Ничего не видя перед собой, чувствуя разбитость и головокружение, она сложила просторный корсет мадам Трессолёр и стала готовиться ко сну.
Вытянувшись в своей красивой девичьей кровати, Го почувствовала озноб: постель, как и все в этой лачуге, с каждым днем становилась все более холодной и влажной. Но молодость взяла свое, и, не переставая плакать, она в конце концов согрелась и заснула.
…Пасмурные дни миновали, наступил февраль, установилась хорошая, тихая погода.
Янн вышел от судовладельца, получив причитающуюся ему долю за летний улов – полторы тысячи франков, которые, по заведенному в семье обычаю, намеревался отдать матери. Год был удачным, и Янн шел домой в добром расположении духа.
Недалеко от Плубазланека на обочине дороги он увидал стайку смеющихся мальчишек, окруживших старушку, которая размахивала палкой. Бабушка Моан!.. Добрая бабушка Моан, которую Сильвестр обожал, – на земле, оборванная! Безумная нищенка, из тех, что толпами бродят по дорогам!.. Ему стало не по себе.
Мальчишки убили ее кота, и она в гневе и отчаянии грозила им палкой.
– Ах, если б он был здесь, мой бедный мальчик, вы бы не посмели, мерзкие негодники!
Она, наверное, упала, гоняясь за ними с палкой; чепец ее сбился набок, все платье перепачкалось в грязи. Говорили даже, что она бывает пьяна. Это случается в Бретани с бедными стариками, на которых обрушиваются несчастья. Но Янн не верил этому, зная ее как почтенную старушку, не имеющую тяги к спиртному.
– Вам не стыдно? – разгневанно набросился он на мальчишек.
В мгновение ока пристыженные, смущенные озорники разбежались в страхе перед Большим Гаосом.
Го, в это время возвращавшаяся из Пемполя, издали заметила людей и среди них бабушку Ивонну. Испуганная, она подбежала узнать, в чем дело, и все поняла, увидев убитого кота.
Она подняла прямой, искренний взгляд на Янна, и он не отвел глаз: в эту минуту им не хотелось избегать друг друга. Они лишь покраснели оба, растерянные, что вдруг оказались рядом. Они смотрели друг на друга с мыслью о сострадании и защите, и не злость, а почти нежность владела ими.
Мальчишки уже давно ненавидели несчастного кота из-за его черной шерсти и дьявольской наружности. На самом же деле это было добрейшее существо со спокойной ласковой мордочкой. Мальчишки забили его камнями, и у него вывалился глаз. Несчастная старуха, расстроенная, бормочущая угрозы, нетвердой походкой удалялась, держа за хвост мертвое животное.
– Ах, бедный мой мальчик, бедный мой мальчик, если бы ты был на этом свете, они не посмели бы сделать это, конечно, не посмели бы!..
По ее морщинистому лицу текли слезы, натруженные жилистые руки дрожали.
Го поправила ей чепец и пыталась утешить нежными словами. Янн негодовал: можно ли, чтоб дети были такими злыми? Сделать такое бедной старухе! Ему тоже на глаза наворачивались слезы. Он шел позади этой женщины, впавшей в детство, и сердце его разрывалось на части. Он думал о Сильвестре, так ее любившем, о том, какое страшное горе было бы для него, если бы кто-нибудь ему предсказал, что она закончит свою жизнь среди нищеты и насмешек.
А Го извинялась перед Янном за ее одежду.
– Она упала, вот и испачкалась, – тихо говорила девушка. – Платье у нее не новое, это правда, ведь мы живем бедно, месье Янн, но я только вчера его штопала, и сегодня утром, когда я уходила, оно было в порядке.
Он долго смотрел на нее, гораздо более тронутый этим нехитрым объяснением, чем если бы она говорила мудреные фразы, сыпала упреками и плакала. Они зашагали рядом. Он знал, что по красоте Го нет равных в округе, но теперь ему казалось, что с тех пор как девушка надела траур и впала в нищету, она сделалась еще красивее. Облик посуровел, взгляд серых, льняных глаз стал каким-то сдержанным, скрытным, но, несмотря на это, проникал в самую душу. Фигура вполне оформилась. Ей шел двадцать третий год, и красота ее была в полном расцвете.
Теперь Го одета как дочь рыбака – в черное платье без украшений и простой чепец, и непонятно, откуда у нее этот вид барышни. Разве что корсет, по прежней привычке, у нее чуть лучше, чем у других; облегает фигуру, обрисовывает округлую грудь и плечи… Но нет, что-то таится в ней самой, какое-то врожденное благородство есть в ее спокойном голосе и взгляде.
