Когда я убедился, что мы вошли в нужный нам проток, я заглушил оба мотора, и мы в тишине дрейфовали вместе с приливом, с напряжением вслушиваясь, не раздается ли в темноте звук мотора патрульного судна. Но в ночи лишь изредка раздавался крик цапли или плеск вынырнувшей на мелководье рыбы. Молчаливые, как призраки, мы плыли вверх по протоку.
С обеих сторон к нам подступали темные мангровые заросли, наполняя влажный воздух удушливым запахом гниения и болота. На неровной поверхности протока плясал отраженный свет звезд, и однажды длинное узкое выдолбленное каноэ проскользнуло мимо нас, подобно плывущему крокодилу, поблескивая в воде веслами – видимо, рыбаки возвращались домой. Они на минуту остановились, чтобы рассмотреть нас, а затем, даже не поприветствовав, быстро скрылись во мгле.
– Что-то мне это не нравится.
– Мы будем пить пиво у «Лорда Нельсона» прежде, чем они успеют доложить кому следует, – я знал что большинство рыбаков на побережье хранили свои секреты и не любили бросаться словами. Поэтому появление каноэ не беспокоило меня.
Посмотрев вперед, я заметил первую излучину, и течение стало подталкивать «Балерину» к дальнему берегу. Я нажал на стартер, и мотор вновь негромко заурчал. Мы пробирались вверх по извилистому протоку, пока, наконец, не достигли широкой, спокойной реки, где кончились мангровые заросли, а с обеих сторон поднимались невысокие крепкие берега. Примерно в миле впереди я разглядел устье впадающей Сальсы как темный пролом в береговой линии, опущенной стройными высокими камышами. Наверху горел двумя неяркими желтыми огнями – один над другим – условный сигнал.
– Что я тебе говорил, Чабби, это просто прогулка за молоком!
– Мы еще не дома, – возразил Чабби, вечный оптимист.
– О’кей, Анджело, иди к якорям. Я скажу тебе, где их надо бросить.
Мы медленно ползли по потоку, и у меня в голове вертелись строчки из детских стишков. Я не мог от них отделаться, даже когда оставил управление и достал из отсека ручной фонарь.
Три, четыре – взяли гири!
Пять, шесть – бревна есть!
Я на минуту задумался о сотнях серых исполинов, которым было суждено погибнуть из-за бивней, и почувствовал, как щемящее чувство вины щекоткой пробежало у меня по позвоночнику: я был причастен к этой бойне. Но мне удалось отогнать эти мысли и поднять фонарь, направив луч ответного сигнала на горящие на берегу огни. Я сделал три вспышки, как было условленно и поравнялся с береговыми огнями раньше, чем резко погас нижний из них.
– О’кей, Анджело, пусть судно подойдет ближе, – сказал я и выключил моторы. Якорь упал в воду, и тишину нарушило резкое громыхание цепи. «Балерина» сделала рывок вперед, затем назад, цепь натянулась, а судно развернулось вдоль протока.
Чабби пошел принести сети для подъема груза, а я остался у перил, с тревогой вглядываясь в свет сигнального фонаря. Ничто не нарушало тишину, кроме трескучего пения лягушек в болотистых камышовых зарослях вдоль берегов Сальсы. В этой тишине я скорее почувствовал, чем расслышал биение сердце гиганта. Пожалуй, оно проникло в меня сквозь ступни ног, а не через барабанные перепонки. Не было сомнения, что это было биение морского дизельного мотора «Алисон». Я знал, что старые, со времен второй мировой войны моторы «Роллс-Ройс» были сняты со спасательных судов и заменены на «Алисон». И теперь звук, который я уловил, несомненно был ленивой нотой «Алисон».
– Анджело, – я старался говорить как можно тише, но с тревогой в голосе. – Отстегни якорную цепь. Ради бога, поскорей.
На случай аварии якорная цепь крепилась болтом, и я, благодаря Всевышнему, поспешил на мостик.
Заводя мотор, я услышал, как Анджело тяжелым молотом вышиб болт. Он сделал удара три, и конец цепи с шумом полетел за борт.
– Она свободна, Харри, – крикнул Анджело, и я включил ход «Балерины» на полную мощность. Она сердито заворчала, от лопастей вверх полетела белая пена, и «Балерина» рванулась вперед.
Хотя мы двигались вниз по течению, навстречу нам со скоростью в пять узлов шел прилив, «Балерина» прыгала и не слушалась.
Даже сквозь шум наших собственных моторов до меня доносилось ворчание «Алисон», и вскоре из поросшего камышами устья Сальсы показался длинный угрожающий силуэт. В свете звезд я узнал судно – изящный корпус, красивый изгиб линий, резко очерченная корма – одна из спасательных лодок Королевского флота, что провела лучшие свои годы в Проливе и теперь доживала последние дни в прибрежных малярийных водах.
