Он не оставил завещания: это послужило причиной пущей неразберихи и горя. Возможно, мой отец верил, что врачи способны излечить себя сами. Но скорее всего, он попросту игнорировал свою болезнь. Если бы он подозревал, что его сердце так слабо, уверена, он бы попытался оплатить все свои долги, которые появились потому, что в своей деревенской практике он основывался на принципе: долг важнее прибыли.
Помню, как испугало меня мамино лицо: зажатое, бесстрастное, мертвое.
Лишь ночью, меряя шагами коттедж, она давала себе волю. Лежа в кровати, замерзшая и истерзанная горем, я точно знала, какая ступенька сейчас заскрипит, какая дверь отяжелела от сырости и какая доска в полу сдвинется у двери в мою спальню, когда мать остановится, чтобы прислушаться к дыханию спящей дочери.
Весь остаток зимы и жестокую весну бушевал ветер, а снег забивался в самые неподходящие уголки. Лето тоже выдалось промозглым, удручающим; осень – сырой, и как-то раз у коттеджа «Медларз» притормозил фургон.
– Эти милые люди приехали за нашей мебелью, – сообщила Ианта, ставшая похожей на привидение с красными глазами. – Нам она не нужна, Роуз, и у нас появится немного денег на новый дом. У нас будет новый дом. Чудесный сюрприз, не так ли? Не переживай, это будет весело. – Она крепко сжала мою руку, а двое мужчин начали переносить нашу мебель на плечах в фургон.
По лицу матери струились слезы; каждая клеточка ее тела словно кричала в знак протеста. И все же…
– Роуз, – заявила она натренированным голосом, – правда, нам повезло, что у нас будет новый дом? Мы должны быть благодарны судьбе.
Я переводила взгляд с мамы на быстро пустеющую комнату. Я не замечала, что плинтус покривился, краска на стенах облупилась, а пол под окном прогнил насквозь.
Как я могла не замечать этого и того, что Ианта лжет?
«Как поживает моя маленькая цыпочка?» – будто услышала я бормотание отца. Я хотела, чтобы он был рядом, хотела, чтобы «Медларз» остался нашим, пусть даже краска потрескалась, а комнаты стали просторными и пустыми.
– Но нам не за что быть благодарными! – закричала я.
– Тихо. – Ианта притянула меня к себе. Я почувствовала, как ее кости врезаются в мое тело, ощутила запах чистого хлопка и мыла. – Тихо, детка.
Но отцы приходили и уходили, из домов выносили мебель, а матери говорили неправду. Как бы ни старался городской совет, смерти не прикажешь повиноваться, и яркие, отполированные поверхности моего дома скрывали потаенные уголки, где скопились снег и лед.
В первую неделю мне по-прежнему приходили книги: издатели надеялись обойти систему. Я даже не удосуживалась распечатать посылки, ведь я и так могла догадаться, что в них. Тяжелая – биография. Большая – иллюстрированная кулинарная книга. Рукопись.
К началу второй недели новость облетела всех. Посылки приходили все реже, а вскоре почтальон и вовсе прекратил звонить мою дверь.
Минти написала мне письмо.
Здравствуй Роуз!
Ты не поверишь, если я скажу, что не знала о планах Таймона вплоть до недавнего времени. Тем не менее я решила от него не отказываться. Я подумала, что у тебя уже была возможность проявить себя и насладиться славой, и теперь настал черед кого-то еще – мой черед: это справедливо. Я знаю, что ты веришь в справедливость, и надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь, что я сделала правильный выбор. Но я пишу, главным образам, ради того, чтобы сказать: Натан ни о чем не знал. Мне очень не хватает наших разговоров.
Минти
Я читала и перечитывала это письмо с его так называемой честностью, лицемерными объяснениями и фантастическими предположениями, за которыми скрывалась неудовлетворенность. Я снова смаковала гнилые фрукты и гнилое мясо: Минти вызывала у меня отвращение, и я упивалась этим чувством.
Не в силах больше откладывать разговор с Иантой, я позвонила ей, села в машину и поехала в Кингстон.
«Дешево и весело, Роуз, как раз то, что нам нужно», – такой вердикт вынесла Ианта дому на Пэнкхерст-Парейд, с типичной бодростью в духе миссис Минивер. Дом номер четырнадцать находился на одной из нескольких совершенно одинаковых улиц жилого района за городской чертой. Почему именно Кингстон? Причина, по которой Ианта настояла на том, чтобы мы покинули Йелланд и двинулись на юг, тогда была слишком очевидна для нас обеих. Здесь было действительно дешево, но вовсе не весело.
Когда я вышла, мама сидела на стуле, скрестив руки на груди, в рубашке от Вийелла и шерстяной юбке. Воплощенное ожидание. Такой сюжет нередко видишь на картинах: женская фигурка – чаще всего женская – сидит в кресле, или на скамье, или на диване, и ждет – не важно, чего, может быть ждет начала или конца жизни.
Для такой занятой женщины, как Ианта, это был необыкновенный дар: она ждала меня, ждала, пока приготовится обед, ждала Бога в церкви, ждала, пока все наладится само по себе, при условии, что она будет соблюдать правила, хвала терпению, говорила она.
Мама была бледна и не накрашена, волосы не причесаны – все это для нее нехарактерно.
– Рассказывай, что случилось, Роуз.
Я наклонилась и поцеловала ее, затем присела и взяла ее ладони в свои.
– У меня неприятности.
– Я так и подумала. – Пальцы Ианты впились мне в ладонь. – Что-то с детьми?
– Нет. – Чтобы продолжить, мне пришлось сделать над собой усилие. – Дело в Натане. Он решил уйти от меня к другой женщине. Между прочим, к Минти, моей ассистентке. – В горле у меня опять встал комок. – И я потеряла работу… Минти взяли на мое место.
Ианта покачала головой:
– Объясни, пожалуйста, еще раз.
– Натан хочет быть свободным человеком. Ему кажется, что Минти сумеет дать ему свободу.
Мама попыталась переварить новость и сопоставить услышанное с образом зятя, в котором она души не чаяла.
В нашей семье подшучивали, что Натан и Ианта не подпадают ни под один стереотип зятя и тещи: они обожали друг друга. По праздникам Натан посылал ей огромные открытки, привозил подарки: массивные ювелирные украшения и мед в фарфоровых горшочках с гравировкой в виде пузатых пчел. Он возился с ее пенсией, подсчитывал налоги и настоял на том, чтобы оплатить ее медицинскую страховку. Ианта этого не одобряла. «Не хочу быть обузой, и частные врачи мне не нравятся, – признавалась она мне. – Мне их руки не нравятся. Слишком ухоженные». Мама потеребила завитки волос у шеи.
– Ты всегда была так занята, Роуз. У тебя совсем не оставалось времени – вечно все на бегу.
Признаю, мы всегда рассматриваем события с нашей личной точки зрения, но реакция матери задела.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Это ужасно. – Ианта откинулась на стуле. У нее был уязвленный вид; она вдруг показалась мне измученной ожиданиями, которые столь жестоко не оправдались. – И с этой мерзкой девчонкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79