Разумеется, он провожал их до самого дома. Они шли втроем, словно намереваясь похоронить кота, и эта процессия теперь выглядела немного смешно. Посреди находилась Ивонна, справа – Го, взволнованная, с розовыми щеками, слева – Большой Янн, задумчивый, с высоко поднятой головой.
Между тем гнев бедной старушки внезапно утих, она сама поправила на голове чепец и, уже ни слова не говоря, искоса бросала проясневший взгляд то на одного, то на другого своего спутника.
Го тоже молчала – из боязни дать Янну удобную возможность проститься с ними. Ей хотелось оставаться под его добрым, мягким взглядом, идти с закрытыми глазами, чтобы ничего больше не видеть, долго, будто во сне, надеясь, что до их пустого и мрачного дома, где все разом исчезнет, еще целая вечность.
У порога сердце девушки будто перестало биться. Ивонна, не оборачиваясь, вошла в дом, за ней нетвердой походкой – Го, за ней – Янн…
Он пришел в этот дом впервые и, вероятно, без цели – какая у него может быть цель? Переступая порог, рыбак дотронулся рукой до шапки, а затем, встретив глазами портрет Сильвестра в венке, медленно приблизился к нему, будто к могиле.
Го стояла, опершись руками о стол. Янн осматривался в убогом жилище двух одиноких женщин, убогом, несмотря на прибранный и пристойный вид, а девушка следила за взглядом рыбака. Быть может, он почувствует хоть толику сострадания, видя, до какой нужды она дошла? Ничего от прежнего богатства не осталось, кроме белой кровати, красивой девичьей кровати…
И невольно глаза Янна остановились на Го. Он молчал. Почему он не уходит?.. Старушка, в моменты просветления все еще проявлявшая немалую проницательность, делала вид, что ничего не замечает. Молодые люди стояли друг перед другом, молчаливые и взволнованные, и в глазах у каждого читался какой-то в высшей степени важный вопрос.
Но время шло, и с каждой секундой, казалось, молчание было все труднее нарушить. А они все вглядывались друг в друга, пребывая в торжественном ожидании чего-то небывалого, что медлило прийти.
– Го, – начал он тихим серьезным голосом, – если вы по-прежнему хотите…
Что он говорит?.. В словах угадывалось какое-то важное решение, неожиданное, как и все у него, решение, которое он едва осмеливался высказать…
– Если вы по-прежнему хотите… Улов в этом году хорошо продан, у меня есть немного денег…
Если она по-прежнему хочет?.. Но о чем он? Не ослышалась ли она? Ее подавила грандиозность того, что она, как ей казалось, начинала понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Вытянувшись в своей красивой девичьей кровати, Го почувствовала озноб: постель, как и все в этой лачуге, с каждым днем становилась все более холодной и влажной. Но молодость взяла свое, и, не переставая плакать, она в конце концов согрелась и заснула.
…Пасмурные дни миновали, наступил февраль, установилась хорошая, тихая погода.
Янн вышел от судовладельца, получив причитающуюся ему долю за летний улов – полторы тысячи франков, которые, по заведенному в семье обычаю, намеревался отдать матери. Год был удачным, и Янн шел домой в добром расположении духа.
Недалеко от Плубазланека на обочине дороги он увидал стайку смеющихся мальчишек, окруживших старушку, которая размахивала палкой. Бабушка Моан!.. Добрая бабушка Моан, которую Сильвестр обожал, – на земле, оборванная! Безумная нищенка, из тех, что толпами бродят по дорогам!.. Ему стало не по себе.
Мальчишки убили ее кота, и она в гневе и отчаянии грозила им палкой.
– Ах, если б он был здесь, мой бедный мальчик, вы бы не посмели, мерзкие негодники!
Она, наверное, упала, гоняясь за ними с палкой; чепец ее сбился набок, все платье перепачкалось в грязи. Говорили даже, что она бывает пьяна. Это случается в Бретани с бедными стариками, на которых обрушиваются несчастья. Но Янн не верил этому, зная ее как почтенную старушку, не имеющую тяги к спиртному.
– Вам не стыдно? – разгневанно набросился он на мальчишек.
В мгновение ока пристыженные, смущенные озорники разбежались в страхе перед Большим Гаосом.
Го, в это время возвращавшаяся из Пемполя, издали заметила людей и среди них бабушку Ивонну. Испуганная, она подбежала узнать, в чем дело, и все поняла, увидев убитого кота.
Она подняла прямой, искренний взгляд на Янна, и он не отвел глаз: в эту минуту им не хотелось избегать друг друга. Они лишь покраснели оба, растерянные, что вдруг оказались рядом. Они смотрели друг на друга с мыслью о сострадании и защите, и не злость, а почти нежность владела ими.
