Но в зверинце его ждало ещё большее разочарование. На него произвёл впечатление только сам владелец зверинца — одноглазый мутант-украинец с большой головой, покрытой страшными шишками. Что же до биоргов, то среди них не оказалось ни зебр, ни грифонов, ни волкотов — и эти «ни» можно было продолжать до бесконечности. Из животных, обитавших в сказках искин-гувернёра, там показывали лишь дракона. Серая двухметровая ящерица свернулась среди камней, укрывшись тонкими перепонками крыльев, словно пакетом для мусора. Она вела себя так, будто мечтала умереть и уже почти осуществила свою мечту.
О других существах, демонстрировавшихся в зверинце, Басс раньше не слышал, но они были ещё скучнее. Какие-то облезлые собаки светились фиолетовыми пятнами в темноте грота. Пара низкорослых копытных, каждое с белым рогом посреди лба — они бродили по кругу, устало дыша, под контролем искинов-ошейников, и на них можно было кататься за отдельную сотню кредитов, но об этом Басс даже не заикался. Потом они с матерью посмотрели бассейн, где толпился десяток вялых птиц с когтями на крыльях. Шеи птиц периодически вытягивались вверх и снова сворачивались — точь-в-точь цех производственных роботов с разлаженной синхронизацией.
И конечно, все это сопровождалось постоянными криками матери, вперемешку с вежливыми советами гувернёра: «Себастьян, немедленно отойди! Ты можешь заразиться! — Мадемуазель, вы слишком строги. Все представленные здесь животные вакцинированы, и кроме того, силовой барьер… — Ну да, я забыла спросить говорящую кепку! Если б ты, тряпка безмозглая, побегал бы от эпидемий, как я, то не лез бы меня учить… Себастьян, я что сказала! Не вздумай трогать!!!»
Но даже разочарование Басса было использовано искином-педагогом для пользы дела. Для того, чтобы переключить внимание мальчика на борьбу с другими, более реальными и сильными врагами человека. Именно тогда Басс узнал, что создание биоргов для зоопарков и прочих развлекательных заведений — лишь частный случай применения генной инженерии. Настоящая же генетика — это серьёзная наука на страже здоровья людей. И как во всякой науке, в ней бывают неудачные опыты, порождающие не совсем тех существ, каких хотелось бы. Поэтому некоторые люди старшего поколения — здесь Басс уже и сам догадывался, что искин говорит о матери с её страхами — да, они относятся к биоргам излишне эмоционально. Однако, не будь ошибок, не было бы и прогресса. К тому же сейчас все не так, как двадцать лет назад, когда Генобум привёл к опасным и бесконтрольным экспериментам. В наши дни, благодаря унификации законов о геномоделировании, а также введению общих санитарных стандартов… И так далее, и так далее.
Финальный поворот к специализации прошёл у Басса даже легче, чем у многих сверстников. Когда его спрашивали потом в институте, почему он пошёл на медицинский, он со смехом рассказывал, что всему виной его детская боязнь волкотов и терапевтическая сказка его электроняньки про Супер-Санитара. Многим женщинам нравился такой откровенный ответ: в эпоху гено— и психопрограммирования все разговоры про выбор профессии обычно сводились к обмену анекдотами о ком угодно, только не о себе. Кто знает, не стал ли ты сам жертвой какого-нибудь идиотского эксперимента, на котором решили подзаработать твои родители. Ведь после бегства из адской Европы у них не было ничего, кроме собственных тел и мозгов. И у многих второе работало хуже первого.
Басс тоже догадывался, что дизайн его личности не ограничился сказочками гувернёра. Был ещё выбор геномодели — а эта часть его прошлого, целиком определённая матерью, оставалась самой тёмной загадкой. Много позже, на семинарах по психоанализу, он догадался, каких зверей на самом деле боялась мать. И почему у него не было отца — даже вымышленного.
А вот звери, то бишь дикие биорги — были. Вымышленные или просто никогда не виданные, они постоянно присутствовали где-то рядом, как фантомы.
В институте это были животные из учебных фильмов. До Генобума на них тестировали медикаменты, проводили декортикацию и прочие опыты. По институту ходили байки о том, что в каких-то варварских странах, где не хватает мощных виртуальных тренажёров, студенты до сих пор режут живых тварей, созданных по спецзаказу на более продвинутых континентах. Ходили слухи о безбашенных Джинах, выводящих одно чудовище за другим. Случалось, экзотические биорги мелькали в новостях из мира тех, кого Марек в рамках своей кулинарной иерархии называл «сливками». К примеру, сообщали, что некий шейх из Новых Эмиратов, чьё «чёрное золото» совсем обесценилось во время Второго Эрга, вынужден был продать двух своих кошек, чтобы обеспечить безбедную жизнь семьи ещё на несколько лет.
