Наконец Редар попытался отправить Наю спать:
— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.
Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он... Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.
— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась...
Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:
— Ты приходи еще, Маля, ладно?..
Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:
— Конечно...
Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.
Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось...
Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.
Люди смотрели на него во все глаза, шептались:
— Неладно дело в Мерасе-то.
— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.
Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.
Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:
— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!
Молодой подмастерье Живаль спросил:
— Вы о ком, Учитель?
— Да о порифидах! Совсем загоняли.
Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий. Ну, дает!
Между тем, по Акмолу уже пошли гулять слухи, один невероятнее другого:
— Из Мераса-то, слыхали, гонец прилетел! Да-да, из пауков. Муравьи его всего погрызли — не одного живого места нет. Еле вырвался из их лап. В самом-то поселении никого не осталось.
— Вообще никого?
— Угу. Этот — последний защитник.
— Великая Богиня! Как же Ливаде-то сказать? Ее ж Кемрас в ополченцы пошел. Тоже, значит, полег?
— Да что вы несете?! Разгромили, разгромили муравьев! Пожрали всех до единого!
— Ну да, пожрали! Ты видел, гонец как выглядел? Он последний, кто передвигаться в Мерасе способен. Если уж с пауками такое сотворить смогли, людей так вообще всех в кашу смололи!
— Ох, не болтай. И без тебя тошно. * * *
Младший Повелитель «слушал» служительницу Акину, что была поставлена Наей наблюдать за мастерской оружейников — сколько сделали наконечников, каких, и не утаили ли, не приведи Богиня, хотя бы одного. В комнате перед залой вдруг послышался какой-то шум, шуршание, и разума Фефна коснулась осторожная мысль сторожевого паука.
Прибыл гонец из Мераса.
«Сюда его! Немедленно, — Младший Повелитель легким ментальным толчком отослал Акину. — Пропустить!»
Когда явился посыльный, Фефн от удивления даже приподнялся — много лет ему не доводилось видеть настолько искалеченного паука! Мысленное общение длилось считанные мгновения, но еще очень долго Восьмилапый правитель не шевелясь стоял на месте, обдумывая полученную весть. А потом приказал вызвать к нему Управительницу Наю и Велимана, мастера войны. * * *
Одноглазый мастер сидел в подземелье у Редара — в этот день у пленника выдалось много гостей. Сначала Ная, потом, спозаранку, забежала Лези с привычной уже утренней порцией мяса и каши, немножко посидела, наблюдая, как жадно он ест, — а теперь еще и командир ополченцев, повадками и внешним видом чем-то неуловимо похожий на Кенгара, лучшего охотника пещерного города. Редар был уверен, что эти двое быстро бы нашли общий язык. Кенгар по-настоящему ценил опытных людей, разве что Салестера не любил. Как и сам Редар, кстати.
А вот Велиман ему нравился. Оба пустынники, оба пленники, родственные души — не удивительно, что они быстро сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Вот и сегодня одноглазый воин, оставив своих «криворуких» на растерзание Альрику, спустился вниз, к новому другу. Сначала говорил он один, вспоминал с грустью родную пустыню, уже подернувшуюся пеленой забвения, свой дом с жалким кустиком саксаула, прикрывающим вход, своего высушенного ветрами и солнцем отца, младшую сестру... Рассказывал, как, угодив в плен к смертоносцам, он был поражен небывалой красотой этих мест. Пустыннику, считавшему раньше заросли песчаной колючки у подножья скал буйством растительной жизни, зеленый беспредел Долины Третьего Круга показался невозможным, совершенно невероятным чудом.
Редар слушал мастера войны и вспоминал себя — с каким восторгом он смотрел по сторонам, попав из пустыни в степь. Даже бедные цветами и толстыми сочными стеблями травы вызвали у него изумление. Не удивительно, что, очутившись после песков сразу в плодородном раю Долины Третьего Круга, Велиман так сильно удивился.
А воин уже переключился на историю своего многострадального глаза. В Акмоле ее слышали почти все, причем по десять раз — это единственное, что мастер вообще о себе рассказывал. Редар был в городе новичок, а значит — благодарный слушатель, и Велиман со смешком начал вспоминать:
— Уже почти пять лун прошло, как меня схватили. И очень мне не хотелось дальше с мокрицами обниматься...
Редар улыбнулся, оглядел стены своей темницы.
— Э-э, — пренебрежительно махнул рукой Велиман, — это у тебя здесь так, ерунда. Твари эти омерзительные, любят сырость и гниль, поселили их в старой каменоломне — в галерее, где раньше подземная река протекала. Потом в нее стали гадость всякую, нечистоты сваливать. Река испортилась, загнила, превратилась в тошнотворно зловонную лужу. Нечто подобное мокрицы и обожают больше всего — для них это самое раздолье. Ну, а я должен был каждый день в это месиво спускаться, отлавливать десяток тварей потолще. На завтрак, стало быть. Мне, кстати, мясо мокриц не положено было — кормили похлебкой, да кусок высохшей лепешки давали. Правда, я и не особенно настаивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.
Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он... Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.
— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась...
Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:
— Ты приходи еще, Маля, ладно?..
Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:
— Конечно...
Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.
Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось...
Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.
Люди смотрели на него во все глаза, шептались:
— Неладно дело в Мерасе-то.
— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.
Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.
Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:
— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!
Молодой подмастерье Живаль спросил:
— Вы о ком, Учитель?
— Да о порифидах! Совсем загоняли.
Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий. Ну, дает!
Между тем, по Акмолу уже пошли гулять слухи, один невероятнее другого:
— Из Мераса-то, слыхали, гонец прилетел! Да-да, из пауков. Муравьи его всего погрызли — не одного живого места нет. Еле вырвался из их лап. В самом-то поселении никого не осталось.
— Вообще никого?
— Угу. Этот — последний защитник.
— Великая Богиня! Как же Ливаде-то сказать? Ее ж Кемрас в ополченцы пошел. Тоже, значит, полег?
— Да что вы несете?! Разгромили, разгромили муравьев! Пожрали всех до единого!
— Ну да, пожрали! Ты видел, гонец как выглядел? Он последний, кто передвигаться в Мерасе способен. Если уж с пауками такое сотворить смогли, людей так вообще всех в кашу смололи!
— Ох, не болтай. И без тебя тошно. * * *
Младший Повелитель «слушал» служительницу Акину, что была поставлена Наей наблюдать за мастерской оружейников — сколько сделали наконечников, каких, и не утаили ли, не приведи Богиня, хотя бы одного. В комнате перед залой вдруг послышался какой-то шум, шуршание, и разума Фефна коснулась осторожная мысль сторожевого паука.
Прибыл гонец из Мераса.
«Сюда его! Немедленно, — Младший Повелитель легким ментальным толчком отослал Акину. — Пропустить!»
Когда явился посыльный, Фефн от удивления даже приподнялся — много лет ему не доводилось видеть настолько искалеченного паука! Мысленное общение длилось считанные мгновения, но еще очень долго Восьмилапый правитель не шевелясь стоял на месте, обдумывая полученную весть. А потом приказал вызвать к нему Управительницу Наю и Велимана, мастера войны. * * *
Одноглазый мастер сидел в подземелье у Редара — в этот день у пленника выдалось много гостей. Сначала Ная, потом, спозаранку, забежала Лези с привычной уже утренней порцией мяса и каши, немножко посидела, наблюдая, как жадно он ест, — а теперь еще и командир ополченцев, повадками и внешним видом чем-то неуловимо похожий на Кенгара, лучшего охотника пещерного города. Редар был уверен, что эти двое быстро бы нашли общий язык. Кенгар по-настоящему ценил опытных людей, разве что Салестера не любил. Как и сам Редар, кстати.
А вот Велиман ему нравился. Оба пустынники, оба пленники, родственные души — не удивительно, что они быстро сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Вот и сегодня одноглазый воин, оставив своих «криворуких» на растерзание Альрику, спустился вниз, к новому другу. Сначала говорил он один, вспоминал с грустью родную пустыню, уже подернувшуюся пеленой забвения, свой дом с жалким кустиком саксаула, прикрывающим вход, своего высушенного ветрами и солнцем отца, младшую сестру... Рассказывал, как, угодив в плен к смертоносцам, он был поражен небывалой красотой этих мест. Пустыннику, считавшему раньше заросли песчаной колючки у подножья скал буйством растительной жизни, зеленый беспредел Долины Третьего Круга показался невозможным, совершенно невероятным чудом.
Редар слушал мастера войны и вспоминал себя — с каким восторгом он смотрел по сторонам, попав из пустыни в степь. Даже бедные цветами и толстыми сочными стеблями травы вызвали у него изумление. Не удивительно, что, очутившись после песков сразу в плодородном раю Долины Третьего Круга, Велиман так сильно удивился.
А воин уже переключился на историю своего многострадального глаза. В Акмоле ее слышали почти все, причем по десять раз — это единственное, что мастер вообще о себе рассказывал. Редар был в городе новичок, а значит — благодарный слушатель, и Велиман со смешком начал вспоминать:
— Уже почти пять лун прошло, как меня схватили. И очень мне не хотелось дальше с мокрицами обниматься...
Редар улыбнулся, оглядел стены своей темницы.
— Э-э, — пренебрежительно махнул рукой Велиман, — это у тебя здесь так, ерунда. Твари эти омерзительные, любят сырость и гниль, поселили их в старой каменоломне — в галерее, где раньше подземная река протекала. Потом в нее стали гадость всякую, нечистоты сваливать. Река испортилась, загнила, превратилась в тошнотворно зловонную лужу. Нечто подобное мокрицы и обожают больше всего — для них это самое раздолье. Ну, а я должен был каждый день в это месиво спускаться, отлавливать десяток тварей потолще. На завтрак, стало быть. Мне, кстати, мясо мокриц не положено было — кормили похлебкой, да кусок высохшей лепешки давали. Правда, я и не особенно настаивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75