Обычно я рассказываю им, как соблюдать правила элементарной гигиены, ухаживать за ребенком, вести домашнее хозяйство и распоряжаться теми жалкими грошами, которые изредка перепадают им от их соплеменников-мужчин. Мне не дано знать, насколько быстро даже лучшие из них забудут все, чему научились здесь, или же усвоят ли они вообще хоть что-либо полезное. По крайней мере, я надеюсь, что, выходя замуж, какая-нибудь девушка будет реально представлять, что ей надлежит делать; кто-то сможет спасти жизнь младенца, а чей-то муж будет относиться к жене как к равной, потому что она научена тому, что с ней должно обращаться именно так. Ты знаешь, Лиз, – тут Дженайна улыбнулась, – мы, жители Запада, просто счастливцы. Когда выйдет замуж Бет, когда выйдешь замуж ты, для вас достоинство и равенство в браке будут неотъемлемым правом.
– Но так ли это? – возразила девушка. – А как же та поговорка, которая недавно прозвучала в радиоинсценировке пьесы? Вы тогда еще перевели ее для меня, помните: «В любви всегда один целует, другой подставляет для поцелуя щеку»? Дженайна расхохоталась:
– Один-ноль в твою пользу! Но только пьеса та была пустой комедией, в Париже таких пруд пруди. И конечно, вполне допустимо как для мужчины, так и для женщины поддерживать какой-то односторонний флирт – если сердце твое свободно. Но в браке – никогда! Я постоянно твержу Бет, что перед тем, как выйти замуж, она должна быть уверена не только в своих чувствах, и, если ты позволишь, Лиз, мне хотелось бы то же сказать и тебе.
– Конечно, спасибо. Но… вы знаете, я не думаю о замужестве.
– Так-таки и не думаешь? – Дженайна замолчала, нахмурившись над вычерчиваемой ею таблицей пищевой ценности продуктов. – Значит, ты рассталась со своим молодым человеком в Лондоне навсегда?
– Именно так.
– По причине вмешательства отца или же ты сама приняла такое решение? Можешь не отвечать, если тебе трудно говорить об этом.
– Да нет, не трудно, – ответила Лиз и неожиданно почувствовала, что так оно и есть. Просто удивительно! Можно ли было представить себе, что меньше чем через две недели у нее получится думать о Марте Джитин без ревности и вспоминать о Робине без боли! – Если честно, – продолжила она, – то ни по той, ни по другой причине. Его чувства ко мне поблекли, поскольку он отдал предпочтение другой девушке. А кстати, кто рассказал вам все это – про Робина Клэра и меня?
– Твой отец. Он говорил со мной о тебе перед тем, как уехать в отпуск. А когда вернулся, еще до твоего приезда сюда, поведал о твоем увлечении. Он очень надеялся, что ты скоро забудешь Робина.
– Он… он не представлял это как… как нечто ужасное?
Лиз трудно было найти подходящие слова, она чувствовала, как щеки заливает горячая краска стыда.
– Дорогая моя, конечно же нет! – Дженайна энергично покачала головой. – Он был лишь встревожен, поскольку, по его мнению, твой выбор был не слишком удачен, и считал, что тебе лучше пережить небольшое горе сейчас, чем испытывать огромное сожаление позже.
– Что же, я рада, – ответила Лиз, благодарная Дженайне за то, что та поняла ее, – ведь я не сделала ничего такого, чего бы мне следовало стыдиться.
При дальнейших разговорах выяснилось, что Дженайна уверена, будто Лиз приехала сюда на постоянное жительство, и девушка решила, что ей следует сказать правду.
– Боюсь, я ввела Бет в заблуждение по этому поводу, – призналась она. – Доктор Йейт пообещал поговорить на эту тему с папой, как только тот будет достаточно здоров. На самом же деле в тот вечер, перед тем как случился приступ, папа сказал, что я должна буду вернуться в Лондон.
– О, боже правый, а я-то думала, что этот вопрос уже решен! Но не стоит огорчаться. – Дженайна заметно приободрилась. – Коль скоро Роджер намерен выступить в качестве твоего ходатая, можешь быть уверена, что он все уладит. Если на его пути встречаются препятствия, он демонстрирует такое упорство и терпение, каких я не видела больше ни у кого. Именно так он и вылечил Бет – он просто не допустил бы и мысли о поражении. Если Роджер считает, что ты должна остаться, ты почти наверняка останешься. А ты ведь этого хочешь, не так ли?
– Очень, особенно теперь, – кивнула Лиз.
