У Питера засосало под ложечкой, слегка закружилась голова. О, эти рыжие волосы, зеленые глаза, по-кельтски белая кожа. Эти бледные щеки, обрамленные волнами, которые то рыжели, то алели, то становились каштановыми.., потом янтарными.
А в потухших глазах Корса Канта вдруг блеснул огонек догадки.
— Лошади! — воскликнул он, словно с него наконец спали чары. — Мы перережем поводья, и юты бросятся за лошадьми!
Юноша словно ожил. И явно порадовался тому, что разгадал замысел Ланселота прежде Анлодды.
— Погодите, погодите! — умоляюще проговорила девушка. — Насчет лошадей и ютов я поняла сразу, я ведь не дура набитая, и я знаю, сколько стоят лошади. Но разве юты не кинутся на нас сразу же, как только мы примемся отбирать у конюхов поводья?
«Девчонка права, — мысленно признал Ланселот, которому все еще не терпелось схватиться с ютами. — Что скажешь?» Питер знал, что делать. «Богу ведомо, я прежде проделывал такие штуки. Я был один, а со мной — группа из четырех человек. Тогда, возле одного „засеченного“ кабака в Лондондерри». Питер медленно обнажил кинжал и сказал негромко и зловеще:
— Отбирать мы ничего не станем, Анлодда. Мы их прикончим, конюхов этих, ясно? И очень быстро.
«Вот оно, снова начинается, — заработала схема морали и нравственности. — Все в точности так, как было в Гибралтаре, Белфасте, Армаге, Париже. Длинная нисходящая спираль начинается с принятия решения, и решение это всегда тебе навязано. Спираль начинается со своего конца, и этот конец настолько важен, что цель оправдывает любые средства».
Анлодда и Корс Кант молчали. Девушка заморгала, словно ей что-то в глаз попало. Она медленно покачала головой.
— Ты дала клятву, — напомнил ей Питер. — Ты сказала, что больше никаких чувств, помнишь?
Анлодда шагнула к Корсу Канту, но вплотную не подошла, Невидимая стена все еще стояла между ними.
— И что же, — продолжал подзуживать Анлодду Питер. — Такая опытная воительница, и распустишь нюни из-за пары ютских сопляков? Да ты разуй глаза! Погляди, во что они превратили твой город? — И он резким жестом обвел дымящиеся руины Харлека.
Удар, что называется, ниже пояса. Анлодда на город смотреть не стала, она опустила глаза. Питер затаил дыхание.
А потом она вытащила из ножен клинок, поднесла его к кинжалу Питера. Рука ее едва заметно подрагивала. Корс Кант при всем желании не смог бы к ним присоединиться в этом жесте солидарности. Он стоял, потея в тяжелой, не по росту длинной мантии, отороченной лисьим мехом, растерянный, преданный своей богине, дочери изменника.
— Ну что? — буркнула Анлодда. — Мы атакуем, или как?
Питер сгруппировался и ловко перепрыгнул с подмостей на крышу ближайшего дома.
Глава 27
Я понимаю, как это трудно, но все-таки попытайтесь представить себе громадного медведя, который ни за что не откажется вкусно полакомиться, и только этим много лет занимался. Ну или огромный валун с руками и ногами, покрытый шерстью, словно варварская обезьяна.
Нет-нет, я не хочу оскорблять наших братьев сикамбрийцев. В конце концов и сам Магистр Строитель родом из Лангедока! Но Ланселот, увы, не строен, хотя в нем есть какое-то изящество, насколько может быть изящным, ну, скажем, бочонок. И еще он жутко волосатый.
В общем, когда мы перелезали через перила, он зацепился сапогом за доску, крякнул и полетел вниз, и покатился к грязной луже, похожий на тот самый волосатый валун, который я вас просила вообразить.
Я спрыгнула за ним настолько резво, насколько смогла, но его голова мелькала и катилась так быстро, как колесо удаляющейся повозки, как оброненное яблоко по витой лестнице.
Шага три я держалась на ногах, потом упала и заскользила на животе. Это оказалось куда хуже, чем свалиться с Мериллуин. Наверное, Этому Мальчишке представилось, будто я ныряю в море со скалы, потому что он тут же бросился следом за мной с диким воплем. Нет, честное слово, по-моему, он считает меня глиняной статуэткой, способной в любой миг разбиться на куски! Но у меня не было возможности остановиться и сказать ему честно и откровенно все, что я об этом думаю.
Ланселот попытался резко встать на ноги. Он очень ошибся. Тут же повалился лицом вниз. Я-то и пытаться не стала — уж лучше на животе скользить, чем кувыркаться.
А полководец вляпался макушкой в стену. А я, представьте, ударилась головой о его подметки. Еще мгновение, и рядом с нами оказался Этот Мальчишка. Он явно боялся за меня, но молчал и ко мне не прикасался — все боялся осквернить мою царственную кожу прикосновением пальцев простого барда.
