Иное
Откровение эзотериста
Посвящается Антуану Рокантену
и всем тем, кого одолевает ТОШНОТА
Есть люди, которым снятся дурные сны, отравляющие им и дневное
существование. Для многих же дневная жизнь кажется дурным сном, и
они страстно желают наступления ночи, когда пробуждаются духи.
Карл Густав Юнг
Мы больше не ищем Бога. Мы сами - Бог. Мы убиваем и умираем вместе с
убитыми, мы творим и воскресаем вместе с нашими снами.
Герман Гессе
СОН
Мир белковой материи окутал меня промозглостью осени и смрадом
городских трущоб.
Трансматериализация прошла, как обычно, более или менее гладко - я
покинул метафизические слои, чтобы воплотиться в своё материальное
"я" здесь, в этом неуютном, грубом, душном, слепом,
невежественно-тёмном, обременённом веществом, временем и
пространством, мирке условно-живых существ. Порой я завидую им, этим
странным существам, завидую их мужественной покорности судьбе, их
отчаянной решимости жить вопреки всякой логике, жить во что бы то ни
стало - они смертны, и это не является для них тайной. Жить ради
грядущей смерти - это ли не мужество? Мужество, бред и абсурд...
Впрочем, эти вспышки зависти крайне редки. Чаще я подвержен
изумлению. Я бессмертен, мне трудно постичь слабых, полуслепых, но
фатально-отчаянных людей. К чему жить, если жизнь - всего лишь
прелюдия к тому краткому мигу, который зовётся смертью? Впрочем,
жизнь и смерть всегда шествуют бок о бок: не будь смерти, не было бы
и жизни. Я - бессмертен, и потому я не живу. Я просто есмь.
Кто же я?
Дух, трансфизический сгусток разума, Монада, концентрат вечного "я",
синтез личного Эго и безличного Мирового Духа, вместилище полного
знания об Абсолюте, нематериальная, внепространственная и
вневременная субстанция. Мой мир лежит в высших сферах бытия, где
нет места ни материи, ни смерти, ни рождению. Время минует меня,
лишая жизни (ибо жизнь, хотя и краткий, но всё же отрезок времени),
пространство обволакивает метафизические слои, не смея коснуться их
своею тягучею бесконечностью, - я есмь всегда и везде. Но нет,
"всегда и везде" - атрибуты материального мира; я - миг, я -
точка, лишённая границ. Мой мир непостижим для человека, этого
примитивного трёхмерного существа, увязшего в потоке времени.
Мой мир. Что я знаю о нём?
Ничего.
Разум затмевается завесой полного забвения, когда дух мой обретает
материальную сущность. Уподобляясь белковым существам, я "вспоминаю"
свои прошлые погружения в мир грубой физической реальности.
(Прошлые! принимая материальную форму, я начинаю мыслить категориями
времени и пространства... как это пошло!) Там, во вселенной
метафизики и чисто духовного бытия, я начисто лишён знания об этом
мире, мире бренном, смертном и несовершенном; попадая сюда, в низшую
вселенную времени-пространства, я забываю о мире том: он сокрыт от
моего разума почти полностью. Именно "почти", ибо память о нём всё
же таится где-то на задворках подсознания. Транспереход совершенно
преобразует меня, остаётся лишь частица моего самосознающего "я" -
и ничего более.
Зачем я здесь?
Процесс материализации (процесс! опять временная категория) включает
некую глобальную программу, заложенную во мне и заменяющую мою волю;
эта программа влечёт моё бренное физическое тело к цели, оставляя
дух в пассивной созерцательности. Я становлюсь безвольным сгустком
материи.
Цель?
Самая примитивная и прозаическая - подпитка энергией. Мой мир
обладает одним характерным несовершенством: он не в состоянии
обеспечить жизнеспособность нематериальных духовных субстанций, к
коим принадлежу я, своими собственными ресурсами; для поддержания
оной время от времени (нет-нет, никакого "времени", это лишь чистая
условность) требуется подпитка определённого вида материальной
энергией, за которой и отправляются наши бестелесные духи в бренный
мир белковых существ.
Энергия?
Это особый вид тонкой материи, которая эманирует в момент смерти
белкового существа - в тот самый момент, когда грубая материальная
оболочка, именуемая телом, вступает в фазу необратимого
биологического разложения. Эту эманацию, или тонкую материю, люди
называют "душой". Таким образом, я питаюсь душами умирающих существ
- неважно, человек это или низшее животное. Здесь главное - не
упустить нужный момент, ибо душа сохраняет свою цельность и
обособленность лишь в миг отрыва от тела; потом, по прошествии
времени, эманирующая тонкая материя растворяется в космическом эфире
и обезличивается. Сгусток энергии, заключённый в освобождённой душе,
поглощается бессмертным духом в соответствии с программой, которая
заложена в каждом духовном существе, прошедшем процесс
трансматериализации. У людей подобная программа именуется
"инстинктом".