Мальчишки уже давно ненавидели несчастного кота из-за его черной шерсти и дьявольской наружности. На самом же деле это было добрейшее существо со спокойной ласковой мордочкой. Мальчишки забили его камнями, и у него вывалился глаз. Несчастная старуха, расстроенная, бормочущая угрозы, нетвердой походкой удалялась, держа за хвост мертвое животное.
– Ах, бедный мой мальчик, бедный мой мальчик, если бы ты был на этом свете, они не посмели бы сделать это, конечно, не посмели бы!..
По ее морщинистому лицу текли слезы, натруженные жилистые руки дрожали.
Го поправила ей чепец и пыталась утешить нежными словами. Янн негодовал: можно ли, чтоб дети были такими злыми? Сделать такое бедной старухе! Ему тоже на глаза наворачивались слезы. Он шел позади этой женщины, впавшей в детство, и сердце его разрывалось на части. Он думал о Сильвестре, так ее любившем, о том, какое страшное горе было бы для него, если бы кто-нибудь ему предсказал, что она закончит свою жизнь среди нищеты и насмешек.
А Го извинялась перед Янном за ее одежду.
– Она упала, вот и испачкалась, – тихо говорила девушка. – Платье у нее не новое, это правда, ведь мы живем бедно, месье Янн, но я только вчера его штопала, и сегодня утром, когда я уходила, оно было в порядке.
Он долго смотрел на нее, гораздо более тронутый этим нехитрым объяснением, чем если бы она говорила мудреные фразы, сыпала упреками и плакала. Они зашагали рядом. Он знал, что по красоте Го нет равных в округе, но теперь ему казалось, что с тех пор как девушка надела траур и впала в нищету, она сделалась еще красивее. Облик посуровел, взгляд серых, льняных глаз стал каким-то сдержанным, скрытным, но, несмотря на это, проникал в самую душу. Фигура вполне оформилась. Ей шел двадцать третий год, и красота ее была в полном расцвете.
Теперь Го одета как дочь рыбака – в черное платье без украшений и простой чепец, и непонятно, откуда у нее этот вид барышни. Разве что корсет, по прежней привычке, у нее чуть лучше, чем у других; облегает фигуру, обрисовывает округлую грудь и плечи… Но нет, что-то таится в ней самой, какое-то врожденное благородство есть в ее спокойном голосе и взгляде.
Разумеется, он провожал их до самого дома. Они шли втроем, словно намереваясь похоронить кота, и эта процессия теперь выглядела немного смешно. Посреди находилась Ивонна, справа – Го, взволнованная, с розовыми щеками, слева – Большой Янн, задумчивый, с высоко поднятой головой.
Между тем гнев бедной старушки внезапно утих, она сама поправила на голове чепец и, уже ни слова не говоря, искоса бросала проясневший взгляд то на одного, то на другого своего спутника.
Го тоже молчала – из боязни дать Янну удобную возможность проститься с ними. Ей хотелось оставаться под его добрым, мягким взглядом, идти с закрытыми глазами, чтобы ничего больше не видеть, долго, будто во сне, надеясь, что до их пустого и мрачного дома, где все разом исчезнет, еще целая вечность.
У порога сердце девушки будто перестало биться. Ивонна, не оборачиваясь, вошла в дом, за ней нетвердой походкой – Го, за ней – Янн…
Он пришел в этот дом впервые и, вероятно, без цели – какая у него может быть цель? Переступая порог, рыбак дотронулся рукой до шапки, а затем, встретив глазами портрет Сильвестра в венке, медленно приблизился к нему, будто к могиле.
Го стояла, опершись руками о стол. Янн осматривался в убогом жилище двух одиноких женщин, убогом, несмотря на прибранный и пристойный вид, а девушка следила за взглядом рыбака. Быть может, он почувствует хоть толику сострадания, видя, до какой нужды она дошла? Ничего от прежнего богатства не осталось, кроме белой кровати, красивой девичьей кровати…
И невольно глаза Янна остановились на Го. Он молчал. Почему он не уходит?.. Старушка, в моменты просветления все еще проявлявшая немалую проницательность, делала вид, что ничего не замечает. Молодые люди стояли друг перед другом, молчаливые и взволнованные, и в глазах у каждого читался какой-то в высшей степени важный вопрос.
Но время шло, и с каждой секундой, казалось, молчание было все труднее нарушить. А они все вглядывались друг в друга, пребывая в торжественном ожидании чего-то небывалого, что медлило прийти.
– Го, – начал он тихим серьезным голосом, – если вы по-прежнему хотите…
Что он говорит?.. В словах угадывалось какое-то важное решение, неожиданное, как и все у него, решение, которое он едва осмеливался высказать…
– Если вы по-прежнему хотите… Улов в этом году хорошо продан, у меня есть немного денег…
Если она по-прежнему хочет?.. Но о чем он? Не ослышалась ли она? Ее подавила грандиозность того, что она, как ей казалось, начинала понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47