Дженайна пристально посмотрела на нее.
– А такое желание было у тебя не всегда? – спросила она.
– Оно появилось только тогда, когда я поняла, что папа нуждается во мне и хочет, чтобы я осталась, с каким бы упорством он ни говорил свое «нет». Мне вообще не хотелось сюда ехать, я и теперь ужасаюсь местной жаре и мрачному жилищу отца. У меня такое ощущение, будто кто-то вот-вот выстрелит в меня из-за стены или выльет расплавленный свинец, как это бывало при осаде средневековых крепостей. И никаких занавесок на окнах, а ставни покрыты шелушащейся темно-серой краской, которая в Англии используется только в качестве грунтовки!
– Бедная Лиз! – рассмеялась Дженайна. – Ты еще не знаешь, что такое песчаная буря, иначе была бы благодарна за то, что стены толстые, а окна и двери глубоко утоплены в них! Что же касается сходства с крепостью – это вековая традиция в архитектуре оазисов, и французской администрации нравится, когда и новые здания строят в том же стиле. Занавески? Пойми: они не выдержат здешнего солнца и ветров в течение долгого времени. Однако мне нравится, когда они есть на окнах, и я не вижу причин, почему бы тебе отказываться от них. Я помогу тебе подобрать ткань. И на твоем месте я бы еще разбила на плоской крыше вашего дома небольшой садик. Зонты от солнца, кое-какая садовая мебель и олеандры или розовый лавр в нарядных кадках, расставленные там и тут. Господи, да Бет с удовольствием спланирует его для тебя. И тогда уже ты сама сможешь стрелять или лить кипящее масло с крепостных стен. Но, конечно, только в своих врагов. Друзей ты будешь встречать дождем из цветочных лепестков!
– Звучит восхитительно, – вздохнула Лиз. – Но все будет зависеть от того, останусь я тут или нет, и от того, согласятся ли супруги Симон на такую реконструкцию дома.
– О, здесь люди охотно идут навстречу друг другу, месье Симон и не подумает возражать. Что же касается всего остального, я не сомневаюсь, что Роджер сможет убедить твоего отца.
Однако у Лиз такой уверенности не было. Отец высказался по этому поводу очень недвусмысленно. Однако в один прекрасный день, когда он уже шел на поправку, но после третьего приступа малярии, предсказанного Роджером Йейтом, был все еще слаб, Лиз попала не к нему в палату, а в кабинет Роджера.
Приведшая ее сюда больничная привратница, женщина с тихим, ласковым голосом, сказала, что доктор скоро придет. Сейчас он ведет осмотр пациентов клиники, но просил передать, что хотел бы видеть «мадемуазель Шэпар» до того, как она пойдет в палату отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Но так ли это? – возразила девушка. – А как же та поговорка, которая недавно прозвучала в радиоинсценировке пьесы? Вы тогда еще перевели ее для меня, помните: «В любви всегда один целует, другой подставляет для поцелуя щеку»? Дженайна расхохоталась:
– Один-ноль в твою пользу! Но только пьеса та была пустой комедией, в Париже таких пруд пруди. И конечно, вполне допустимо как для мужчины, так и для женщины поддерживать какой-то односторонний флирт – если сердце твое свободно. Но в браке – никогда! Я постоянно твержу Бет, что перед тем, как выйти замуж, она должна быть уверена не только в своих чувствах, и, если ты позволишь, Лиз, мне хотелось бы то же сказать и тебе.
– Конечно, спасибо. Но… вы знаете, я не думаю о замужестве.
– Так-таки и не думаешь? – Дженайна замолчала, нахмурившись над вычерчиваемой ею таблицей пищевой ценности продуктов. – Значит, ты рассталась со своим молодым человеком в Лондоне навсегда?
– Именно так.
– По причине вмешательства отца или же ты сама приняла такое решение? Можешь не отвечать, если тебе трудно говорить об этом.
– Да нет, не трудно, – ответила Лиз и неожиданно почувствовала, что так оно и есть. Просто удивительно! Можно ли было представить себе, что меньше чем через две недели у нее получится думать о Марте Джитин без ревности и вспоминать о Робине без боли! – Если честно, – продолжила она, – то ни по той, ни по другой причине. Его чувства ко мне поблекли, поскольку он отдал предпочтение другой девушке. А кстати, кто рассказал вам все это – про Робина Клэра и меня?
– Твой отец. Он говорил со мной о тебе перед тем, как уехать в отпуск. А когда вернулся, еще до твоего приезда сюда, поведал о твоем увлечении. Он очень надеялся, что ты скоро забудешь Робина.