Самый верный способ улучить нужный момент и "поймать" отлетающую
душу - убить белковое существо. В своем материальном обличии мы,
духи, снабжены всеми необходимыми средствами для убийства.
Каков я в этом обличии?
Не знаю.
Я никогда не видел себя со стороны. Мой облик не отражается в
зеркале. Но одно я знаю наверняка: любая тварь, будь то человек,
хищный зверь или безобидное травоядное, при виде меня впадает в
состояние транса, панического ужаса, сменяемое затем безропотным
подчинением моей воле, или могущественной программе, чьё
телепатическое и гипнотическое воздействие полностью парализует волю
обречённой жертвы. Никто никогда не оказывал мне сопротивления. Не
осмелился.
Помню, в одно из своих прошлых воплощений я очутился в зоне, которая
на языке людей именуется "африканской саванной". В нескольких шагах
от меня, на выжженной солнцем траве, мирно расположилась семья -
отец-лев, мать-львица и три их детёныша. Львица блаженно щурилась,
полулежа на горячей земле, и урчала от удовольствия, её игривые
отпрыски, повизгивая и мяукая, карабкались на мать, то и дело
скатываясь и падая, снова карабкались, и снова падали, а глава
семейства, гордый и могучий лев, словно патриарх, благодушно взирал
на семейную идиллию, одновременно зорко озираясь в поисках возможной
опасности. Впрочем, какая опасность может грозить льву в исконных
его владениях?
И тут появляюсь я.
Глаза обоих хищников становятся стеклянными. Они уже знают, кто я и
что я, знают, зачем я пришёл, древний инстинкт безошибочно диктует
им условия игры. Игры со смертью. Безропотно приемлют они свою
судьбу, лишь хвост матери-львицы трижды бьётся о пыльную землю - и
безвольно замирает. Несмышлёные львята продолжают резвиться у лап
матери, но уже нависла над ними могучая громада отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Откровение эзотериста
Посвящается Антуану Рокантену
и всем тем, кого одолевает ТОШНОТА
Есть люди, которым снятся дурные сны, отравляющие им и дневное
существование. Для многих же дневная жизнь кажется дурным сном, и
они страстно желают наступления ночи, когда пробуждаются духи.
Карл Густав Юнг
Мы больше не ищем Бога. Мы сами - Бог. Мы убиваем и умираем вместе с
убитыми, мы творим и воскресаем вместе с нашими снами.
Герман Гессе
СОН
Мир белковой материи окутал меня промозглостью осени и смрадом
городских трущоб.
Трансматериализация прошла, как обычно, более или менее гладко - я
покинул метафизические слои, чтобы воплотиться в своё материальное
"я" здесь, в этом неуютном, грубом, душном, слепом,
невежественно-тёмном, обременённом веществом, временем и
пространством, мирке условно-живых существ. Порой я завидую им, этим
странным существам, завидую их мужественной покорности судьбе, их
отчаянной решимости жить вопреки всякой логике, жить во что бы то ни
стало - они смертны, и это не является для них тайной. Жить ради
грядущей смерти - это ли не мужество? Мужество, бред и абсурд...
Впрочем, эти вспышки зависти крайне редки. Чаще я подвержен
изумлению. Я бессмертен, мне трудно постичь слабых, полуслепых, но
фатально-отчаянных людей. К чему жить, если жизнь - всего лишь
прелюдия к тому краткому мигу, который зовётся смертью? Впрочем,
жизнь и смерть всегда шествуют бок о бок: не будь смерти, не было бы
и жизни. Я - бессмертен, и потому я не живу. Я просто есмь.
Кто же я?
Дух, трансфизический сгусток разума, Монада, концентрат вечного "я",
синтез личного Эго и безличного Мирового Духа, вместилище полного
знания об Абсолюте, нематериальная, внепространственная и
вневременная субстанция. Мой мир лежит в высших сферах бытия, где
нет места ни материи, ни смерти, ни рождению. Время минует меня,
лишая жизни (ибо жизнь, хотя и краткий, но всё же отрезок времени),
пространство обволакивает метафизические слои, не смея коснуться их
своею тягучею бесконечностью, - я есмь всегда и везде. Но нет,
"всегда и везде" - атрибуты материального мира; я - миг, я -
точка, лишённая границ. Мой мир непостижим для человека, этого
примитивного трёхмерного существа, увязшего в потоке времени.