Нет, все еще хуже.., теперь он считает меня богиней и полагает, что прикоснуться ко мне — сущее богохульство. Была принцессой — стала богиней. И еще — я изменница из рода изменников.
Одно только грело душу — что Гормант не мой родной отец.
Ланселот встал, покачиваясь, словно Мерлин, когда основательно погостит в винном погребе.
— Послушай, — обратилась я к нему. — Ты уверен, что с тобой все хорошо?
— Еще.., как уверен.., никогда не чувствовал себя.., лучше, — соврал он, и протер глаза, которые у него жутко косили в разные стороны.
— Славно, — крикнула я и сообщила очевидное. — А вот и юты, что идут, чтобы расправиться с нами по-свойски.
Я так храбро говорила ради Этого Мальчишки, ведь он так обожает все римское. Но на самом деле у меня поджилки тряслись, и я была готова совсем не по-королевски дать деру, и оставить Кея и Бедивира на произвол судьбы. Это что же, моя «благородная» кровь во мне заговорила? Вообще-то, если честно, эти близнецы мне никогда не нравились, они меня «девчонкой» называли, и думали, что мне гораздо больше к лицу сковорода и горшки, чем меч или топор.
Какое-то мгновение ближайший к нам ют пялился на нас так, словно мы были неожиданно выросшими прямо у него под носом грибами. Но он быстро пришел в себя и заорал, и бросился к нам, а следом за ним его напарник.
Над моей головой пролетела стрела, а я пригнулась, наверное, через день после того, как это произошло, чувствуя себя той самой «девчонкой», какой меня обзывали эти двое мерзавцев. Но это я рассказываю только для того, чтобы вы лучше представили, как все было.
Ланселот вскочил на ноги, как скрученная пружина, с холодностью хорошо обученной охотничьей собаки, столкнувшейся с медведем, — только вот на месте медведя оказались двое до зубов вооруженных ютов.
Однако я все же не забыла о нашем первоначальном плане, и потому со всех ног бросилась к конюшне.
До лошадей было шагов сто, а разум мой опережал меня на бегу. Неужели я и вправду сумею лишить жизни двух сосунков, которым еще и двадцати не исполнилось? Я пыталась разжечь в себе боевой огонь, но добилась только того, что меня еще сильнее стала мучать совесть.
Пьяные юты были ничуть не лучше, но все-таки они были вооруженными воинами, вот-вот, и что они натворили, во что превратили мой любимый Харлек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
А в потухших глазах Корса Канта вдруг блеснул огонек догадки.
— Лошади! — воскликнул он, словно с него наконец спали чары. — Мы перережем поводья, и юты бросятся за лошадьми!
Юноша словно ожил. И явно порадовался тому, что разгадал замысел Ланселота прежде Анлодды.
— Погодите, погодите! — умоляюще проговорила девушка. — Насчет лошадей и ютов я поняла сразу, я ведь не дура набитая, и я знаю, сколько стоят лошади. Но разве юты не кинутся на нас сразу же, как только мы примемся отбирать у конюхов поводья?
«Девчонка права, — мысленно признал Ланселот, которому все еще не терпелось схватиться с ютами. — Что скажешь?» Питер знал, что делать. «Богу ведомо, я прежде проделывал такие штуки. Я был один, а со мной — группа из четырех человек. Тогда, возле одного „засеченного“ кабака в Лондондерри». Питер медленно обнажил кинжал и сказал негромко и зловеще:
— Отбирать мы ничего не станем, Анлодда. Мы их прикончим, конюхов этих, ясно? И очень быстро.
«Вот оно, снова начинается, — заработала схема морали и нравственности. — Все в точности так, как было в Гибралтаре, Белфасте, Армаге, Париже. Длинная нисходящая спираль начинается с принятия решения, и решение это всегда тебе навязано. Спираль начинается со своего конца, и этот конец настолько важен, что цель оправдывает любые средства».
Анлодда и Корс Кант молчали. Девушка заморгала, словно ей что-то в глаз попало. Она медленно покачала головой.
— Ты дала клятву, — напомнил ей Питер. — Ты сказала, что больше никаких чувств, помнишь?
Анлодда шагнула к Корсу Канту, но вплотную не подошла, Невидимая стена все еще стояла между ними.
— И что же, — продолжал подзуживать Анлодду Питер. — Такая опытная воительница, и распустишь нюни из-за пары ютских сопляков? Да ты разуй глаза! Погляди, во что они превратили твой город? — И он резким жестом обвел дымящиеся руины Харлека.
Удар, что называется, ниже пояса. Анлодда на город смотреть не стала, она опустила глаза. Питер затаил дыхание.