Темнота скрывала ее дряхлость – ржавые пятна и неровную, всю в заплатах покраску – она была совсем старушенция. С нее сняли замечательные роллс-ройсовские моторы, заменив их на менее экономичные «Алисон». В равных условиях «Балерина» обставила бы ее в одно мгновение, но условия были далеко не равные. У другого судна были и сила и скорость, и оно вышло в проток, чтобы перерезать нам путь. Когда же на нем зажглись боевые огни, они ударили нас, как молот. Два ярких слепящих луча, таких сильных, что мне пришлось прикрыть глаза ладонью.
Судно встало впереди нас, перегородив проток, и я смог различить на его передней палубе неясные фигуры, копошившиеся возле трехфунтовой пушки, что стояла на широкой подставке. Ствол, казалось, был направлен прямо в мою ноздрю, и я почувствовал дикое, безысходное отчаяние.
Это была тщательно спланированная и мастерски выполненная засада. Я было решил идти на таран. Скорее всего у судна был деревянный корпус, порядком уже прогнивший, и фибергласовый нос «Балерины» выдержал бы удар. Но течение было против нас, и «Балерина» просто не смогла бы набрать необходимую скорость.
Внезапно тишину нарушил электрический звук громкоговорителя, донесшийся из-за слепящих боевых огней.
– Подойдите ближе, мистер Флетчер. Или мы будем вынуждены открыть огонь.
Один снаряд из их пушки оставил бы от нас мокрое место, а пушка их стреляла быстро и метко. С такого расстояния они бы разделались с нами за десять секунд. Я заглушил мотор.
– Мудрое решение, мистер Флетчер. А теперь встаньте на якорь, – донеслось из громкоговорителя.
– О’кей, Анджело, – мрачно сказал я и подождал, пока он сбросит запасной якорь. Внезапно я снова почувствовал боль в руке – за последние несколько часов я совсем позабыл о ней.
– Я же говорил, что без ружья нам просто беда, – пробормотал стоящий возле меня Чабби.
– Да, хотел бы я посмотреть, как бы ты стал стрелять в эту здоровенную пушку, Чабби. Все бы со смеху покатились.
Патрульное судно неуклюже маневрировало вокруг нас, не сводя с нас огней и пушечного дула. Мы беспомощно стояли в слепящих лучах и ждали. Я не хотел ни о чем думать, но какой-то внутренний голос издевался надо мной.
«Скажи прощай своей „Балерине“, Харри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
С обеих сторон к нам подступали темные мангровые заросли, наполняя влажный воздух удушливым запахом гниения и болота. На неровной поверхности протока плясал отраженный свет звезд, и однажды длинное узкое выдолбленное каноэ проскользнуло мимо нас, подобно плывущему крокодилу, поблескивая в воде веслами – видимо, рыбаки возвращались домой. Они на минуту остановились, чтобы рассмотреть нас, а затем, даже не поприветствовав, быстро скрылись во мгле.
– Что-то мне это не нравится.
– Мы будем пить пиво у «Лорда Нельсона» прежде, чем они успеют доложить кому следует, – я знал что большинство рыбаков на побережье хранили свои секреты и не любили бросаться словами. Поэтому появление каноэ не беспокоило меня.
Посмотрев вперед, я заметил первую излучину, и течение стало подталкивать «Балерину» к дальнему берегу. Я нажал на стартер, и мотор вновь негромко заурчал. Мы пробирались вверх по извилистому протоку, пока, наконец, не достигли широкой, спокойной реки, где кончились мангровые заросли, а с обеих сторон поднимались невысокие крепкие берега. Примерно в миле впереди я разглядел устье впадающей Сальсы как темный пролом в береговой линии, опущенной стройными высокими камышами. Наверху горел двумя неяркими желтыми огнями – один над другим – условный сигнал.
– Что я тебе говорил, Чабби, это просто прогулка за молоком!
– Мы еще не дома, – возразил Чабби, вечный оптимист.
– О’кей, Анджело, иди к якорям. Я скажу тебе, где их надо бросить.
Мы медленно ползли по потоку, и у меня в голове вертелись строчки из детских стишков. Я не мог от них отделаться, даже когда оставил управление и достал из отсека ручной фонарь.
Три, четыре – взяли гири!
Пять, шесть – бревна есть!
Я на минуту задумался о сотнях серых исполинов, которым было суждено погибнуть из-за бивней, и почувствовал, как щемящее чувство вины щекоткой пробежало у меня по позвоночнику: я был причастен к этой бойне. Но мне удалось отогнать эти мысли и поднять фонарь, направив луч ответного сигнала на горящие на берегу огни. Я сделал три вспышки, как было условленно и поравнялся с береговыми огнями раньше, чем резко погас нижний из них.
