Но зачем фотографировать отвесные горы и осыпи, когда есть молоденькая Элиана?
Луг Корша
Загадка еще далека от решения, когда обрушивается лето, жгущее глаза и сердце, недолгое лето. В июле Бьенвеню получает письмо, от которого приходит в сильнейшее волнение. Не исключая ошибки, он заставляет Элиану прочесть письмо, прежде чем спрятать его себе в шляпу.
Дорогой опекун, у меня для Вас новость. Я вернусь к Вам на каникулы. В четверг сажусь в поезд. Если найду лодочника, который согласится меня переправить, то буду на лугу Корша утром в воскресенье. Ах, знали бы Вы, как мне не терпится снова увидеть Высокий дом!
Ваш почтительный сын Жан-Мари.
И снова Бьенвеню не сидится на месте. Кончены долгие дни без идеала и ночные беседы с Лукрецией! Вместе с управляющим он шагает по лугам, выслушивает жалобы поденщиков, соглашается выполнять их требования, увлеченно одобряет экстравагантные проекты – например, построить деревенский зал для празднеств или заказать по каталогу аккордеон, на котором не умеет играть ни один человек в округе, за исключением некоего Волкодава.
Накануне дня, на который Маленький Жан назначил свое прибытие, старый Жардр облачается в темный костюм и светлую шляпу, выпрямляется на облучке своей двуколки, кричит последние наставления Элиане и рысью выезжает из Коль-де-Варез, весело помахивая кнутом над ушами мула.
Вечер стоит тихий, безоблачный, какие часто выдаются в горах в начале лета. Луна скользит над самым лугом, сквозь легкую дымку неба проглядывает сонмище звезд, изысканная россыпь мелких драгоценных камешков. Тепло ночи, одиночество в пути, необузданная радость, от которой стучит кровь в затылке, напоминают фермеру, как он ехал к невесте на ферму Жойя.
В ночь первого свидания молодых над неподвижными деревьями дрожала луна, в воздухе пахло соломой, сухой землей, колосьями, пылью веяного зерна, и от всех этих запахов царапало горло и мучила жажда. Шагая через поля и будя на ходу собак, Бьенвеню еще издали увидал светлую фигурку, скользившую, как фея, на фоне черной рощи. Это была Розалия в белом платье с оборками: она сама его сшила и сама обновила для этого свидания.
Сейчас двуколка резво бежит по узкой каменистой дорожке, окаймляющей лес Эспинуаз. Бьенвеню придерживает мула. Но кто придержит образы, непрерывно рождающиеся у него в голове? Для этого потребовались бы особенные, не изобретенные до сей поры поводья. Покуда кровь не перестанет стучать у него в затылке, фермер будет вспоминать смеющиеся глаза, полные плечи, грудь и щеки возлюбленной.
На краю леса Эспинуаз занимается заря – розовый отблеск под воздушной кисеей. Мгновение неподвижности, безмолвия. Завершили охоту совы, уснули мыши. Словно наперекор этому минутному окаменению на пересечении ночи и будущего дня, лисица неторопливо пересекает дорогу перед повозкой, равнодушная и пренебрежительная после пира – сожранной мыши. Да и стоит ли ей опасаться старой клячи в оглоблях и существа в шляпе, не имеющего ружья, напевающего себе под нос песенку?
Стыд и совесть позабыты,
Распоследнейшая голь,
Отправляюсь я на битву –
Воевать решил король.
Разорил поля и долы –
Мне чужое ни к чему,
И хозяина угробил –
Сам причины не пойму.
И тогда капитан
Миронтон Миронтан
Произвел меня в сержанты
За военные таланты.
Фермер заранее приезжает на луг Корша, служащий при надобности пристанью. Он распрягает мула, садится в теньке, подстелив под себя широкий платок, закуривает крепкую сигару и отпускает на волю мысли. Но и тут дым рисует ему утраченный профиль Розалии на одноцветном небесном фоне. Он вспоминает, какой она была после брачной ночи, после поцелуев, приступов скромности, размолвок, вспоминает заразительный смех, прогулки. Как-то раз кукушка, раскричавшаяся в глубине леса, увела молодоженов далеко от деревни. Идя на ее призывы, они спугнули на тропинке двух расположившихся на отдых ужей, гладких и блестящих, как сдобренные маслом канаты. Рептилии всего лишь наслаждались теплом нагретых камней и уползли бы при первых признаках опасности, однако молодой фермер, полный сил, сдуру убил их палкой – ведь они заставили Розалию испуганно вскрикнуть. Сразу после этого обоим стало стыдно – ей за свой страх, ему за свой поступок. Они в волнении заглянули друг другу в глаза, обнялись, а может, не обнялись, а только прикоснулись друг к другу, не произнеся ни слова. И чтобы снять порчу, наведенную смертью, виновниками которой они стали, чтобы оплатить долг любви подземным божествам, они, забыв о широкой постели, дожидавшейся их в Высоком доме, покатились по траве. Поднялись они с горящими от стыда щеками, удивленные счастьем, которым были обязаны жестокости в не меньшей степени, чем любви, пропитанные запахом друг друга пополам с запахом папоротника. Однако змеи отомстили, и отомстили жестоко. (Мысль эта не давала старику Жардру покоя.) Ребенок, который должен был родиться у Розалии, в чем она была так уверена, не появился на свет. Ни в том году, ни позже.
