А Педро был тогда страшно предупредителен, он поспешил вернуть бретельку на место, застегнул блузку, обнял ее: «Хорошо, хорошо, моя девочка, не будем, если не хочешь», – и потом, наверное, у него так же болело, как у Сэма. Только он молчал об этом. Педро – господин и джентльмен, не такой грубиян, как Сэм, который все ей выбалтывает и все время как-то странно подчеркивает, что она ему нравится потому, что выглядит как мальчик, а Ренату он, мол, отверг из-за ее обильной женскости. Болтун и трепач. Гешвиндер откровенно пялился на нее, как тогда в Задворжи, у реки, когда она показывала ему себя, медленно, по частям снимая купальный халат; сейчас он вдруг вытанцевал сложную фигуру и спросил:
– Ты счастлива, Ирена?
– В чем?
– В своем супружестве?
– Вполне. А ты в своем жениховстве?
Гешвиндер заморгал:
– Жофия – хорошая девушка.
– Ты на ней женишься?
Он покачал головой:
– Нет. Пока нет. Еще есть время.
– Когда закончишь институт, да?
– Может быть.
Она видела, что ему хочется поговорить о старых временах. Но, подумав, она решила не трогать прошлое, хотя очень приятно слушать слова любви, и от давно оставленных полулюбовников – пожалуй, даже больше, чем от других.
– А что собирается делать после института Роберт? – спросил Гешвиндер.
– Наверное, пойдет на радио.
– Еще не решил?
– Не совсем.
Пауза. Он обнял ее.
– А у меня уже все решилось, – сообщил он.
– Да?
– Для начала – девять тысяч в месяц.
– Вот как! – Она сделала большие глаза. – Поздравляю, Педро!
– Мне дают в свое распоряжение авто, – продолжал он небрежно. – Вот это будет жизнь!
– И барышни, конечно?
– Будут и барышни, – твердо ответил он. – Каждую субботу на машине за город… – Он замолчал. Сейчас последует приглашение. Она знала такие сценарии. – Ты приедешь когда-нибудь меня навестить, Ирена?
– Уж лучше ты меня, когда будешь с машиной. Как-нибудь откажешься от барышни и вывезешь за город меня, а?
Он улыбнулся.
– Ты позволишь?
– Конечно.
Она посмотрела на его губы. Тогда она шла домой после их свидания с застывшей шеей и несла его поцелуй на губах до самого дома, на ночь даже зубы не чистила, чтоб хранить его подольше. Педро, первый мужчина, который ее поцеловал. А сейчас он говорил:
– Знаешь, я с тобой часто встречаться не смогу. Из-за Жофии, естественно.
– Естественно.
– Но мне хотелось бы встречаться с тобой.
– Для чего?
– Ну, поговорить хотя бы. Ведь мы с тобой довольно много пережили, как ты думаешь?
– Еще бы! – Ее реплика немного растрепала его официальную романтику, а заодно и натянутую добродетель, ибо он тут же выпалил:
– А тебе не хотелось бы снова, Ирена?
– Что?
– Ну, встречаться со мной время от времени? Хотя бы раз в месяц.
– Пожалуй, нет.
– Я бы ничего от тебя не требовал. Просто так, для души.
– А для чего еще?
– Ни для чего. Только для души.
– И ни для чего больше?
– Ну, – он состроил виноватую улыбку, – разве что поцеловать себя как-нибудь позволишь, ты ведь такая сладкая девочка.
– Это мне тоже не интересно.
Он заморгал.
– Просто так, поговорить, Ирена.
– Где уж! Тебя опять потянет на прежнее, Педро. И тебе станет скучно видеть во мне только ангелочка.
В его глазах читалось откровенное желание:
– Ну, если б ты захотела…
– Я бы не захотела, – спокойно ответила она.
– Нет?
– Нет.
Он снова замолчал. Она тоже молчала, ждала второй сет. А как она плакала, когда он ее бросил! Он не должен был. Будь он по-настоящему умным, они могли бы остаться вместе.
