Этот парень спас меня от чего-то нехорошего – я на самом деле в то время могла отмочить все что угодно. Разумеется, с собой бы я ничего не сделала – это исключено. Я могла кое-кого отравить, плеснуть в лицо серной кислотой и так далее. Тот парень предложил мне свое покровительство и дружбу. Он смотрел на меня как на женщину – уж что-что, а в этих вещах я кумекаю, но даже не подумал завести со мной романчик. Понимаешь, я видела, как он борется с собой, как ненавидит себя за то, что очень хочет меня. Черт, в конце концов я попросту взбесилась. Мы жили с ним вдвоем в каких-то развалинах, он топил печку, готовил еду. Придурок настоящий. Знаешь, что я сделала?
– Что? – с интересом спросил Эдвард, чувствуя, как снова оживает его член.
– Отомстила ему. Сбежала от него, оставив свой дневник. Разумеется, это была наивная девчоночья месть. Я вернулась домой, в Москву. Там у меня был муж-педрило, который все время трясся от страха, что его возьмут за жопу и посадят в конверт…
– Что-что? – не понял Эдвард. – Как это – в конверт?
Она рассмеялась.
– Ну да, вы, американцы, такие наивные. У вас не сажают в тюрьму за то, что кто-то засовывает свой собственный член не в ту дырку, в какую положено по советскому закону. Мой муженек жуть как боялся советской тюряги, и я служила ему прикрытием. Ну а я тоже слегка нашкодила и тоже побаивалась ментов, то есть полиции по-вашему.
– Что ты сделала? – спрашивал Эдвард, предвкушая возбуждающий в сексуальном плане рассказ.
Ив нахмурилась, но всего на секунду.
– Ладно, расскажу – ты сегодня заслужил, – изрекла она, поглаживая Эдварда по начинающему затвердевать пенису. – У меня был любовник, тоже актер. Как оказалось, и в жизни. Его старуха-жена была такой богатой, естественно, по нашим меркам. Пела в Большом, раскатывала по всему свету. Она мечтала заиметь ребеночка от своего Сашули, но сама уже давным-давно пережила климакс и вообще, подозреваю, годилась только на то, чтобы ее драили ручкой от метлы. А этот Сашуля трахал подряд всех баб. Меня тоже взял и трахнул, а я вообразила себе, что это и есть любовь. Ну да, я тогда из себя Джульетту изображала. Я сказала ему, что забеременела, – надеялась, наверное, что он уйдет от старухи и женится на мне. Но он еще тот орешек оказался. Представляешь, доложил обо всем своей старушенции, и та стала осыпать меня подарками. Она так хотела, чтобы я родила этого ребеночка и отдала им. Навсегда. Ну да, мне-то он совсем был ни к чему, и я бы от него все равно избавилась, но иногда я смотрела на свой безобразный живот и думала о том, что чем больше и безобразней он становится, тем щедрее делается старушка. Когда я родила, я тут же скумекала, что стоит мне отдать им младенца, и я на веки вечные лишусь покоя. Я к тому времени их так ненавидела…
– Странно с психологической точки зрения. Это опровергает теорию… – начал было Эдвард, но Ив его перебила:
– Катись в жопу со своими теориями. Вы, американцы, только тем и занимаетесь, что из всего выводите теории и закономерности. Сплошная математика, а не жизнь. Еще Некрасов, кажется, сказал: «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть». Хотя ты наверняка не знаешь поэзии – в этой стране читают только рекламу и иногда заголовки книг.
– Ты не права, – попытался возразить Эдвард. – Наша нация одна из самых…
– Да ладно, я уже это слыхала. Вы патриоты, а мы устали ими быть. Так вот, я взяла и скормила этого ребеночка двум миленьким песикам.
Эдвард почувствовал, как его член буквально взмыл вверх, и это не ускользнуло от внимания Ив.
– Ты, я вижу, вполне нормальный парень, хоть иногда и плетешь всякую чушь, – сказала она.
– Ты его убила, а потом…
– Дурачок. – Ив истерично хохотнула. – Разве я похожа на людоедку? Просто я пару деньков не кормила этих милых песиков, а они без сырого мяса жить не могли. Тебе необходимо знать все-все подробности? – вдруг спросила она, наклоняясь к Эдварду.
– Да, – выдавил он и с натугой сглотнул слюну. – Расскажи мне все-все, как было. Это… это безумно интересно.
– Ха, а мы с тобой похожи даже больше, чем я думала, доктор Тэлбот, – заметила Ив. – Так вот, один придурок, которому я вдолбила в голову, что это его отпрыск, комсорг и вообще совок до кончиков ногтей, выкрал меня из роддома и спрятал на даче у своего друга, который в то время был в загранке. Он навещал меня почти каждый день, привозил продукты и сюсюкался с ребенком. И все уговаривал меня развестись с моим геем и стать его гейшей. Как-то на досуге я представила себе картинку из нашей будущей семейной жизни и поняла, что сыграю в ящик, если сделаю так, как он просит. Короче, план созрел в одночасье. А чтоб эти песики не слопали заодно и меня, я ушла прогуляться в лес. Но перед тем как уйти, открыла двери в комнату, где спал малыш. Ну и капнула в постельку сукровицы от мяса. Больше, видит Бог, не сделала ничего. Я гуляла в лесу часа четыре, если не больше, – читала вслух сонеты Петрарки, целые сцены из пьес Шекспира, стихи Лермонтова и прочую ерунду. Наконец, усекла каким-то десятым чувством: пора возвращаться. Я к тому времени жуть как проголодалась и замерзла. Когда я пришла, песики рвали окровавленную тряпочку. У них все еще были очень голодные глазки. И тут вдруг появился этот придурок. Я разыграла великолепную сцену в стиле Еврипида. Комсорг взвыл, разорвал на себе рубашку, схватил ружье и пристрелил песиков. Я думала, он свихнется, но он по-быстрому залил нутро водкой и захрапел прямо на полу. Он мерзкий тип. Я когда-то переспала с ним разик от тоски и горя, но в тот момент мне его бешено захотелось. Увы, у него между ног болталась настоящая мочалка, которую я не смогла превратить даже в гнилой огурец. Я, разумеется, смылась с этой дачки, а он поднял такой хиппеж… Мой супружник-педрило увез меня на курорт подальше от театра непредсказуемых действий. Но этот псих достал меня и там. Парень, про которого я рассказывала тебе вначале, оказался очень кстати. – Она замолчала, положила голову на живот Эдварда и, глядя куда-то в потолок, задумчиво произнесла: – Мне кажется, он из той же породы, что и твой папуля. Интересно, почему русские постоянно находятся в противоречии со своим так называемым внутренним «я»? И что такое – это «я»? Тэдди, а ты любишь страдать?
– Нет, – решительно сказал Эдвард. – Как можно любить страдать?
– Но они самым искренним образом это любят. Им кажется, они очищаются в страдании. От чего, спрашивается? Еще кое-кто из них считает, что плоть мешает духу достичь каких-то там высот. Мне тоже когда-то так казалось – начиталась я всяких книжек, к тому же в ту пору мое тело было совсем не тренированным и я не умела получать от него удовольствия. Но я-то думала, что стоит только полюбить и… Черт, какой же я была сентиментальной идиоткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101