Он пробежал рукой по ее волосам, вытащив шпильки и освободив от плена прекрасные кудри.
– Я знал людей, которые пристрастились к опиуму. Они были одержимы им. Теперь я понимаю их страсть. Ты мой цветок лотоса. С того момента, как я вошел в студию, несмотря на мою цель найти Беддингтона, я мог думать лишь о тебе. А когда ты рядом, я не могу удержаться и не прикоснуться к тебе.
Он скользнул пальцем в вырез на лифе и начал ласкать ее грудь дразнящими прикосновениями.
– Не знаю, обрадовало ли вас, что своей цели вы достигли, – сказала она, когда он наклонил голову и начал покрывать ее кожу от подбородка до впадинки на шее легкими поцелуями. Ее пульс забился еще быстрее. – Но вы нашли мистера Беддингтона.
Его смех был похож на тихие раскаты грома.
– Верно, полагаю, что нашел. Я просто не ожидал, что захочу затащить этого парня в постель.
– Вот к чему все ведет, да? – Следующую пуговицу она расстегнула сама, открыв его восхищенному взору краешек обнаженной груди. – К твоей кровати.
Он прижался губами к ее уху, слегка прикусив нежную мочку.
– Если Бог есть на небесах…
– Конечно, есть, – заверила она его.
Он снова поцеловал ее, и тогда ей показалось, что все прежние поцелуи были просто детской игрой. Их души объединились в одно дыхание, переплелись, и уже нельзя было сказать, в каком теле какая обитала раньше.
Он продолжал расшнуровывать тугой корсет, пока его губы творили с ней настоящие чудеса. Ее грудь жаждала его прикосновения, томясь в узкой тюрьме корсета. Он поставил ее на ноги, чтобы помочь снять корсет, а она одновременно помогала ему освободиться от одежды. Одна из пуговиц, на его накрахмаленной рубашке, никак не желающая поддаваться, оторвалась и покатилась по полу.
– Извини, – пробормотала она в перерыве между поцелуями. – Я снова тебе ее пришью.
Он усмехнулся:
– Готов смириться с одной потерянной пуговицей как с неизбежной жертвой в жестокой схватке.
– Говоришь, в схватке? – У нее перехватило дыхание, когда он провел губами по ее шее и вдоль кружев, которыми был обшит ворот сорочки. – Ты говоришь так, будто бы мы с тобой на войне.
– Конечно, на войне. – Он выпрямился и окинул ее взглядом. – И не нужно удивляться. Разве ты не нарекла меня своим богом войны? Эта битва столь же вечная, как и рай, однако в этой войне обе стороны непременно должны проиграть, даже если обе выиграют.
– Я не понимаю.
– Не понимаешь? Я думал, что, как вдова, ты… – Он бросил на нее вопросительный взгляд. – Не имеет значения. Мне очень приятно быть твоим наставником в любви. Понимаешь, Ларла, если я не смогу доставить тебе удовольствие в этой игре, то не смогу получить удовольствие сам. Вот почему я говорю, что мы оба должны проиграть, если хотим выиграть.
Она подняла руки, и он через голову снял с нее кружевную юбку. Она прокляла моду, которая требовала от нее носить несколько нижних юбок, кринолин, корсет, сорочку и панталоны. Стоит снять что-то одно, и обнаруживаешь другое.
– Тогда я желаю вам успеха в вашей кампании, сэр. – Она стянула рубашку с его плеч. – Я люблю выигрывать.
– И я тоже. – Он со смехом избавился от следующего предмета ее одежды. – Но ты должна признать, с сари было намного проще.
– Мой отец говорил: «Если хочешь что-то иметь, придется потрудиться».
– Твой отец действительно очень мудрый человек, – согласился Тревелин. Последняя из нижних юбок упала к ее ногам.
Улыбка исчезла с его лица, и он серьезно продолжил освобождать ее от оставшейся одежды. Артемизия повернулась к нему спиной, чтобы он мог расслабить шнуровку, потом снова встала к нему лицом. Он расшнуровал корсет, высвободив грудь под тонкой рубашкой.
Теперь, когда наконец-то ее грудь не была сдавлена корсетом, Артемизия смогла глубоко вздохнуть, и избыток кислорода повлек за собой головокружение. Артемизия наблюдала за лицом Трева, пока он развязывал ленту на присобранном вороте рубашки. Он ослабил ее и стянул с плеч, обнажая ее упругую грудь. Нерв на его щеке начал подергиваться.
– Что-то не так? – спросила Артемизия.
– Почему ты спрашиваешь? – Напряжение не покидало его.
Она поднесла руку к его щеке и погладила ее.
– Кажется… что тебе больно.
Он накрыл ее руку своей.
– Мне сложно себя контролировать, и я боюсь, что могу тебя напугать.
– Что в тебе может меня испугать?
– То, что я хочу сделать, находясь рядом с тобой. Никогда такого не чувствовал. Я так сильно хочу тебя, что не знаю, смогу ли сдержаться и обуздать себя. – На миг ей показалось, что рука, накрывшая ее руку, задрожала.
– Не волнуйся, – сказала она язвительно. – Если ты только напугаешь меня, я сама помогу тебе сделать это.
Он откинул голову назад и расхохотался:
– Маленькая дерзкая девчонка. Охотно верю, что ты так и поступишь. – Его глаза потемнели от желания, когда он потянулся к ее груди, чтобы заключить ее в свои ладони. Его пальцы ласкали ее грудь, обводя круги вокруг сосков. – Ты такая нежная, Ларла, я не могу насытиться тобой. – Он наклонил голову, чтобы продолжать целовать ее.
Артемизия начала расстегивать пуговицы на его брюках, но ощущения, которые вызывали в ней его поцелуи, заставили ее затаить дыхание. Как это было прекрасно! Он слегка прикусил ее грудь, и она ощутила волну наслаждения, которая буквально граничила с болью.
А когда его рука залезла в ее панталоны и умелые пальцы принялись играть серенаду любви, Артемизия застонала от удовольствия и слегка раздвинула ноги. Тупая боль начала пульсировать в ее тайной плоти. Еще несколько быстрых движений его пальцев, и она ощутила мучительное блаженство.
– Прошу тебя, – взмолилась она.
– Я намерен довести дело до конца. – Он поднял голову, и она увидела на его лице самодовольную улыбку. – Я не успокоюсь, пока не доставлю вам удовольствие, мадам.
– Тогда помоги мне раздеть тебя, или я окончательно потеряю рассудок.
– Похоже, вы испытываете слабость к обнаженным натурам, верно? – поддразнил он, расстегивая пуговицы на брюках. – Как оказалось, и я тоже.
Он приспустил ее панталоны, и она скинула их, оставшись в одних чулках и изящных туфельках. Он отступил на несколько шагов и взглянул на нее, уже избавившись и от своих брюк. Артемизия поборола желание прикрыть себя руками. Тревелин стоял – руки в боки, фаллос в полной боевой готовности, мышцы груди напряжены, живот каменно твердый. Создавалось впечатление, что бог войны планировал свою кампанию.
– Мой старый преподаватель по ораторскому искусству всегда советовал мне представлять слушателей голыми, в одних носках, чтобы я не нервничал, когда выступаю перед большой аудиторией, – сказал он. – Но заверяю тебя, я бы никогда не мог сосредоточиться на выступлении, если бы ты была моей слушательницей.
Артемизия засмеялась, но ее хихиканье превратилось в «ой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72