быть, это подсознательное проявление расизма – ты видишь в нем дикаря? Или чувствуешь себя в этом браке как в неволе? Маленькая тюрьма? Это обычное дело. Ничего особенного. А как насчет той женщины в голубом и белом, которая стоит позади вашего мужа: может быть, это ваша мать? А семь стрел, которые ваш муж выпускает во сне, они попадают в дочь или в зверя? Двусмысленность – источник тревоги, да? Что бы это значило, попади он в зверя? Что символизируют стрелы? Почему семь? Это может быть сексуальный комплекс, например страх соперничества с дочерью, сексуальная агрессия со стороны мужа против дочери, пугающая и подавляемая? Что символизирует ягуар?
Но она, конечно, всегда говорит, что он ничего не символизирует, и недоговаривает, а поскольку недоговаривает, то не получает облегчения и несет свою напряженность домой. И то сказать, не может же она сообщить доктору, что золотые пятнистые звери, точно такие же, снятся и ее мужу, и ее дочери, и подтекст у их снов тот же. Это не может быть ничем, кроме совпадения, но такое совпадение невозможно, а значит, этого не может быть. И начни она уверять, что это так, на нее, конечно, посмотрят с сочувствием, но уже не как на коллегу, а как на больную. Абсолютный материализм является одним из главнейших, неписаных, но непреложных в ее профессии законов, что же до всякого рода духов, призраков, посланий из иного мира, голосов и видений, то это всего лишь символы, проявления скрытых желаний. Следствие каких-то внутренних травм. Верить во что-то иное – это, по их понятиям, и значит быть сумасшедшим.
Она знала, что ее муж не придерживается этого убеждения и верит, что невидимый мир может быть не порождением больного воображения, а такой же реальностью, как пожарные гидранты и манго. Конечно, на людях он ничего такого не говорил, но ведь не просто же так потащил ребенка на тот обряд. Ну а ее свекровь, его мать, верит во все это по-настоящему, и вместе они обратят ее дочь против нее. И она останется одна.
– Как часто это случается, JIo? – спросил Паз голосом старого копа, каким полицейские разговаривают с наркоманами. Он сразу почувствовал это, она тоже.
– Я сказала, я в порядке! – отрезала Лола, вскочила с постели и пошла в спальню. Там она посмотрела на себя в зеркало и произвела профессиональную оценку.
Пациентка – тридцать девять лет, пол женский, белая, упитанная, могла бы и сбросить несколько фунтов, выглядит дерьмово – мешки под глазами, сухие губы, ломкие ногти, тусклая кожа. Жалобы: судороги, бессонница, раздражительность, выливающаяся в дурацкие стычки с мужем, ночные кошмары, пониженная сексуальность, повторяющиеся сны. История ипохондрии, ничего нового. Пациентка довольна (или была довольна) карьерой и отношениями, никаких предыдущих травм, кроме одной церемонии вуду, одного спасительного чуда, ниспосланного Господом, в которого она не верит, и нескольких происшествий, связанных с убийствами…
Она решила записаться на компьютерную томографию, пусть проверят, нет ли опухоли в мозгу. Ну а пока в качестве временной меры взяла флакончик с таблетками валиума, по пять миллиграммов в каждой.
Паз встал, надел толстовку и джинсы. Он решил приготовить завтрак для Амелии и отвезти ее в школу, а потом, вернувшись, принять душ, выкурить сигару и выпить еще кофе, словно это обычный день. На самом деле, когда он закончил эти рутинные дела, день и в самом деле превратится в обычный: этому снова помогла его невероятная способность отстраняться от нежелательных мыслей. Умей фармацевтические компании производить средства, дающие такую способность, валиум и ему подобные медикаменты были бы изгнаны с рынка.
Другое дело, что было ясно – тема всплывет снова, не сегодня, так завтра, не завтра, так на следующей неделе. Паз украдкой наблюдал за женой, высматривая признаки ментального расстройства. Они имелись в изобилии, но за годы совместной жизни Паз усвоил, что комментировать состояние жены, если жена психиатр, – дело в высшей степени неблагодарное. Впрочем, поскольку служба детективом в убойном отделе развивала терпение на уровне многострадального Иова, ему его было не занимать. Он терпеливо ждал, как будет развиваться ситуация, стараясь при этом уделять как можно больше внимания дочери.
Спустя неделю и один день после убийства Йойо Кальдерона, после пышных похорон (на которых Паз не присутствовал) и после того, как убийство исчезло с первых страниц газет, уступив место более недавним, хотя и менее резонансным, Паз находился на работе. Заканчивалось суматошное время ланча, и он, отчищая проволочной щеткой гриль, размышлял о том, как провести в этом году отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124