– Ирена! – вдруг вспыхнул он. – Если б я был свободен, ты бы еще подумала, как избавиться от Роберта! Этого болвана!
– Ты ведь его толком не знаешь.
– Но знаю, что он баран.
– С чего ты взял?
– Если б не был бараном, он бы…
– Что?
– Да ничего.
– Так что бы он?…
– Короче, не позволил бы тебе путаться с Гелленом.
– А он мне позволил?
– Ну, сама знаешь…
– Именно потому, что он вовсе не баран.
– Все это лишь слова, Ирена. Если б ты не была…
– Договаривай!
– Если б ты не была такой закоренелой…
– Ты хочешь сказать – глупой или что-то вроде?
– Нет-нет, Ирена, честно.
– Ну хорошо. Так что было бы?
– Ирена, представь себе, как мы с тобой могли бы жить!
Она быстро представила. Наверняка была бы кафельная ванная. Педро всегда умел делать деньги. Но уже ничего не попишешь. Поздно. А Педро – идиот. Вслух же она спросила:
– Ты мне это предлагаешь?
– Если бы ты захотела, Ирена.
– И ради меня ты бы оставил Жофию?
Он покраснел. Педро – и вдруг так откровенно краснеть? Ну-ну…
– Только не ври!
– Понимаешь… Не могу, – произнес он, запнувшись, а потом быстро добавил: – Я не могу от нее отказаться!
– Почему же?
– Не потому, что я люблю ее больше, чем тебя. Но…
– Правду, Педро!
– Понимаешь, ее отец – крупная шишка в том предприятии, куда я устраиваюсь.
– Ах, душенька! – засмеялась она. – Ты прямо блеск, Педро! Ты такой чистосердечный! Я тебя страшно люблю!
К нему сразу же вернулась предприимчивость:
– Но я часто мог бы с тобой видеться, Ирена. Снял бы в городе квартирку, и мы там могли встречаться хотя бы пару раз в неделю, если б ты захотела.
– Очень мило с твоей стороны!
– Ты бы хотела?
Жизнь явно научила его чему-то, но она покачала головой.
– Я серьезно.
– Я знаю. Но я бы не могла тебя делить, Педро.
– Тебе не пришлось бы делить. Ты же поняла, что с Жофией я из-за денег.
– Значит, с Жофочкой ради карьеры, а со мной – для души?
– Не нужно так смотреть на это…
– Нет, дорогой, номер не пройдет.
Он опустил голову. Оркестр доиграл мелодию. Педро выпустил ее из объятий, она взяла его под руку, и они медленно пошли в общем круге по залу. Он тихо и как-то жалостливо спросил:
– Ирена, ты вспоминаешь когда-нибудь?
– Вспоминаю, ты же знаешь.
– Помнишь, – каким-то актерским голосом протянул он, – как мы вместе сидели в Задворжи у воды, и ты была со мной так ласкова.
– Педро, не надо томатного соку, – сказала она тоном Власты Мандловой. Конечно, он вспоминает, это по носу его видно. Как она позволила цветастому купальному халату упасть с ее плеч, чтоб он мог рассмотреть ее, а она не сделала бы этого, если б ее груди не загорели; она подставляла их солнцу в укромном месте за излучиной; Педро тогда что-то лепетал, а когда встал и пошел к ней, она быстро вернула халат на место. Ах, Педро!
– Ирена!
– Нет, нет. Я знаю, о чем ты вспоминаешь. Я помню, что было у воды в Задворжи. Было – да сплыло.
Было да сплыло. Совсем обнаженной она никогда перед ним не показывалась. Впервые – перед Робертом. А перед Сэмом – вообще никогда. Ни разу. Ни чуть-чуть. И теперь уже никому не покажется. Никому в жизни. Никому. В жизни. Ей стало грустно. И никого больше ее нагота не будет интересовать. Через пару лет. Она стряхнула мысли, чтобы не провалиться в них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35