Волк и лис
Внезапно реку оглашают два гудка. В колеблющемся полуденном воздухе запыхавшаяся серая баржа показывается, еще частично заслоненная ветвями ив, в речной излучине. Кажется, что она стоит на месте, и глаз ищет на другом берегу ориентир, доказывающий, что движение не прекратилось, но баржа еще больше сбавляет ход, совершает поворот вокруг своей оси и берет курс на луг. Бьенвеню, обливаясь потом, щурит глаза. Пляшущий на воде свет мешает различить людей на палубе. Только когда баржа выползает из солнечного блика, он узнает в синем пятнышке на носу судна, рядом с матросом, бросающим швартов, ослепленного солнцем ребенка с жалким узелком под мышкой.
Но сразу заметно, что он вырос, изменился, иначе пострижен, выглядит счастливым. Сердце Бьенвеню перестает биться, потом торопится, как собака, которой придавили лапу: это он увидел, что ребенок тоже ищет его взглядом, заметил его возле дерева, машет ему свободной рукой.
Эфраим, или Маленький Жан – на время каникул я возвращаю ему эти два имени – не ждет, пока баржа замрет: он выпрыгивает в траву и торопится к приемному отцу, чтобы расцеловать его в обе щеки.
– Теперь ты почти одного роста со мной!
Мальчик забирается в повозку и устраивается на облучке, рядом с Бьенвеню, который отдает ему вожжи. Ну, с Богом! На обратном пути мулом не обязательно править, он сам найдет дорогу к конюшне; но, почувствовав, что кучер сменился, животное потехи ради шарахается то в одну, то в другую сторону, хотя возраст требует от него солидности. Однако дорога идет в гору, солнышко припекает, мул быстро утомляется, и ему надо устраивать остановки, которые подростку не по нутру, и он укорачивает их, как может, так ему не терпится снова увидеть Коль-де-Варез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Луг Корша
Загадка еще далека от решения, когда обрушивается лето, жгущее глаза и сердце, недолгое лето. В июле Бьенвеню получает письмо, от которого приходит в сильнейшее волнение. Не исключая ошибки, он заставляет Элиану прочесть письмо, прежде чем спрятать его себе в шляпу.
Дорогой опекун, у меня для Вас новость. Я вернусь к Вам на каникулы. В четверг сажусь в поезд. Если найду лодочника, который согласится меня переправить, то буду на лугу Корша утром в воскресенье. Ах, знали бы Вы, как мне не терпится снова увидеть Высокий дом!
Ваш почтительный сын Жан-Мари.
И снова Бьенвеню не сидится на месте. Кончены долгие дни без идеала и ночные беседы с Лукрецией! Вместе с управляющим он шагает по лугам, выслушивает жалобы поденщиков, соглашается выполнять их требования, увлеченно одобряет экстравагантные проекты – например, построить деревенский зал для празднеств или заказать по каталогу аккордеон, на котором не умеет играть ни один человек в округе, за исключением некоего Волкодава.
Накануне дня, на который Маленький Жан назначил свое прибытие, старый Жардр облачается в темный костюм и светлую шляпу, выпрямляется на облучке своей двуколки, кричит последние наставления Элиане и рысью выезжает из Коль-де-Варез, весело помахивая кнутом над ушами мула.
Вечер стоит тихий, безоблачный, какие часто выдаются в горах в начале лета. Луна скользит над самым лугом, сквозь легкую дымку неба проглядывает сонмище звезд, изысканная россыпь мелких драгоценных камешков. Тепло ночи, одиночество в пути, необузданная радость, от которой стучит кровь в затылке, напоминают фермеру, как он ехал к невесте на ферму Жойя.
В ночь первого свидания молодых над неподвижными деревьями дрожала луна, в воздухе пахло соломой, сухой землей, колосьями, пылью веяного зерна, и от всех этих запахов царапало горло и мучила жажда. Шагая через поля и будя на ходу собак, Бьенвеню еще издали увидал светлую фигурку, скользившую, как фея, на фоне черной рощи. Это была Розалия в белом платье с оборками: она сама его сшила и сама обновила для этого свидания.
