Зато ручной засов на люке… Басс потрогал грубое металлическое устройство. Трудно поверить, что кто-то добровольно поставит такое вместо нормального электронного замка!
Отто выглядел смущённым. Пока Басс выбирался из тоннеля, немец успел захлопнуть какую-то бумажную книгу. Теперь от держал эту целлюлозную архаику у бедра, словно не решаясь спрятать её за спину и в то же время не желая привлекать внимания.
— Это человек-лягуха тебя надоумил с тестом? — Басс кивнул на книжку.
— Что?… Ах, ты про стихи. Да, Тисима, кто же ещё.
— А про вдохновение он тебе ничего не говорил? Что оно не у всех бывает и не всегда?
— Да-да-да, он сказал, что это должен быть стих на один вдох. — Отто взмахнул книжкой. — Но главное не форма, а образ. Так можно отличить искин от живого человека. Человек способен чувствовать скрытую гармонию мира…
— Ну, ему как мусорщику видней. — Басс помассировал плечо, которое затекло от неудобной позы в тоннеле. — А вообще тут ещё кое-кого не мешало бы протестировать. Давно в зеркало смотрелся? Тебя словно из формалина вынули.
— Это все курьерская служба, будь она неладна. Здесь-то, видишь, совсем…
Он обвёл рукой основной зал нетро, куда они перешли из подсобки. Да уж. Раньше эти длинные столы напоминали Бассу школьные парты в шумном классе. Теперь, без посетителей и снующих туда-сюда ботов — типичный морг.
А ведь когда-то нетро Отто считалось одним из самых модных заведений Горы. Первые пандоры, разрешённые для частного использования — кто мог устоять? Правда, на практике революционная технология молекулярных принтеров быстренько обросла кучей механизмов защиты. Многие вещи, включая живые организмы, запрещалось дублировать вообще. Далее шёл «серый список» — вещи, при копировании которых пандоры искусственно понижали качество, а то и просто встраивали в копию механизм саморазрушения. И лишь для совсем узкого круга субстанций разрешался «нуль-транспорт» — точное копирование при условии уничтожения оригинала в сканере.
— Молоко будешь? — Глаза Отто умоляли не отказываться, руки уже суетились на сенсорах пандоры. — Пил когда-нибудь соевое с солодом? Да что я говорю, пил конечно. А пакалоло?
— Не надо, от него у меня стрём начинается, — поморщился Басс.
— И правильно, здоровее будешь. Давай лучше лунное, с пониженной лактозой. Оно не с Луны, конечно. Это они там в Гренландии специально коров в темноте держат, вот и называют «лунное». Да ты садись, я тебе сам посылочку вызову…
Басс усмехнулся. «Посылочку». Ну да, именно нуль-транспортный протокол в сочетании с сетевым подключением породил бум нетро. В детстве Басс никак не мог понять, зачем мать таскает его с собой в эти заведения — ведь домашняя пандора без всякой Сети легко приготовит обед на основе любого из тысяч рецептов. Но мать упорно твердила, что её подруги, оставшиеся в Старой Европе, готовят гораздо лучше, и никакой рецепт не заменит их опыт.
— Уже неделю так сижу. — Отто показал на входную дверь, запертую изнутри на железный засов. — Не знаю даже, с кем посоветоваться. Хорошо, что ты пришёл. Ты вроде разбираешься в искинах…
«Это они во мне разбираются», мрачно подумал Басс, вспоминая робохирурга, похожего на перевёрнутое дерево.
Он сел за ближайший стол и сделал вид, что разглядывает плавающие вдоль стен голограммки в жанре «микробиоарт». Может, в чем-то другом Отто и был неуклюж, но своему хобби он нашёл неплохое применение. Кишечная микрофлора в стеклянных капсулах, увеличенная электронным микроскопом — отличное оформление для нетро.
Правда, люди, знавшие Отто так же хорошо, как Басс, не особенно веселились от этих картинок. Поскольку догадывались, отчего их приятель увлёкся таким искусством. Жёсткие запреты на лечение антибиотиками появились в Старой Европе лишь тогда, когда половина её жителей оказалась во власти тяжёлых форм аллергии, а вирусные эпидемии стали опустошать целые города. Ещё несколько лет понадобилось, чтобы подвести под суд пищевые корпорации, использующие антибиотики-консерванты. Но и после этого, живя на других континентах, многие продолжали страдать из-за достижений фармацевтики, которыми их накормили в детстве. Собственная микрофлора Отто уже долгие годы не хотела восстанавливаться. Это сильно повлияло на его чувство прекрасного.