– О’кей, Анджело, пусть судно подойдет ближе, – сказал я и выключил моторы. Якорь упал в воду, и тишину нарушило резкое громыхание цепи. «Балерина» сделала рывок вперед, затем назад, цепь натянулась, а судно развернулось вдоль протока.
Чабби пошел принести сети для подъема груза, а я остался у перил, с тревогой вглядываясь в свет сигнального фонаря. Ничто не нарушало тишину, кроме трескучего пения лягушек в болотистых камышовых зарослях вдоль берегов Сальсы. В этой тишине я скорее почувствовал, чем расслышал биение сердце гиганта. Пожалуй, оно проникло в меня сквозь ступни ног, а не через барабанные перепонки. Не было сомнения, что это было биение морского дизельного мотора «Алисон». Я знал, что старые, со времен второй мировой войны моторы «Роллс-Ройс» были сняты со спасательных судов и заменены на «Алисон». И теперь звук, который я уловил, несомненно был ленивой нотой «Алисон».
– Анджело, – я старался говорить как можно тише, но с тревогой в голосе. – Отстегни якорную цепь. Ради бога, поскорей.
На случай аварии якорная цепь крепилась болтом, и я, благодаря Всевышнему, поспешил на мостик.
Заводя мотор, я услышал, как Анджело тяжелым молотом вышиб болт. Он сделал удара три, и конец цепи с шумом полетел за борт.
– Она свободна, Харри, – крикнул Анджело, и я включил ход «Балерины» на полную мощность. Она сердито заворчала, от лопастей вверх полетела белая пена, и «Балерина» рванулась вперед.
Хотя мы двигались вниз по течению, навстречу нам со скоростью в пять узлов шел прилив, «Балерина» прыгала и не слушалась.
Даже сквозь шум наших собственных моторов до меня доносилось ворчание «Алисон», и вскоре из поросшего камышами устья Сальсы показался длинный угрожающий силуэт. В свете звезд я узнал судно – изящный корпус, красивый изгиб линий, резко очерченная корма – одна из спасательных лодок Королевского флота, что провела лучшие свои годы в Проливе и теперь доживала последние дни в прибрежных малярийных водах.
Темнота скрывала ее дряхлость – ржавые пятна и неровную, всю в заплатах покраску – она была совсем старушенция. С нее сняли замечательные роллс-ройсовские моторы, заменив их на менее экономичные «Алисон». В равных условиях «Балерина» обставила бы ее в одно мгновение, но условия были далеко не равные. У другого судна были и сила и скорость, и оно вышло в проток, чтобы перерезать нам путь. Когда же на нем зажглись боевые огни, они ударили нас, как молот. Два ярких слепящих луча, таких сильных, что мне пришлось прикрыть глаза ладонью.
Судно встало впереди нас, перегородив проток, и я смог различить на его передней палубе неясные фигуры, копошившиеся возле трехфунтовой пушки, что стояла на широкой подставке. Ствол, казалось, был направлен прямо в мою ноздрю, и я почувствовал дикое, безысходное отчаяние.
Это была тщательно спланированная и мастерски выполненная засада. Я было решил идти на таран. Скорее всего у судна был деревянный корпус, порядком уже прогнивший, и фибергласовый нос «Балерины» выдержал бы удар. Но течение было против нас, и «Балерина» просто не смогла бы набрать необходимую скорость.
Внезапно тишину нарушил электрический звук громкоговорителя, донесшийся из-за слепящих боевых огней.
– Подойдите ближе, мистер Флетчер. Или мы будем вынуждены открыть огонь.
Один снаряд из их пушки оставил бы от нас мокрое место, а пушка их стреляла быстро и метко. С такого расстояния они бы разделались с нами за десять секунд. Я заглушил мотор.
– Мудрое решение, мистер Флетчер. А теперь встаньте на якорь, – донеслось из громкоговорителя.
– О’кей, Анджело, – мрачно сказал я и подождал, пока он сбросит запасной якорь. Внезапно я снова почувствовал боль в руке – за последние несколько часов я совсем позабыл о ней.
– Я же говорил, что без ружья нам просто беда, – пробормотал стоящий возле меня Чабби.
– Да, хотел бы я посмотреть, как бы ты стал стрелять в эту здоровенную пушку, Чабби. Все бы со смеху покатились.
Патрульное судно неуклюже маневрировало вокруг нас, не сводя с нас огней и пушечного дула. Мы беспомощно стояли в слепящих лучах и ждали. Я не хотел ни о чем думать, но какой-то внутренний голос издевался надо мной.
«Скажи прощай своей „Балерине“, Харри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99