Сейчас двуколка резво бежит по узкой каменистой дорожке, окаймляющей лес Эспинуаз. Бьенвеню придерживает мула. Но кто придержит образы, непрерывно рождающиеся у него в голове? Для этого потребовались бы особенные, не изобретенные до сей поры поводья. Покуда кровь не перестанет стучать у него в затылке, фермер будет вспоминать смеющиеся глаза, полные плечи, грудь и щеки возлюбленной.
На краю леса Эспинуаз занимается заря – розовый отблеск под воздушной кисеей. Мгновение неподвижности, безмолвия. Завершили охоту совы, уснули мыши. Словно наперекор этому минутному окаменению на пересечении ночи и будущего дня, лисица неторопливо пересекает дорогу перед повозкой, равнодушная и пренебрежительная после пира – сожранной мыши. Да и стоит ли ей опасаться старой клячи в оглоблях и существа в шляпе, не имеющего ружья, напевающего себе под нос песенку?
Стыд и совесть позабыты,
Распоследнейшая голь,
Отправляюсь я на битву –
Воевать решил король.
Разорил поля и долы –
Мне чужое ни к чему,
И хозяина угробил –
Сам причины не пойму.
И тогда капитан
Миронтон Миронтан
Произвел меня в сержанты
За военные таланты.
Фермер заранее приезжает на луг Корша, служащий при надобности пристанью. Он распрягает мула, садится в теньке, подстелив под себя широкий платок, закуривает крепкую сигару и отпускает на волю мысли. Но и тут дым рисует ему утраченный профиль Розалии на одноцветном небесном фоне. Он вспоминает, какой она была после брачной ночи, после поцелуев, приступов скромности, размолвок, вспоминает заразительный смех, прогулки. Как-то раз кукушка, раскричавшаяся в глубине леса, увела молодоженов далеко от деревни. Идя на ее призывы, они спугнули на тропинке двух расположившихся на отдых ужей, гладких и блестящих, как сдобренные маслом канаты. Рептилии всего лишь наслаждались теплом нагретых камней и уползли бы при первых признаках опасности, однако молодой фермер, полный сил, сдуру убил их палкой – ведь они заставили Розалию испуганно вскрикнуть. Сразу после этого обоим стало стыдно – ей за свой страх, ему за свой поступок. Они в волнении заглянули друг другу в глаза, обнялись, а может, не обнялись, а только прикоснулись друг к другу, не произнеся ни слова. И чтобы снять порчу, наведенную смертью, виновниками которой они стали, чтобы оплатить долг любви подземным божествам, они, забыв о широкой постели, дожидавшейся их в Высоком доме, покатились по траве. Поднялись они с горящими от стыда щеками, удивленные счастьем, которым были обязаны жестокости в не меньшей степени, чем любви, пропитанные запахом друг друга пополам с запахом папоротника. Однако змеи отомстили, и отомстили жестоко. (Мысль эта не давала старику Жардру покоя.) Ребенок, который должен был родиться у Розалии, в чем она была так уверена, не появился на свет. Ни в том году, ни позже.
Волк и лис
Внезапно реку оглашают два гудка. В колеблющемся полуденном воздухе запыхавшаяся серая баржа показывается, еще частично заслоненная ветвями ив, в речной излучине. Кажется, что она стоит на месте, и глаз ищет на другом берегу ориентир, доказывающий, что движение не прекратилось, но баржа еще больше сбавляет ход, совершает поворот вокруг своей оси и берет курс на луг. Бьенвеню, обливаясь потом, щурит глаза. Пляшущий на воде свет мешает различить людей на палубе. Только когда баржа выползает из солнечного блика, он узнает в синем пятнышке на носу судна, рядом с матросом, бросающим швартов, ослепленного солнцем ребенка с жалким узелком под мышкой.
Но сразу заметно, что он вырос, изменился, иначе пострижен, выглядит счастливым. Сердце Бьенвеню перестает биться, потом торопится, как собака, которой придавили лапу: это он увидел, что ребенок тоже ищет его взглядом, заметил его возле дерева, машет ему свободной рукой.
Эфраим, или Маленький Жан – на время каникул я возвращаю ему эти два имени – не ждет, пока баржа замрет: он выпрыгивает в траву и торопится к приемному отцу, чтобы расцеловать его в обе щеки.
– Теперь ты почти одного роста со мной!
Мальчик забирается в повозку и устраивается на облучке, рядом с Бьенвеню, который отдает ему вожжи. Ну, с Богом! На обратном пути мулом не обязательно править, он сам найдет дорогу к конюшне; но, почувствовав, что кучер сменился, животное потехи ради шарахается то в одну, то в другую сторону, хотя возраст требует от него солидности. Однако дорога идет в гору, солнышко припекает, мул быстро утомляется, и ему надо устраивать остановки, которые подростку не по нутру, и он укорачивает их, как может, так ему не терпится снова увидеть Коль-де-Варез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48