Самые призрачные фантомы зверей, от которых остались только названия, попадались практически ежедневно — ресторан «Голубой Лось», район Беличий Холм… Впрочем, существовал и более высокий уровень абстракции: науки, лженауки и культы. И те, и другие, и третьи говорили о биоргах одни и те же невероятные вещи, только по-разному. Например, и ликантропологи, и фуристы утверждали, что каждому человеку соответствует свой биорг. А Мария как-то провела неделю среди мескалитов и начала ощущать себя вороной. Пятьдесят литров ледяной воды помогли и на этот раз. Ворона так и осталась чистой идеей.
Но сегодня… После встречи с реальными дикими тварями Басс по-настоящему осознал эту призрачность «братьев меньших». Словно то неуловимое, что вечно живёт в уголке поля зрения, когда кажется — вот что-то мелькнуло, пошевелилось слева, а обернёшься — все те же бездвижные стены. Сотни раз он проходил мимо «Голубого Лося», но ни разу в жизни не видел настоящего. Ни голубого, ни жёлтого.
Креветок настоящих — да, видел. И рыб тоже. Но это же океан, совсем другой мир. Холодный, нечеловеческий. Дикая жизнь океана всегда была рядом, и все равно далеко — почти как на Луне, где человек все равно не живёт. Другое дело, когда прямо здесь, на суше… Разве что крысы выползли из океана?
Но ведь и на этот случай существуют береговые охранные боты, которые не пропустят даже селёдку, если она крупнее сэндвича. Да и температура тела — Басс вспомнил, в каком диапазоне он засёк крысиную армию. Такой температуры не может быть у холодной морской жизни.
Какой-то звук отвлёк его от размышлений. Оглядевшись, он увидел, что забрёл совсем не туда, куда направлялся. «Хорошо хоть не полетел», отметил Басс, знающий за собой эту склонность — забредать в задумчивости в совершенно неожиданные места, словно по воле чужого автопилота.
Он стоял посреди незнакомой площади — из тех, что и площадью-то назвать нельзя. Однако в их центре обычно торчит какая-нибудь корявая стелла, либо хрустальная призма, либо светящаяся ёлка — в общем, если назовёшь это перекрёстком, местные могут и накостылять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
О других существах, демонстрировавшихся в зверинце, Басс раньше не слышал, но они были ещё скучнее. Какие-то облезлые собаки светились фиолетовыми пятнами в темноте грота. Пара низкорослых копытных, каждое с белым рогом посреди лба — они бродили по кругу, устало дыша, под контролем искинов-ошейников, и на них можно было кататься за отдельную сотню кредитов, но об этом Басс даже не заикался. Потом они с матерью посмотрели бассейн, где толпился десяток вялых птиц с когтями на крыльях. Шеи птиц периодически вытягивались вверх и снова сворачивались — точь-в-точь цех производственных роботов с разлаженной синхронизацией.
И конечно, все это сопровождалось постоянными криками матери, вперемешку с вежливыми советами гувернёра: «Себастьян, немедленно отойди! Ты можешь заразиться! — Мадемуазель, вы слишком строги. Все представленные здесь животные вакцинированы, и кроме того, силовой барьер… — Ну да, я забыла спросить говорящую кепку! Если б ты, тряпка безмозглая, побегал бы от эпидемий, как я, то не лез бы меня учить… Себастьян, я что сказала! Не вздумай трогать!!!»
Но даже разочарование Басса было использовано искином-педагогом для пользы дела. Для того, чтобы переключить внимание мальчика на борьбу с другими, более реальными и сильными врагами человека. Именно тогда Басс узнал, что создание биоргов для зоопарков и прочих развлекательных заведений — лишь частный случай применения генной инженерии. Настоящая же генетика — это серьёзная наука на страже здоровья людей. И как во всякой науке, в ней бывают неудачные опыты, порождающие не совсем тех существ, каких хотелось бы. Поэтому некоторые люди старшего поколения — здесь Басс уже и сам догадывался, что искин говорит о матери с её страхами — да, они относятся к биоргам излишне эмоционально. Однако, не будь ошибок, не было бы и прогресса. К тому же сейчас все не так, как двадцать лет назад, когда Генобум привёл к опасным и бесконтрольным экспериментам. В наши дни, благодаря унификации законов о геномоделировании, а также введению общих санитарных стандартов… И так далее, и так далее.