Однако сегодня даже его коллекция микробиоарта представляла собой жалкое зрелище. Большая часть голограммок вообще потухла — ни розовых шариков дрожжей, ни буйных морковок бифидобактерий, что так радовали туристов в былые годы. Да и оставшиеся в живых экспонаты выглядели так, словно сами просили антибиотиков. Грязно-жёлтая E.coli висела у входа, как ботинок утопленницы, любившей длинные шнурки. А зелёная Helicobacter pylori, казалось, вот-вот шмякнется на стол перед Бассом, точно гнилой огурец.
Стало быть, Отто перестал за ними следить. А ведь когда-то в его коллекции были все шестьсот бактерий, обитающих в человеческом кишечнике. Язва, рак, даже аутизм — всего лишь маленькие сбои в равновесии этого большого общежития.
Басс перевёл взгляд на немца. Здесь поставить диагноз будет посложней. Отто всегда был самым неприметным в их компании. Даже молчаливый Шон, и тот как-то выделялся — хотя бы своим ростом и румянцем. Отто же не был ни высоким, ни низким, ни толстым, ни худым. И назвать его блондином язык не поворачивался. Бесцветные, аккуратно подстриженные волосы казались лишь прокладочным материалом для вечной белой шапочки. И это творожное лицо безо всякого выражения…
Хотя нет, сегодня в лице Отто появилась некая особая черта. Это было лицо человека, столкнувшегося с беспорядком. Страдающий творог. Фанатичный борец за здоровый образ жизни, лишь на склоне лет узнавший, что всю жизнь вытирал задницу не в ту сторону.
— Вначале все так хорошо закрутилось, — вздохнул Отто. — Старый знакомый, он сам раньше гастроэнтерологом работал. Мы с ним вместе программы для фуджеев писали… Тогда у меня и появилась эта идея — стеганография на дрожжевых протеинах. А тут он объявился снова, со своей курьерской службой. Давай, говорит, к нам, как раз по твоему профилю есть разработка…
Пандора пискнула. Немец вздрогнул и боязливо приоткрыл крышку. Потом облегчённо выдохнул и достал из синтезатора квадратный стакан с бело-голубой жидкостью.
— Попробуй.
Ох, как мать замучила Басса этим «попробуй» в детстве! Впрочем, во время тех посиделок в нетро он и сам иногда получал удовольствие — на свой мальчишеский лад. Ему очень нравилось, когда из какой-нибудь пандоры вдруг начинала хлестать ветчина. Все вокруг вскакивали, кто-то из взрослых кричал про новый вирус, консультант в белой шапочке бросался к пандоре и что-то в ней крутил. Через пару минут порядок восстанавливался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Отто выглядел смущённым. Пока Басс выбирался из тоннеля, немец успел захлопнуть какую-то бумажную книгу. Теперь от держал эту целлюлозную архаику у бедра, словно не решаясь спрятать её за спину и в то же время не желая привлекать внимания.
— Это человек-лягуха тебя надоумил с тестом? — Басс кивнул на книжку.
— Что?… Ах, ты про стихи. Да, Тисима, кто же ещё.
— А про вдохновение он тебе ничего не говорил? Что оно не у всех бывает и не всегда?
— Да-да-да, он сказал, что это должен быть стих на один вдох. — Отто взмахнул книжкой. — Но главное не форма, а образ. Так можно отличить искин от живого человека. Человек способен чувствовать скрытую гармонию мира…
— Ну, ему как мусорщику видней. — Басс помассировал плечо, которое затекло от неудобной позы в тоннеле. — А вообще тут ещё кое-кого не мешало бы протестировать. Давно в зеркало смотрелся? Тебя словно из формалина вынули.
— Это все курьерская служба, будь она неладна. Здесь-то, видишь, совсем…
Он обвёл рукой основной зал нетро, куда они перешли из подсобки. Да уж. Раньше эти длинные столы напоминали Бассу школьные парты в шумном классе. Теперь, без посетителей и снующих туда-сюда ботов — типичный морг.
А ведь когда-то нетро Отто считалось одним из самых модных заведений Горы. Первые пандоры, разрешённые для частного использования — кто мог устоять? Правда, на практике революционная технология молекулярных принтеров быстренько обросла кучей механизмов защиты. Многие вещи, включая живые организмы, запрещалось дублировать вообще. Далее шёл «серый список» — вещи, при копировании которых пандоры искусственно понижали качество, а то и просто встраивали в копию механизм саморазрушения. И лишь для совсем узкого круга субстанций разрешался «нуль-транспорт» — точное копирование при условии уничтожения оригинала в сканере.
— Молоко будешь? — Глаза Отто умоляли не отказываться, руки уже суетились на сенсорах пандоры. — Пил когда-нибудь соевое с солодом? Да что я говорю, пил конечно. А пакалоло?
— Не надо, от него у меня стрём начинается, — поморщился Басс.