Мой мир. Что я знаю о нём?
Ничего.
Разум затмевается завесой полного забвения, когда дух мой обретает
материальную сущность. Уподобляясь белковым существам, я "вспоминаю"
свои прошлые погружения в мир грубой физической реальности.
(Прошлые! принимая материальную форму, я начинаю мыслить категориями
времени и пространства... как это пошло!) Там, во вселенной
метафизики и чисто духовного бытия, я начисто лишён знания об этом
мире, мире бренном, смертном и несовершенном; попадая сюда, в низшую
вселенную времени-пространства, я забываю о мире том: он сокрыт от
моего разума почти полностью. Именно "почти", ибо память о нём всё
же таится где-то на задворках подсознания. Транспереход совершенно
преобразует меня, остаётся лишь частица моего самосознающего "я" -
и ничего более.
Зачем я здесь?
Процесс материализации (процесс! опять временная категория) включает
некую глобальную программу, заложенную во мне и заменяющую мою волю;
эта программа влечёт моё бренное физическое тело к цели, оставляя
дух в пассивной созерцательности. Я становлюсь безвольным сгустком
материи.
Цель?
Самая примитивная и прозаическая - подпитка энергией. Мой мир
обладает одним характерным несовершенством: он не в состоянии
обеспечить жизнеспособность нематериальных духовных субстанций, к
коим принадлежу я, своими собственными ресурсами; для поддержания
оной время от времени (нет-нет, никакого "времени", это лишь чистая
условность) требуется подпитка определённого вида материальной
энергией, за которой и отправляются наши бестелесные духи в бренный
мир белковых существ.
Энергия?
Это особый вид тонкой материи, которая эманирует в момент смерти
белкового существа - в тот самый момент, когда грубая материальная
оболочка, именуемая телом, вступает в фазу необратимого
биологического разложения. Эту эманацию, или тонкую материю, люди
называют "душой". Таким образом, я питаюсь душами умирающих существ
- неважно, человек это или низшее животное. Здесь главное - не
упустить нужный момент, ибо душа сохраняет свою цельность и
обособленность лишь в миг отрыва от тела; потом, по прошествии
времени, эманирующая тонкая материя растворяется в космическом эфире
и обезличивается. Сгусток энергии, заключённый в освобождённой душе,
поглощается бессмертным духом в соответствии с программой, которая
заложена в каждом духовном существе, прошедшем процесс
трансматериализации. У людей подобная программа именуется
"инстинктом".
Самый верный способ улучить нужный момент и "поймать" отлетающую
душу - убить белковое существо. В своем материальном обличии мы,
духи, снабжены всеми необходимыми средствами для убийства.
Каков я в этом обличии?
Не знаю.
Я никогда не видел себя со стороны. Мой облик не отражается в
зеркале. Но одно я знаю наверняка: любая тварь, будь то человек,
хищный зверь или безобидное травоядное, при виде меня впадает в
состояние транса, панического ужаса, сменяемое затем безропотным
подчинением моей воле, или могущественной программе, чьё
телепатическое и гипнотическое воздействие полностью парализует волю
обречённой жертвы. Никто никогда не оказывал мне сопротивления. Не
осмелился.
Помню, в одно из своих прошлых воплощений я очутился в зоне, которая
на языке людей именуется "африканской саванной". В нескольких шагах
от меня, на выжженной солнцем траве, мирно расположилась семья -
отец-лев, мать-львица и три их детёныша. Львица блаженно щурилась,
полулежа на горячей земле, и урчала от удовольствия, её игривые
отпрыски, повизгивая и мяукая, карабкались на мать, то и дело
скатываясь и падая, снова карабкались, и снова падали, а глава
семейства, гордый и могучий лев, словно патриарх, благодушно взирал
на семейную идиллию, одновременно зорко озираясь в поисках возможной
опасности. Впрочем, какая опасность может грозить льву в исконных
его владениях?
И тут появляюсь я.
Глаза обоих хищников становятся стеклянными. Они уже знают, кто я и
что я, знают, зачем я пришёл, древний инстинкт безошибочно диктует
им условия игры. Игры со смертью. Безропотно приемлют они свою
судьбу, лишь хвост матери-львицы трижды бьётся о пыльную землю - и
безвольно замирает. Несмышлёные львята продолжают резвиться у лап
матери, но уже нависла над ними могучая громада отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24