Финальный поворот к специализации прошёл у Басса даже легче, чем у многих сверстников. Когда его спрашивали потом в институте, почему он пошёл на медицинский, он со смехом рассказывал, что всему виной его детская боязнь волкотов и терапевтическая сказка его электроняньки про Супер-Санитара. Многим женщинам нравился такой откровенный ответ: в эпоху гено— и психопрограммирования все разговоры про выбор профессии обычно сводились к обмену анекдотами о ком угодно, только не о себе. Кто знает, не стал ли ты сам жертвой какого-нибудь идиотского эксперимента, на котором решили подзаработать твои родители. Ведь после бегства из адской Европы у них не было ничего, кроме собственных тел и мозгов. И у многих второе работало хуже первого.
Басс тоже догадывался, что дизайн его личности не ограничился сказочками гувернёра. Был ещё выбор геномодели — а эта часть его прошлого, целиком определённая матерью, оставалась самой тёмной загадкой. Много позже, на семинарах по психоанализу, он догадался, каких зверей на самом деле боялась мать. И почему у него не было отца — даже вымышленного.
А вот звери, то бишь дикие биорги — были. Вымышленные или просто никогда не виданные, они постоянно присутствовали где-то рядом, как фантомы.
В институте это были животные из учебных фильмов. До Генобума на них тестировали медикаменты, проводили декортикацию и прочие опыты. По институту ходили байки о том, что в каких-то варварских странах, где не хватает мощных виртуальных тренажёров, студенты до сих пор режут живых тварей, созданных по спецзаказу на более продвинутых континентах. Ходили слухи о безбашенных Джинах, выводящих одно чудовище за другим. Случалось, экзотические биорги мелькали в новостях из мира тех, кого Марек в рамках своей кулинарной иерархии называл «сливками». К примеру, сообщали, что некий шейх из Новых Эмиратов, чьё «чёрное золото» совсем обесценилось во время Второго Эрга, вынужден был продать двух своих кошек, чтобы обеспечить безбедную жизнь семьи ещё на несколько лет.
Самые призрачные фантомы зверей, от которых остались только названия, попадались практически ежедневно — ресторан «Голубой Лось», район Беличий Холм… Впрочем, существовал и более высокий уровень абстракции: науки, лженауки и культы. И те, и другие, и третьи говорили о биоргах одни и те же невероятные вещи, только по-разному. Например, и ликантропологи, и фуристы утверждали, что каждому человеку соответствует свой биорг. А Мария как-то провела неделю среди мескалитов и начала ощущать себя вороной. Пятьдесят литров ледяной воды помогли и на этот раз. Ворона так и осталась чистой идеей.
Но сегодня… После встречи с реальными дикими тварями Басс по-настоящему осознал эту призрачность «братьев меньших». Словно то неуловимое, что вечно живёт в уголке поля зрения, когда кажется — вот что-то мелькнуло, пошевелилось слева, а обернёшься — все те же бездвижные стены. Сотни раз он проходил мимо «Голубого Лося», но ни разу в жизни не видел настоящего. Ни голубого, ни жёлтого.
Креветок настоящих — да, видел. И рыб тоже. Но это же океан, совсем другой мир. Холодный, нечеловеческий. Дикая жизнь океана всегда была рядом, и все равно далеко — почти как на Луне, где человек все равно не живёт. Другое дело, когда прямо здесь, на суше… Разве что крысы выползли из океана?
Но ведь и на этот случай существуют береговые охранные боты, которые не пропустят даже селёдку, если она крупнее сэндвича. Да и температура тела — Басс вспомнил, в каком диапазоне он засёк крысиную армию. Такой температуры не может быть у холодной морской жизни.
Какой-то звук отвлёк его от размышлений. Оглядевшись, он увидел, что забрёл совсем не туда, куда направлялся. «Хорошо хоть не полетел», отметил Басс, знающий за собой эту склонность — забредать в задумчивости в совершенно неожиданные места, словно по воле чужого автопилота.
Он стоял посреди незнакомой площади — из тех, что и площадью-то назвать нельзя. Однако в их центре обычно торчит какая-нибудь корявая стелла, либо хрустальная призма, либо светящаяся ёлка — в общем, если назовёшь это перекрёстком, местные могут и накостылять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149