– Он… он не представлял это как… как нечто ужасное?
Лиз трудно было найти подходящие слова, она чувствовала, как щеки заливает горячая краска стыда.
– Дорогая моя, конечно же нет! – Дженайна энергично покачала головой. – Он был лишь встревожен, поскольку, по его мнению, твой выбор был не слишком удачен, и считал, что тебе лучше пережить небольшое горе сейчас, чем испытывать огромное сожаление позже.
– Что же, я рада, – ответила Лиз, благодарная Дженайне за то, что та поняла ее, – ведь я не сделала ничего такого, чего бы мне следовало стыдиться.
При дальнейших разговорах выяснилось, что Дженайна уверена, будто Лиз приехала сюда на постоянное жительство, и девушка решила, что ей следует сказать правду.
– Боюсь, я ввела Бет в заблуждение по этому поводу, – призналась она. – Доктор Йейт пообещал поговорить на эту тему с папой, как только тот будет достаточно здоров. На самом же деле в тот вечер, перед тем как случился приступ, папа сказал, что я должна буду вернуться в Лондон.
– О, боже правый, а я-то думала, что этот вопрос уже решен! Но не стоит огорчаться. – Дженайна заметно приободрилась. – Коль скоро Роджер намерен выступить в качестве твоего ходатая, можешь быть уверена, что он все уладит. Если на его пути встречаются препятствия, он демонстрирует такое упорство и терпение, каких я не видела больше ни у кого. Именно так он и вылечил Бет – он просто не допустил бы и мысли о поражении. Если Роджер считает, что ты должна остаться, ты почти наверняка останешься. А ты ведь этого хочешь, не так ли?
– Очень, особенно теперь, – кивнула Лиз.
Дженайна пристально посмотрела на нее.
– А такое желание было у тебя не всегда? – спросила она.
– Оно появилось только тогда, когда я поняла, что папа нуждается во мне и хочет, чтобы я осталась, с каким бы упорством он ни говорил свое «нет». Мне вообще не хотелось сюда ехать, я и теперь ужасаюсь местной жаре и мрачному жилищу отца. У меня такое ощущение, будто кто-то вот-вот выстрелит в меня из-за стены или выльет расплавленный свинец, как это бывало при осаде средневековых крепостей. И никаких занавесок на окнах, а ставни покрыты шелушащейся темно-серой краской, которая в Англии используется только в качестве грунтовки!
– Бедная Лиз! – рассмеялась Дженайна. – Ты еще не знаешь, что такое песчаная буря, иначе была бы благодарна за то, что стены толстые, а окна и двери глубоко утоплены в них! Что же касается сходства с крепостью – это вековая традиция в архитектуре оазисов, и французской администрации нравится, когда и новые здания строят в том же стиле. Занавески? Пойми: они не выдержат здешнего солнца и ветров в течение долгого времени. Однако мне нравится, когда они есть на окнах, и я не вижу причин, почему бы тебе отказываться от них. Я помогу тебе подобрать ткань. И на твоем месте я бы еще разбила на плоской крыше вашего дома небольшой садик. Зонты от солнца, кое-какая садовая мебель и олеандры или розовый лавр в нарядных кадках, расставленные там и тут. Господи, да Бет с удовольствием спланирует его для тебя. И тогда уже ты сама сможешь стрелять или лить кипящее масло с крепостных стен. Но, конечно, только в своих врагов. Друзей ты будешь встречать дождем из цветочных лепестков!
– Звучит восхитительно, – вздохнула Лиз. – Но все будет зависеть от того, останусь я тут или нет, и от того, согласятся ли супруги Симон на такую реконструкцию дома.
– О, здесь люди охотно идут навстречу друг другу, месье Симон и не подумает возражать. Что же касается всего остального, я не сомневаюсь, что Роджер сможет убедить твоего отца.
Однако у Лиз такой уверенности не было. Отец высказался по этому поводу очень недвусмысленно. Однако в один прекрасный день, когда он уже шел на поправку, но после третьего приступа малярии, предсказанного Роджером Йейтом, был все еще слаб, Лиз попала не к нему в палату, а в кабинет Роджера.
Приведшая ее сюда больничная привратница, женщина с тихим, ласковым голосом, сказала, что доктор скоро придет. Сейчас он ведет осмотр пациентов клиники, но просил передать, что хотел бы видеть «мадемуазель Шэпар» до того, как она пойдет в палату отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48