— И правильно, здоровее будешь. Давай лучше лунное, с пониженной лактозой. Оно не с Луны, конечно. Это они там в Гренландии специально коров в темноте держат, вот и называют «лунное». Да ты садись, я тебе сам посылочку вызову…
Басс усмехнулся. «Посылочку». Ну да, именно нуль-транспортный протокол в сочетании с сетевым подключением породил бум нетро. В детстве Басс никак не мог понять, зачем мать таскает его с собой в эти заведения — ведь домашняя пандора без всякой Сети легко приготовит обед на основе любого из тысяч рецептов. Но мать упорно твердила, что её подруги, оставшиеся в Старой Европе, готовят гораздо лучше, и никакой рецепт не заменит их опыт.
— Уже неделю так сижу. — Отто показал на входную дверь, запертую изнутри на железный засов. — Не знаю даже, с кем посоветоваться. Хорошо, что ты пришёл. Ты вроде разбираешься в искинах…
«Это они во мне разбираются», мрачно подумал Басс, вспоминая робохирурга, похожего на перевёрнутое дерево.
Он сел за ближайший стол и сделал вид, что разглядывает плавающие вдоль стен голограммки в жанре «микробиоарт». Может, в чем-то другом Отто и был неуклюж, но своему хобби он нашёл неплохое применение. Кишечная микрофлора в стеклянных капсулах, увеличенная электронным микроскопом — отличное оформление для нетро.
Правда, люди, знавшие Отто так же хорошо, как Басс, не особенно веселились от этих картинок. Поскольку догадывались, отчего их приятель увлёкся таким искусством. Жёсткие запреты на лечение антибиотиками появились в Старой Европе лишь тогда, когда половина её жителей оказалась во власти тяжёлых форм аллергии, а вирусные эпидемии стали опустошать целые города. Ещё несколько лет понадобилось, чтобы подвести под суд пищевые корпорации, использующие антибиотики-консерванты. Но и после этого, живя на других континентах, многие продолжали страдать из-за достижений фармацевтики, которыми их накормили в детстве. Собственная микрофлора Отто уже долгие годы не хотела восстанавливаться. Это сильно повлияло на его чувство прекрасного.
Однако сегодня даже его коллекция микробиоарта представляла собой жалкое зрелище. Большая часть голограммок вообще потухла — ни розовых шариков дрожжей, ни буйных морковок бифидобактерий, что так радовали туристов в былые годы. Да и оставшиеся в живых экспонаты выглядели так, словно сами просили антибиотиков. Грязно-жёлтая E.coli висела у входа, как ботинок утопленницы, любившей длинные шнурки. А зелёная Helicobacter pylori, казалось, вот-вот шмякнется на стол перед Бассом, точно гнилой огурец.
Стало быть, Отто перестал за ними следить. А ведь когда-то в его коллекции были все шестьсот бактерий, обитающих в человеческом кишечнике. Язва, рак, даже аутизм — всего лишь маленькие сбои в равновесии этого большого общежития.
Басс перевёл взгляд на немца. Здесь поставить диагноз будет посложней. Отто всегда был самым неприметным в их компании. Даже молчаливый Шон, и тот как-то выделялся — хотя бы своим ростом и румянцем. Отто же не был ни высоким, ни низким, ни толстым, ни худым. И назвать его блондином язык не поворачивался. Бесцветные, аккуратно подстриженные волосы казались лишь прокладочным материалом для вечной белой шапочки. И это творожное лицо безо всякого выражения…
Хотя нет, сегодня в лице Отто появилась некая особая черта. Это было лицо человека, столкнувшегося с беспорядком. Страдающий творог. Фанатичный борец за здоровый образ жизни, лишь на склоне лет узнавший, что всю жизнь вытирал задницу не в ту сторону.
— Вначале все так хорошо закрутилось, — вздохнул Отто. — Старый знакомый, он сам раньше гастроэнтерологом работал. Мы с ним вместе программы для фуджеев писали… Тогда у меня и появилась эта идея — стеганография на дрожжевых протеинах. А тут он объявился снова, со своей курьерской службой. Давай, говорит, к нам, как раз по твоему профилю есть разработка…
Пандора пискнула. Немец вздрогнул и боязливо приоткрыл крышку. Потом облегчённо выдохнул и достал из синтезатора квадратный стакан с бело-голубой жидкостью.
— Попробуй.
Ох, как мать замучила Басса этим «попробуй» в детстве! Впрочем, во время тех посиделок в нетро он и сам иногда получал удовольствие — на свой мальчишеский лад. Ему очень нравилось, когда из какой-нибудь пандоры вдруг начинала хлестать ветчина. Все вокруг вскакивали, кто-то из взрослых кричал про новый вирус, консультант в белой шапочке бросался к пандоре и что-то в ней крутил. Через пару минут порядок восстанавливался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149