А потом она вытащила из ножен клинок, поднесла его к кинжалу Питера. Рука ее едва заметно подрагивала. Корс Кант при всем желании не смог бы к ним присоединиться в этом жесте солидарности. Он стоял, потея в тяжелой, не по росту длинной мантии, отороченной лисьим мехом, растерянный, преданный своей богине, дочери изменника.
— Ну что? — буркнула Анлодда. — Мы атакуем, или как?
Питер сгруппировался и ловко перепрыгнул с подмостей на крышу ближайшего дома.
Глава 27
Я понимаю, как это трудно, но все-таки попытайтесь представить себе громадного медведя, который ни за что не откажется вкусно полакомиться, и только этим много лет занимался. Ну или огромный валун с руками и ногами, покрытый шерстью, словно варварская обезьяна.
Нет-нет, я не хочу оскорблять наших братьев сикамбрийцев. В конце концов и сам Магистр Строитель родом из Лангедока! Но Ланселот, увы, не строен, хотя в нем есть какое-то изящество, насколько может быть изящным, ну, скажем, бочонок. И еще он жутко волосатый.
В общем, когда мы перелезали через перила, он зацепился сапогом за доску, крякнул и полетел вниз, и покатился к грязной луже, похожий на тот самый волосатый валун, который я вас просила вообразить.
Я спрыгнула за ним настолько резво, насколько смогла, но его голова мелькала и катилась так быстро, как колесо удаляющейся повозки, как оброненное яблоко по витой лестнице.
Шага три я держалась на ногах, потом упала и заскользила на животе. Это оказалось куда хуже, чем свалиться с Мериллуин. Наверное, Этому Мальчишке представилось, будто я ныряю в море со скалы, потому что он тут же бросился следом за мной с диким воплем. Нет, честное слово, по-моему, он считает меня глиняной статуэткой, способной в любой миг разбиться на куски! Но у меня не было возможности остановиться и сказать ему честно и откровенно все, что я об этом думаю.
Ланселот попытался резко встать на ноги. Он очень ошибся. Тут же повалился лицом вниз. Я-то и пытаться не стала — уж лучше на животе скользить, чем кувыркаться.
А полководец вляпался макушкой в стену. А я, представьте, ударилась головой о его подметки. Еще мгновение, и рядом с нами оказался Этот Мальчишка. Он явно боялся за меня, но молчал и ко мне не прикасался — все боялся осквернить мою царственную кожу прикосновением пальцев простого барда.
Нет, все еще хуже.., теперь он считает меня богиней и полагает, что прикоснуться ко мне — сущее богохульство. Была принцессой — стала богиней. И еще — я изменница из рода изменников.
Одно только грело душу — что Гормант не мой родной отец.
Ланселот встал, покачиваясь, словно Мерлин, когда основательно погостит в винном погребе.
— Послушай, — обратилась я к нему. — Ты уверен, что с тобой все хорошо?
— Еще.., как уверен.., никогда не чувствовал себя.., лучше, — соврал он, и протер глаза, которые у него жутко косили в разные стороны.
— Славно, — крикнула я и сообщила очевидное. — А вот и юты, что идут, чтобы расправиться с нами по-свойски.
Я так храбро говорила ради Этого Мальчишки, ведь он так обожает все римское. Но на самом деле у меня поджилки тряслись, и я была готова совсем не по-королевски дать деру, и оставить Кея и Бедивира на произвол судьбы. Это что же, моя «благородная» кровь во мне заговорила? Вообще-то, если честно, эти близнецы мне никогда не нравились, они меня «девчонкой» называли, и думали, что мне гораздо больше к лицу сковорода и горшки, чем меч или топор.
Какое-то мгновение ближайший к нам ют пялился на нас так, словно мы были неожиданно выросшими прямо у него под носом грибами. Но он быстро пришел в себя и заорал, и бросился к нам, а следом за ним его напарник.
Над моей головой пролетела стрела, а я пригнулась, наверное, через день после того, как это произошло, чувствуя себя той самой «девчонкой», какой меня обзывали эти двое мерзавцев. Но это я рассказываю только для того, чтобы вы лучше представили, как все было.
Ланселот вскочил на ноги, как скрученная пружина, с холодностью хорошо обученной охотничьей собаки, столкнувшейся с медведем, — только вот на месте медведя оказались двое до зубов вооруженных ютов.
Однако я все же не забыла о нашем первоначальном плане, и потому со всех ног бросилась к конюшне.
До лошадей было шагов сто, а разум мой опережал меня на бегу. Неужели я и вправду сумею лишить жизни двух сосунков, которым еще и двадцати не исполнилось? Я пыталась разжечь в себе боевой огонь, но добилась только того, что меня еще сильнее стала мучать совесть.
Пьяные юты были ничуть не лучше, но все-таки они были вооруженными воинами, вот-вот, и что они натворили, во что превратили мой любимый Харлек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98