– Голос его был тих, как шепот, и раздался, кажется, внутри ее самой, а не от ветерка, но был наполнен характерной для него смесью иронии и печали. – Боюсь, я вижу тебя намного лучше, чем ты меня.
Она круто повернулась, глаза ее метались из стороны в сторону.
– Где ты? – прошептала она, внезапно испугавшись, что теряет рассудок.
– Я в воздухе, над тобой, рядом с тобой, любовь моя.
– Я нашла ключ! – Хоуп высоко подняла его в воздухе, словно жертвоприношение, которое должно было умилостивить богов. Она бы все на свете отдала, только чтобы Арман был рядом с ней. Все на свете! – Я вложила его в замок, Арман. – Она отчаянно пыталась избавиться от комка в горле. Ей было больно дышать, больно смотреть. Все доставляло такую боль… Словно тысячи ножей исполосовали ее кожу и впились в кости, разрывая ее на части. Она снова утерла слезы рукавом. – Я думала, может, ты вернешься, если я воспользуюсь ключом. Но я опоздала.
– Нет, – голос его донесся до нее подобно порыву теплого ветерка. – Ты не опоздала, любимая. Ты как раз вовремя.
– Что же мне делать? – Слова были произнесены шепотом, они прозвучали как плач ребенка ночью.
– Встань, моя eglantier. Дай мне посмотреть на тебя. Дай увидеть тебя всю, как при нашей первой встрече.
Колени ее дрожали, когда она поднялась, но руки действовали быстро и уверенно, пока она раздевалась и поворачивалась. Ей было все равно, что она не может увидеть его, если только он с ней. Все еще с ней. Он разговаривает с ней. Она не могла утратить последнюю ниточку, связывавшую их. И не утратит.
Теплый ветерок ласкал ее, словно это его руки прикасались к ее груди, дразня, касались живота, согревали ее кожу своим теплом.
– Я люблю тебя, моя Хоуп. Я люблю тебя так, что не могу и выразить. И мне не надо объяснять это тебе, правда? Ты ведь все знаешь, да?
– Да, я это знаю. И ты знаешь, что в тебе вся моя жизнь, – просто ответила она и выпрямилась с достоинством, запечатленным в каждой линии ее обнаженного тела.
– Будь сильной, моя Хоуп. Будь такой сильной, как та сила, что заложена в тебе. Мы снова встретимся. Неважно, как или где, но мы снова будем вместе. Клянусь тебе. И когда мы с тобой встретимся в следующий раз, то оба будем свободны и сможем любить и быть любимыми. Как нам и предназначено.
Сердце Хоуп стучало в груди, и смутный страх от мысли, что она вот-вот потеряет его, переполнял ее. И все же она понимала, что ничего больше не может сделать. Если он не останется с ней, душа ее будет опустошена, и перед ней будет только одинокая жизнь, наполненная невыносимыми воспоминаниями. Но если вдруг он прав…
– А откуда… откуда ты это знаешь?
Он грустно рассмеялся.
– Откуда я знаю, что солнце будет вставать снова и снова? Откуда я знаю, что у тебя будут замечательные дети? Я одинаково уверен и в том, и в другом. Я просто знаю.
Страх ее сменился яростным гневом, который нарастал в ней с невероятной силой и наконец излился, давая выход неимоверному напряжению, которое она испытывала.
– Черт бы тебя побрал, ты просто высокомерный, напыщенный француз! – воскликнула она, страстно желая и нуждаясь в успокоении, которое, она понимала, он не мог принести ей теперь.
– А ты – любящая женщина, готовая отдать все, и с темпераментом, которому позавидуют сами фурии, – прошептал он ей на ухо, и в голосе его проступило бесовское лукавство. – Ты моя лесная роза!
Слезы застлали ей глаза. Высоко подняв руки, она пошарила в воздухе, пытаясь нащупать очертания Армана.
– Не уходи. Пожалуйста, не покидай меня, – молила она хриплым шепотом.
– Шшш, малышка. Дай мне в последний раз ощутить тебя рядом с собой, – сказал он.
Ветер коснулся ее длинных волос, пока она молча стояла, закрыв глаза, чтобы отдалить приближение неизбежного. Внезапно теплый порыв ветра окружил ее со всех сторон, прикасаясь к ней то тут, то там, обвиваясь вокруг ее талии, словно руки возлюбленного. А слезы все катились и катились по ее щекам. Дыхание Хоуп становилось прерывистым и таким неровным, что у нее закружилась голова.
И желание ее возрастало.
Каждый раз, как ветерок притрагивался к ней, он разжигал в ее теле огонь, которым до сих пор лишь Арману удавалось воспламенить ее. Ветерок играл с растрепавшимися прядями ее волос, ласкал ее глаза и губы, нежно поглаживал груди, наполняя их зрелостью любви Армана.
Низкий стон вырвался у нее, и она не знала, почему: то ли от мучительного осознания, что она теряет его, то ли от мучительных прикосновений ласкового ветерка…
– Я люблю тебя, Хоуп. Никогда в этом не сомневайся, – сказал ветер, и в голове ее прозвучал знакомый голос Армана.
Она только могла вздохнуть в ответ. Откинув голову назад, она подняла лицо к небу, и волосы ее развевались как у безумной.
– Неважно, как или когда, но мы будем снова вместе. Клянусь тебе, моя Хоуп, моя Надежда. Господь милостив – мы уже довольно страдали.
Она содрогнулась, теряя равновесие от внезапно наэлектризовавшегося тела, но ветер легко обвился вокруг Хоуп, удерживая ее. Порыв ветра снова коснулся ее губ мимолетной лаской, и она глубоко вдохнула его. Яркая молния с треском разорвала небо зигзагом и пропала, спрятавшись в темной, зловещей туче.
Хоуп осела на землю, откинув назад голову и протянув руки к небу. Низкий, болезненный крик вырвался из ее груди в опустевший воздух. Ей казалось, что невыносимая боль разрывает ей всю душу.
– Не-ет!
Она должна попытаться! Она должна вернуть его! На четвереньках Хоуп подползла к сундучку и быстро повернула ключ, отмыкая замок. В ту же секунду на острове наступила полная тишина. Даже птицы замолчали.
Он исчез.
Следующие три дня слились для Хоуп в одно неясное пятно с туманными очертаниями. Рассеянно посмотрев на себя в зеркало, она удивилась, увидев в нем то же самое лицо – свое лицо.
– Она ходит, она говорит, она почти похожа на человека, – пробормотала Хоуп, обращаясь к самой себе. Это были первые слова, произнесенные ею вслух с того грозового дня. Затем она глуховато рассмеялась, но смех этот закончился рыданием.
Казалось, рассудок покинул Хоуп. Все, что она ни делала каждый день, она делала лишь для того, чтобы дожить до следующего дня. Ей все было все равно. Ничто не имело значения. Ничто и было как раз именно тем словом, которое лучше всего подходило сейчас для описания ее жизни. Она не чувствовала рядом с собой живого присутствия Армана, и для нее жизнь потеряла всякий смысл.
Месяцы, проведенные с ним, казались ей целой прожитой жизнью. Однако все, что осталось у нее от этой любви, – это проржавевший латунный сундучок и его содержимое: дневник, написанный на французском языке, и миниатюра с изображением женщины, до того похожей на Хоуп, что это сходство завораживало. Ах, да. И ключ, ключ из слоновой кости, который она носила на шее, словно талисман, как напоминание о его любви, о его заботе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49